Сцены любви

Сцена пятая

Из кабинета донесся звук, похожий на вой раненого волка. Когда Раймонд, секретарь сенатора Батлера, вскочил из-за стола, намереваясь броситься в кабинет к боссу, сенатор сам появился на пороге, сжимая в руке последний номер лондонской газеты «Таймс».

– Найди мне этого негодяя де ла Барку! Скажи ему, чтобы он явился немедленно. – Лицо сенатора покраснело от гнева. Массивные щеки дрожали, как борода у индюка.

Раймонд в ужасе смотрел на него, уверенный, что с сенатором сейчас случится удар.

Тот, развернув газету, прочитал несколько строк и опять испустил ужасный вопль.

– Слушаюсь, сэр. – Испуганный секретарь даже не стал ничего записывать. Он выскочил в коридор, разыскивая посыльного.

Когда де ла Барка наконец явился, сенатор сунул ему под нос газету.

– Устранил? Устранил, ты сказал? Вот, значит, как ты его устранил!

Де ла Барка разгладил газету и начал читать.

Батлер все еще тяжело дышал, будто ему пришлось пробежать много миль.

– Ты говорил, что она тоже исчезла. Ты говорил, что они больше не будут стоять у меня на пути. Я поверил тебе на слово. А теперь скажи мне правду: ты в самом деле был в Мексике?

Самообладание покинуло де ла Барку. Впервые сильные чувства отразились на его лице. Гнев на оскорбления сенатора. Недоверие к содержанию статьи. Злость на самого себя за свой провал.

– Он был мертв, – упрямо произнес он.

– Мертв – как же! Но ты не видел его тела, не проверил его пульс.

– Нет, но...

– Убирайся! – рявкнул сенатор. Опершись на край стола, он прижал руку к сердцу. – Ты никогда больше не будешь работать в Вашингтоне. Я заплатил огромную сумму за то, чтобы ты объехал все западное полушарие, а ты ничего не добился.

– Я клянусь...

– Ты клянешься! Он клянется! Много проку от твоих клятв! Я вижу, что тебе нельзя доверять. Убирайся!

– Послушайте...

– Убирайся!

Секретарь открыл перед де ла Баркой дверь, потом поспешил к сенатору.

– Сенатор, прошу вас, сядьте. Не надо так волноваться. Вам будет плохо. Пожалуйста, успокойтесь.

Как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, Батлер опустился на стул. Пот выступил у него на лбу. Секретарь наклонился, чтобы развязать его галстук, и его поразило тяжелое дыхание сенатора. Он быстро достал свой платок, сунул его в руку сенатору, потом поспешил за водой и бренди.

Когда он вернулся с тем и другим, Батлер уже сам развязал свой галстук и сидел, уронив голову на спинку стула.

– Сенатор? Батлер открыл глаза.

– Мне не следовало так волноваться.

– Конечно, сэр. Налить вам стакан воды? А потом, может быть, бренди?

– Да. Хорошо, – с трудом прошептал Батлер.

– Я налью вам того и другого.

– Хороший парень. – Батлер снова закрыл глаза. – Хороший парень. Таких хороших парней немного.

Секретарь налил в стакан воды. Пока Батлер пил, он налил ему бренди.

– Вызвать врача, сэр?

– Нет. – Батлер проглотил бренди и откинулся на спинку стула, закрыв глаза. У него было такое ощущение, словно железные обручи сжимали его грудь, мешая дышать. – Нет. Просто задерните шторы. Я посижу немного в темноте.

Его мысли путались. Конечно, эти актеры могли не иметь никакого отношения к смерти Уэстфолла, но по отчету де ла Барки он сделал вывод, что они все-таки как-то были связаны с этим делом. Теперь же, когда стало ясно, что де ла Барка не справился со своей задачей и солгал, чтобы скрыть свой провал, он не знал, чему верить.

Да, он не знал, чему верить. И отсутствие точной информации пугало его больше всего.

Постепенно самообладание начало возвращаться к де ла Барке. Внешне его лицо было словно вырезано из камня. Но горящие глаза выдавали гнев, бушевавший в нем. Он был похож на ацтекского идола, внутри которого горел огонь, требующий человеческой жертвы.

Он сидел неподвижно в вагоне поезда, идущего в Балтимор. На коленях у него лежал чемоданчик вроде того, что он был вынужден оставить в Мексике, а на полке для багажа находился длинный ящик. Его одежда, кое-как засунутая в небольшой металлический сундук, была отправлена на почтово-пассажирский корабль, отплывавший на рассвете в Лондон.

Они никогда не догадаются, что он туда едет. Они не увидят его до тех пор, пока он не нажмет курок и не отправит этого человека в преисподнюю. Потом он заберет женщину и доставит ее в Вашингтон, если она не будет сопротивляться.

Если же она начнет кричать и царапаться, он уберет и ее тоже.

Шрив потерся щекой о живот Миранды. Соприкосновение с ее прохладной шелковистой кожей пробудило в нем новый прилив желания. Со вздохом он провел ладонями по ее бедрам.

Тихо стучавший за окном дождь вместе с порывом ветра с неожиданно удвоенной силой ударил в стекло. Отдельные желтые языки огня в камине поднимались вверх.

Когда Миранда тихо застонала, Шрив повернул голову и прижался губами к золотистым волосам, отыскивая то чувствительное место, которое они скрывали. Запах их прошедшей ночи любви ударил ему в голову.

– Шрив. – Она погладила его растрепавшиеся волосы.

– М-м-м.

– Мне холодно.

Миранда полностью обнаженная лежала на кровати, свесив голову с подушки. Ее волосы касались пола. Шрив лежал рядом с ней, одеяло закрывало его до пояса.

– Сейчас я согрею тебя.

Нет. Мне холодно. По-настоящему холодно.

Он вздохнул и поцеловал ее вновь, проводя языком по пульсирующей точке среди золотых завитков. Миранда подняла колено; скорее это был рефлекс, чем осознанное желание.

– Мы так и не будем сегодня спать?

Он просунул руки под ее ягодицы и приподнял ее.

– Во всяком случае не сейчас. Она поежилась.

Он дотронулся до ее спины. Она была покрыта гусиной кожей. С глубоким вздохом он прекратил любовную игру и притянул ее к себе. – Ну, хорошо. Иди ко мне.

Когда они легли, тесно прижавшись друг к другу, закутавшись в одеяло до самых ушей, Миранда удовлетворенно вздохнула.

– Сегодня ты должен быть очень счастлив. Он поцеловал ее в ухо.

– Да. Счастлив. И я никак не могу насытиться тобой.

– Даже после того, как ты дважды занимался со мной любовью. – Она тихо засмеялась. – Я думала, что ты уже стар для того, чтобы делать это дважды за ночь.

Он легонько хлопнул ее по ягодицам. Она вскрикнула и сделала вид, что потирает это место.

– Ну, уже очень поздно.

– У меня на уме еще кое-что.

– Не сегодня.

– Я как никогда чувствую себя бодрым. И ненасытным. – Последнее слово он прорычал ей в ухо, потом начал языком водить по мочке ее уха.

Она засмеялась и попыталась ускользнуть от него.

– Нет. Нет. Нет.

– Да. Да. Да.

– Чудовище. – Она изогнула спину и с криком восторга устремилась к нему.

– Я чудовище? – усмехнулся он. – Мне казалось, ты сказала «нет». – Он обнял ее за талию и крепко прижал к себе.

– Но я имела в виду «да».

– Я так и подумал.

Они снова начали медленный любовный танец, который довел их обоих до высот наслаждения. Одна его рука ласкала чувствительное место у нее между ног, другая сжимала и потирала затвердевший сосок. Миранда издавала тихие крики и стоны.

– Ты страдаешь? – с нежностью в голосе шутливо спросил он, продолжая свое занятие.

– Да. О да! – Она стонала и извивалась, изгибаясь как лук, принимая его в себя. – О Шрив!

Ее оргазм начался как прилив, поднимаясь из самой ее глубины. У нее из груди вырвался громкий крик.

Совершенно неожиданно Шрив ощутил, что тоже достиг наивысшего наслаждения, и наступила разрядка. Он почти перестал дышать; его сердце стало биться в замедленном темпе.

Только во сне Миранда отодвинулась, разрушив полное слияние их тел.