Единственная любовь королевы

— Это он сделал мне больно, — со злостью сказал Берти.

— Тогда представь себе, как было больно папе.

— Били-то не его.

— Ах, Берти, неужели ты так никогда ничего и не поймешь? Есть то, от чего бывает гораздо больней, чем от удара трости. У тебя лучший, добрейший, милейший папа в мире, а ты сделал его несчастным, вынудив его бить тебя.

Берти решил, что самое время разреветься.

— Я ухожу, а тебе нужно хорошенько все обдумать. Но ты должен изменить свое поведение. Ведь ты огорчил и папу, и меня, и я уверена, что, когда ты это поймешь и вспомнишь о том, как ты любишь его и меня, тебе станет очень стыдно за то, что ты натворил, и тебе захочется стать лучше.

С этими словами она ушла.

Берти никак не хотел верить, что папе больнее, чем ему, потому что больнее, кажется, вообще никому не могло быть. Он снова стал плакать. Он не любил папу. Да и маму любил не больше.

Это было поразительное открытие, но оно хотя бы заставило его позабыть о своем ноющем теле.

Королева не могла не поговорить о Берти с принцем.

— Надо с ним что-то делать, Альберт.

— Какое-то время, конечно, он будет помнить сегодняшний урок.

— Бедный Альберт! Тут нужна определенная смелость. Представляю, как вы себя, должно быть, чувствовали. Но без этого, видно, не обойтись, и хорошо, что это сделали вы. Боюсь, если бы Берти наказал учитель, битье на него бы совершенно не подействовало. Теперь, когда он осознает, что вы на него сердитесь, он поймет, что надо исправиться.

— Я не сержусь, любовь моя. Мне просто больно от того, что наш сын мог так плохо себя вести.

— Я знаю, Альберт.

— Кто-то должен взять его в ежовые рукавицы. Для учителей и гувернанток он принц Уэльский, и Берти этим пользуется. Он ведь туп, только когда дело касается уроков. В остальном же он проницательный. Придется что-то предпринять.

— Возьмись вы учить его, Альберт, лучшего нельзя было бы придумать, но вы так заняты. Мой дорогой Альберт, боюсь, вы и так перетруждаетесь.

Альберт заявил, что его самым большим желанием всегда было помогать королеве, а это означает быть в курсе всего, что происходит. Но он знает, что нужно сделать.

— Я напишу Штокмару и все ему объясню. Я буду умолять его, поскольку он любит нас обоих — а я в этом убежден, — немедленно приехать. В конце концов, образование наследника престола важнее, чем что бы то ни было.

Королева сочла идею превосходной.

— Нисколько не сомневаюсь, — улыбнулась она, — что вы найдете правильное решение.

Вскоре вниманием королевы завладела политика. Некоторые деятели, заметила она Альберту, будто вознамерились довести ее до изнеможения. Взять хотя бы этого ужасного человека с сальными крашеными волосами, мистера Дизраэли, который чинил всяческие препятствия дорогому сэру Роберту, или некоего мистера Гладстона [22], которого она терпеть не могла. Он недавно подал в отставку, потому что выступал против предложения правительства увеличить субсидии ирландскому колледжу, где готовили римско-католических священников.

— Каким мелочным человеком надо быть, чтобы поднимать шум из-за такого пустяка! — заявила королева.

Она видела его всего раз или два и тут же невзлюбила, хотя у него была на редкость очаровательная жена. Но, пожалуй, больше всего неприятностей ей доставлял лорд Пальмерстон [23].

В дни, когда премьер-министром был лорд Мельбурн, общество лорда Пальмерстона было ей приятно. Он вел жизнь бонвивана, и именно это, как она с сожалением думала теперь, привлекало ее тогда. Она находила его интересным, и ей показалось забавным, что его, как сообщил лорд Мельбурн, прозвали Купидоном — по причинам, понятным всем. Позже она услыхала, что его видели в Виндзоре пробирающимся среди ночи по коридорам в комнаты некоторых дам. Подумать только! Правда, в последние два-три года лорд Пальмерстон остепенился. Пробыв веселым холостяком в течение пятидесяти пяти лет, он вдруг женился, и леди, которую он выбрал себе в жены, оказалась вдовой на три года моложе его и — так уж вышло — сестрой лорда Мельбурна. Эмили Лэм в ранней юности выдали за лорда Каупера, и ходили слухи, что в течение нескольких лет лорд Пальмерстон очень с ней дружил. Во всяком случае, когда лорд Каупер умер, Пальмерстон женился на его вдове.

Фэнни, дочери леди Каупер от первого брака, фрейлине королевы, очень не нравилось, что ее мать выходит замуж за старого повесу лорда Пальмерстона; королева от всего сердца с ней соглашалась. Как она заметила Альберту, она тоже находила что-то неприятное в том, что вдовы вновь вступают в брак… В случае самой ужасной трагедии, которую даже немыслимо себе представить, она никогда бы не смогла решиться на подобный шаг.

Как она и предполагала, когда лорд Джон Рассел стал премьер-министром, а лорд Пальмерстон — министром иностранных дел, для бедного, бедного лорда Мельбурна места в кабинете не нашлось. Хотя он со своим обычным великодушием, которое она так хорошо помнила, сказал, что ему резонно не предложили поста, поскольку он слишком нездоров, чтобы занимать его, однако в свете его прошлых заслуг подобное отношение к нему не могло не выглядеть жестоким.

Лорд Пальмерстон, казалось, никого ни во что не ставил.

Королева подозревала, что он скрывает от нее некоторые государственные документы. Ее возмущало также его отношение к Альберту; лорд Пальмерстон считал, что принц всего лишь приятный молодой человек, которому непозволительно думать, будто его мнения имеют какой-либо вес.

А тут еще проблемы с Испанией! Речь шла о замужествах королевы Изабеллы и ее сестры. Луи-Филипп давно уже заглядывался на Испанию. До его вступления на престол французам очень хотелось, чтобы Испания и Франция стали единым государством, что, казалось, можно было осуществить путем бракосочетания сына короля с молодой королевой Испании. Практически это было неосуществимо, что Луи-Филипп прекрасно понимал, однако у него были свои планы. Поскольку остальные страны Европы не согласятся с тем, чтобы сын короля Франции женился на королеве Испании, он и не будет настаивать на этом. Вместо этого его сын, герцог де Монпансье, женится на сестре молодой королевы, инфанте Фернанде, тогда как королева выйдет замуж за своего кузена, герцога Кадисского.

Не успели еще правительства других держав разобраться в происходящем, как оба бракосочетания состоялись. И только тут обнаружилось, почему Луи-Филипп и Гизо, его коварный министр иностранных дел, все так устроили: герцог Кадисский был импотентом, следовательно, испанский престол достанется наследнику Фернанды и Монпансье, а Луи-Филипп таким образом достигнет желанной цели.

Когда до королевы дошло, что случилось, она пришла в ярость.

— Какой хитрый старик! — воскликнула она, имея в виду Луи-Филиппа. — А еще притворялся, что мы такие друзья, делал детям такие красивые подарки.

— Вероятно, следует с осторожностью относиться к людям, которые дарят подарки, — сказал Альберт.

— Но подарки были действительно замечательные. Вики так понравилась ее кукла. У нее открывались и закрывались глаза, а ресницы были как настоящие, и солдатиков Берти получил красивых.

— Если бы наша служба иностранных дел была более действенной, мы бы заранее обо всем знали, — сказал Альберт.

— Мне Пальмерстон никогда не нравился, и я ума не приложу, с чего это вдруг Крошка Джонни доверил ему министерство иностранных дел. Лорд Мельбурн рассказывал, что Джонни из-за его роста и из-за того, что он женился на вдове, когда-то прозвали Лептой Вдовицы [24].

Альберт даже не улыбнулся — он не любил такие шутки. Сейчас они и ей не казались такими уж смешными, но в то время вызывали у нее громкий смех.

— Когда его жена умерла, я ему очень сочувствовала. А он, не будь плох, женился снова, уже не на вдове, и они очень счастливы вместе.