Шепот небес

Филиппа, нахмурившись, бросила на брата недовольный взгляд.

– Неужели ты думаешь, что тебе удастся переделать Джесси? Ведь даже Беатрис Корбетт не сумела.

Харрисон засмеялся.

– Не беспокойся. У Джесмонд действительно странные увлечения, но она хорошо воспитанная девушка и будет вести себя, как положено леди.

Харрисон вышел из кареты и подождал, пока конюх поможет его сестре. Затем Филиппа взяла брата под руку, и они направились к дому. Харрисон сгорал от нетерпения, желая поскорее увидеть девушку, которая должна стать его женой.

Проходя через сад, Джесси услышала стук копыт и шум подъезжающего экипажа.

– О Боже, – прошептала она, догадавшись, что гости уже приехали.

Подхватив юбки, она побежала к дому. На усыпанной гравием подъездной дорожке Джесси увидела высокого стройного джентльмена в цилиндре и фраке и изящно одетую даму с кружевным зонтиком. Экипаж, в котором они приехали, тем временем двинулся в сторону конюшен.

– Джесси! – обернувшись, воскликнула гостья.

На изящный наряд Филиппы, сшитый из желтой тафты, и белую манишку Харрисона падали последние лучи заходящего солнца. Джесси два года не видела друзей детства, и ее сердце наполнилось радостью, затмившей собой скорбь и печаль, которые она испытала на могиле отца.

Расправив выпачканную могильной травой юбку, Джесси распахнула объятия и бросилась к Тейтам. Филиппа со звонким смехом устремилась ей навстречу.

– Ты совсем не изменилась, Джесси! Как я рада, что ты наконец вернулась! – воскликнула она.

Девушки крепко обнялись. Отстранившись немного, Джесси внимательно взглянула на подругу. Она тоже почти не изменилась за два прошедших года. Филиппа, всегда тихая, спокойная, сдержанная и скромная девушка, обладала теми качествами, которых Джесси, по ее мнению, не хватало в жизни.

– Я тоже очень счастлива, что наконец-то вернулась домой!

– С возвращением, Джесмонд, – промолвил Харрисон, выступая вперед. Подойдя к Джесси, он взял в свои ладони ее руки и заглянул ей в глаза.

Высокий ростом и тоньше в кости по сравнению с Уорриком, Харрисон всегда держался самоуверенно, исполненный чувства собственного достоинства, воспитанного в нем с детства. Джесси улыбнулась, разглядывая знакомые черты лица – тонкий аристократический нос, серые глаза, аккуратно подстриженные усики и бакенбарды. На мгновение ей показалось, что она никуда не уезжала из родного края.

Харрисон всегда называл ее полным именем – Джесмонд, даже в детстве. Она как-то давно, много лет назад, летом накануне гибели Сесила, спросила его, почему он не зовет ее, как и все, – Джесси. Стоял теплый солнечный день, и они играли на усыпанном галькой берегу в Блэкхейвен-Бей. Тринадцатилетний Харрисон свысока посмотрел на девятилетнюю Джесси, стоя рядом с ней по колено воде.

– Джесси – мужское имя, – с серьезным видом заявил он. – Так нельзя называть девочку. Ты и без того ведешь себя порой как мальчишка.

– Неправда! – воскликнула Джесси и сильно толкнула его руками в грудь. Харрисон закачался и, потеряв равновесие, упал в набежавшую волну.

– Ну что я говорил! Девочки не толкаются и не дерутся. Они послушные и не спорят со старшими.

Но Джесси оставалась заядлой спорщицей. Харрисон же упорно продолжал называть ее Джесмонд.

– Ты совсем не изменился, Харрисон, – произнесла она. – Тебе еще не надоело называть меня полным именем?

Он засмеялся, и Джесси подумала, что вот сейчас он обнимет ее, как сделала его сестра. Но Харрисон вел себя, как всегда, сдержанно и лишь крепче сжал ее пальцы в своих ладонях. Его взгляд, устремленный на Джесси, выражал торжественность и строгость. Джесси внезапно охватила робость. А что, если сейчас он поцелует ее? Но Харрисон внезапно выпустил ее руки и отступил.

– Ты, наверное, ходила на могилу отца, – промолвил он, взглянув в ту сторону, откуда пришла Джесси. – Поверь, я очень сочувствую твоему горю.

– Спасибо, Харрисон, – прошептала Джесси, чувствуя, как комок подступает к горлу.

Она еще не готова говорить о своей утрате. Во всяком случае, с Харрисоном. Она знала, что в его присутствии ей следовало вести себя сдержанно и казаться сильной и невозмутимой. Одним словом, Джесси должна скрывать свои истинные чувства.

Пока Беатрис здоровалась с гостями и усаживала их в большой, украшенной лепниной гостиной, где стояли беломраморный камин, персикового цвета диваны, обитые дамастом, и французская мебель орехового дерева, Джесси успела переодеться. Спустившись к гостям, она поняла, что Уоррик еще не появлялся.

– Где он ходит? – недовольным тоном прошептала Беатрис, когда слуга объявил, что ужин подан.

– Не беспокойся, он обязательно придет, – успокоила ее Джесси, понизив голос. – По-видимому, он где-то задержался по делам.

Ноздри Беатрис раздувались от еле сдерживаемого гнева.

– Его братья никогда не вели себя столь возмутительным образом!

Джесси глубоко вздохнула. Подобные замечания матери всегда больно ранили ее сердце. Сесил, Рид, а также две ее старших сестры, Кэтрин и Джейн, умерли в подростковом возрасте и оставили по себе память как о послушных, смирных детях с уравновешенным характером. Их смерть являлась источником постоянной печали Беатрис и ее сетований на судьбу. Ее огорчало, что из шести детей в живых остались только двое младших, самых бестолковых и неудачных.

– Не переживай, мама, – повторила Джесси. – Уоррик непременно приедет, он просто немного запаздывает.

Беатрис разгладила свою юбку из черного шелестящего бомбазина, расшитого бисером.

– Его поведение просто возмутительно, – не унималась она.

Джесси не успела возразить матери, как к ним подошел Харрисон и, предложив опереться на его руку, повел хозяйку дома в столовую. Обе девушки последовали за ними.

Джесси уже успела поспорить с Харрисоном, которому она пыталась доказать, что девочки должны получать такое же образование, как и мальчики, и доесть суп, когда наконец появился Уоррик.

– Ты не права, – возражал ей Харрисон. – Я охотно признаю, что среди женщин порой встречаются даровитые и очень умные особы, но факт остается фактом: большинство представительниц прекрасного пола не способны и не склонны к наукам. Введение обязательного образования для них – пустая трата государственных средств.

– Склонность и способность к обучению проявляются постепенно. Чем образованнее женщина, тем большую тягу к наукам она испытывает, – возразила Джесси, непреклонно отстаивая свою точку зрения.

Харрисон покачал головой.

– Женскую натуру невозможно изменить, Джесмонд. Да и зачем ее менять? Вы, милые дамы, достойны нашего восхищения и обожания.

Харрисон хотел сделать комплимент дамам, но его слова рассердили Джесси. Ее лицо вспыхнуло от досады.

– Беда в том, сестренка, что ты не учитываешь основной закон, по которому живет наше общество, – раздался с порога голос Уоррика. Он стоял в дверном проеме столовой, прислонившись к косяку. В его руке поблескивал стакан с бренди. – Миром правят мужчины. Только за ними признается право вносить вклад в развитие общества. Что же касается женщин, то им отводится роль благодарных восторженных наблюдательниц. Они призваны украшать мир и, конечно, производить потомство.

– Уоррик, – ледяным тоном промолвила Беатрис, буравя сына сердитым взглядом, – может быть, ты соблаговолишь сесть за стол? Сейчас подадут горячее.

– С удовольствием, – согласился Уоррик, залпом осушив свой стакан.

Джесси с недоумением наблюдала за братом, который сел во главе стола, на свое обычное место. Его волосы взлохматились, шейный платок сбился набок. Все понимали, что не дела задержали Уоррика. Он преднамеренно опоздал на ужин. Но что за причина его столь неучтивого поведения? Джесси окинула взглядом присутствующих. На лице матери читалось недовольство, на скулах Харрисона ходили желваки, и только Филиппа хранила обычное спокойствие. Внезапно Джесси поняла, почему ее брат вел себя столь возмутительно.

Тем временем Филиппа, стараясь сгладить неловкость, завела светскую беседу, обходя взрывоопасные темы. Слуги быстро убрали суповые тарелки со стола и подали второе горячее блюдо. Постепенно Джесси ощутила, как в ее душе зарождается и крепнет тяжелое чувство, похожее на ревность. Она поняла, что именно испытывает, лишь после того, как ужин закончился и дамы перешли в гостиную, предоставив джентльменам возможность остаться за столом, чтобы поговорить за бокалом портвейна и выкурить сигару.