Зимняя мантия

Матильду дважды вырвало после приезда в аббатство. Но она, вцепившись в руку Симона, сжала зубы и крепилась, наблюдая, как несут гроб и с большой осторожностью ставят на покрытый льняной тканью стол.

Симон с тревогой посмотрел на ее белое лицо и больные глаза.

– Может, выйдем наружу? – предложил он.

Матильда отрицательно покачала головой. Сил говорить у нее не было. Холодный пот покрыл лоб, в глазах стоял туман. Голоса монахов, читающих молитву на латыни, эхом отлетали от стен церкви.

Деревянная крышка была осторожно снята с помощью ломов. Там оказался еще один, внутренний гроб. Матильда заставила себя смотреть, хотя глаза сильно резало. Ее отец никогда не въедет в ворота Нортгемптона, потому что душа его была на небе, а кости здесь…

Монахи осторожно сняли крышку – Матильда вспомнила, как они с отцом снимали деревянную крышку с колодца. Она по-прежнему бросала туда серебряные монетки для эльфа, но, если бы эльф вдруг выпрыгнул оттуда, она бы с визгом убежала. Теперь надо было выдержать. Нельзя бежать, нельзя закричать…

Отца перезахоронили в рясе монаха-бенедиктинца. Крепкая ткань не сгнила за эти годы. Из-под капюшона рясы виднелись ярко-рыжие волосы. Блестящие, как будто их обладатель все еще жив. Сохранилась плоть на надбровных дугах, веки плотно закрывали глазницы. Не совсем череп, но уже и не лицо.

Матильда вдохнула, попыталась выдохнуть, но в груди не хватило воздуха. В ушах раздался гул, и, хотя она широко открыла глаза, света не увидела. Она почувствовала, как Симон крепко сжал ее, где-то слышались голоса, но очень далеко, затем наступила темнота.

Очнулась она в гостевом доме. Джуди прижимала влажную ткань ей ко лбу, Симон тер руки.

– Все в порядке, – пробормотала сестра. – Ты упала в обморок, когда они открыли отцовский гроб.

Чувствуя себя обессиленной, Матильда все же заставила себя сесть и посмотреть на них.

– Я… Они омыли кости? – с трудом выговорила она. Она вспомнила темноту внутри гроба, сияние рыжих волос, намек на черты лица в глубине капюшона.

– Нет, любовь моя, – ласково ответил Симон. – Они оставили все как было.

Матильда изумленно смотрела на него и на сестру.

– Решили, что так лучше. – Симон нежно обнял ее за плечи. – На костях еще сохранилась плоть, – пояснил он, – и ты сама видела, какими яркими остались волосы. Его останки похоронили перед алтарем такими же, какими нашли. – Он не стал говорить, какие теперь слухи распространяются среди паломников. Уолтефа объявят нетленным и захотят канонизировать. Слава и благосостояние Кроуленда увеличатся. Аббатство перестроят на деньги паломников, и Уолтеф действительно восстанет из мертвых, чтобы мстить.

– Разве это не доказывает, что он не должен был умереть? – спросила Матильда, заглядывая в лицо Симона. – Как, например, убитые кровоточат в присутствии убийц?

– Кто знает… – ответил он. – Но я думаю скорее тот, кто бальзамировал его тело перед захоронением, хорошо знал свое дело.

Матильда поднялась с постели. Ноги тряслись, тем не менее она направилась к двери.

– Ты куда?

– Молиться, – ответила она. – Приветствовать отца в его новом месте упокоения. – Она взглянула на Симона. – Я, по крайней мере, хочу надеяться, что он спит спокойнее, чем я.

Он отпустил ее. Повернулся к Джуди и устало провел ладонью по волосам.

– Боюсь, ей никогда не освободиться от этого.

Джуди пожала плечам, показывая, что не знает.

– Вот и я, – вздохнул Симон, – Я тоже не знаю.

Глава 30

Февраль 1036 года

Уже третье утро подряд Матильда скверно чувствовала себя. Вернувшись в постель, она задумалась, не беременна ли она снова. Ее месячные всегда были нерегулярными, но ей помнилось, что в последний раз это случилось еще до того, как она ездила на Рождество в Виндзор. Сыну было уже семь лет, и она иногда думала, что у нее больше не будет детей. Были и другие признаки: она все время хотела спать, утром поздно вставала, рано ложилась. Обычные дела давались ей с трудом. Она относила все это к недомоганию, которое всегда случалось накануне годовщины смерти отца, особенно после вскрытия гробницы. Но до этого дня было еще далеко, и она решила, что причина в их разладах с Симоном в последнее время.

Она пыталась найти им объяснение, но ничего не приходило в голову. Верно, она не хотела ехать в Виндзор, но только из-за того, что творилось при холостяцком дворе Вильгельма Руфуса. Но ей хотелось быть с Симоном, и она подавила свою предвзятость. Его все лето не было дома. Он участвовал в подавлении очередного восстания. Руфус настоял, чтобы все его главные вассалы присутствовали при дворе на Рождество, так что, если ей хотелось побыть с мужем, ничего другого не оставалось, как смириться.

Поездка оказалась не такой уж ужасной. Ранульф де Тосни приехал с Джуди, так что сестры имели возможность вдоволь пообщаться и посплетничать, а также побегать по рыночным лавкам. Это занятие больше любила сестра, но и Матильда купила много фламандской шерсти для туник и платьев, красивый дубовый сундук и прелестное изваяние Мадонны из слоновой кости. Симон тоже решил не отставать и приобрел себе отличного скакуна и новый пояс для меча. Кроме того, похоже, они зачали второго ребенка.

Матильда осторожно села. Да, на Рождество все было хорошо, но что-то произошло в его отсутствие, что все изменило. Нет, они не спорили, но по возвращении Симон держался отстраненно. Сначала она решила, что он завел любовницу, но тайные расспросы и собственные наблюдения заставили ее отказаться от этого предположения. Она начала беспокоиться, не ввязался ли он в какую-нибудь нехорошую историю. Как было в те времена, когда ее отец раздумывал, не присоединиться ли к датчанам. Он часто молчал, не общался с ней. Еще в Виндзоре Симон много говорил с другими баронами, но тогда ее это не волновало – с ней была сестра. Теперь, вспоминая, она не могла не беспокоиться.

Элисанд помогла ей одеться и принесла вина с медом и хлеба. Матильда немного поела и постепенно почувствовала себя лучше.

– Помогает при всех расстройствах желудка, – лукаво улыбнулась служанка. – Даже тех, которые требуют девять месяцев для лечения.

– Это что, так очевидно?

– Ну, женщины начали шептаться, когда вас рвало вчера утром, а сегодня они уже убедились в своей правоте.

И прачка сказала, что не видела вашего испачканного белья очень давно.

– Надо было спросить их, а не себя, – раздраженно заметила Матильда. – Ладно, вели им молчать, пока я не рассказала все господину Симону. Я хочу, чтобы он услышал это от меня, а не от прачки.

– Конечно нет, миледи! – обиделась Элисанд. – Они почем зря болтать не станут.

Матильда едва заметно улыбнулась. Зная Элисанд, она не сомневалась, что все это пустые слова.

– Господин Симон в зале? – спросила она.

– Был там, когда я брала хлеб и вино.

Матильда кивнула. Самое подходящее время сказать ему о ребенке, подумала она. Она пригладила платье, поправила платок, раздвинула полог, отделяющий их покои от общего зала, и подивилась, почему она чувствует себя так, словно солдат перед боем.

– Миледи, господин Симон просил сообщить вам, что приехал граф Ольмейский с войском, и он хотел бы с вами переговорить.

Матильда смотрела на слугу, как пойманный в ловушку заяц.

– Ты уверен? – удивленно спросила она.

– Да, миледи, – удивился в свою очередь слуга.

Паника охватила Матильду – сердце ее начало бешено стучать. В прошлом году был заговор с целью свергнуть короля, и Симон полгода провел в походе, помогая подавить восстание. В этом заговоре был замешан отчим ее матери Юдо Шампанский. Ходили слухи, что он хотел посадить на трон своего сына Стефана. Восстание подавили, Стефан возмущенно отрицал свою причастность. Некоторых из восставших бросили в тюрьмы, Юдо лишили всех его немногих английских земель. Сам Стефан избежал наказания, но с той поры был тише воды.