Изумрудное пламя

На улице шел дождь, шум которого всегда действовал на нее успокаивающе. Но сегодня ни уютно обставленная спальня, ни звук дождя за окном не могли унять ее всевозрастающий страх. Дом был старый. «Может быть, – убеждала она себя, – замок и раньше не работал как следует».

Эмеральда огляделась и зажгла лампу. Комната наполнилась едким запахом масла, пропитавшего фитиль.

И все-таки она не исключала такого варианта, что Антон днем послал сюда кого-нибудь из рабов, чтобы удостовериться в том, что замок действительно, не работает. Комната находилась на отшибе. Лучшего места не найти мужчине, который будет приходить сюда к женщине, которую считает своей собственностью…

Она должна немедленно покинуть этот дом, бежать куда глаза глядят.

«Надо собираться уже сейчас», – подумала она с внезапной решимостью. Немного одежды и денег – вот и все, что ей нужно. Она сможет продать свою изумрудную подвеску и купить билет на пароход, следующий на Север. Она постарается как можно дальше уехать от Ста Дубов.

Эмери принялась вынимать платья из громоздкого платяного шкафа и складывать их на кровати. Оставалось только достать с чердака саквояж и проститься с Анной.

Анна. При мысли о ней руки у Эмери безвольно опустились и глаза заволокли слезы. Вскоре она потеряет дом и женщину, которая заменила ей мать. Щемящее чувство одиночества овладело девушкой: этот дом стал для нее родным, здесь все любили ее. Больно было расставаться с кузинами и тетей.

Но, увы, бегство стало необходимостью. Ей нельзя больше оставаться здесь. Эмери смахнула слезы.

Внезапно послышался какой-то скрип. «Дом старый, – убеждала она себя, – это трещит обшивка».

Поскрипывание повторилось, и на этот раз она ясно услышала звук шагов.

Платье выскользнуло из ее рук.

Дверь открылась.

– Антон! – гневно воскликнула она. – Ты не имеешь права входить сюда!

– По закону я, как хозяин, имею право входить в любое из помещений дома. Фактически ты, как и дом, принадлежишь мне. Ты такая же моя собственность, как и любая из рабынь в поместье.

Она отступила на шаг. Во рту у нее пересохло, она даже не могла закричать. Когда он подошел поближе, она увидела, что на нем черный шелковый халат и в руках он держал что-то, похожее на шелковый шнур или веревку.

Содрогнувшись от ужаса, она вспомнила рубцы на запястьях и вокруг коленей Люсинды, красные и кровоточащие. Если Люсинду связали и она боролась, чтобы высвободиться…

Голос Антона звучал хрипло и будто издалека.

– Сними одежду, красотка Эмери. У покупателя есть право осмотреть товар на аукционе рабов? А сейчас у нас будет такой маленький аукциончик для нас двоих, и я хочу осмотреть то, чем собираюсь овладеть.

– Нет, – прошептала она, разжав пересохшие губы. – Нет, Антон, я не буду участвовать в воплощении твоих грязных фантазий!

Она отступила к кровати и оказалась прямо перед туалетным столиком, на котором лежал томик Эдгара По – солидная книга в кожаном переплете. Она принесла ее в спальню днем, не подозревая, какими кошмарами, не придуманными, а настоящими, будет заполнен вечер.

Едва сознавая, что делает, она швырнула в Антона тяжелую, обитую металлом книгу, угодив ему прямо в висок. Он пошатнулся, из пореза потекла кровь.

– Будь ты проклята, маленькая сука! – закричал он. – Я заставлю тебя пожалеть об этом, весьма и весьма пожалеть.

Он смотрел на нее, тяжело дыша, и Эмери истошно закричала.

Глава 3

—Бедное дитя, как я могла допустить такое? Как он посмел? – причитала Анна.

– Я знала, тетя, что это рано или поздно случится. Но, к счастью, беды не произошло. Он… Он вовремя остановился.

Эмери чувствовала себя совершенно разбитой после пережитого потрясения. Еще одно несчастье: расстроенная тетя Анна с ее больным сердцем. Но прибежала к ней не она, а это несколько меняло дело. Одна из рабынь услышала ее крик и прибежала наверх. Следом примчалась Чармиан, которая, должно быть, тоже услышала шум. Антон, застигнутый врасплох, вынужден был уйти, пробормотав что-то насчет летучей мыши, попавшей в ловушку, и женских истерик по поводу подобных пустяков.

– Найди эту летучую мышь, Чаффи, – приказал он одной из испуганных рабынь, – и убей ее, а не то я заставлю тебя заплакать.

Антон уходил на свою половину вне себя от ярости. Со всей ясностью Эмери понимала, что эта стычка – первая, но далеко не последняя. Если она останется здесь, ей несдобровать. Антон не забудет своего обещания поквитаться с ней.

Сейчас, через пять минут после его ухода, Эмеральда была в спальне тети, дышавшей теплом и покоем. Мягкий свет лампы заливал комнату.

– Эмери, – с надеждой в голосе заговорила она, – Эмери, как нам быть? Я поговорю с сыном, отчитаю его, скажу ему, что он не смеет так поступать с тобой…

– Он снова придет ко мне, тетя, – с горечью произнесла Эмери, – он пообещает тебе, что этого больше не повторится, но поступит по-своему, и ты ничего не сможешь сделать.

– Но… Он должен прекратить свои домогательства. Я уверена в этом. Наверняка после того как я поговорю с ним, Эмери, он поймет, что ведет себя недостойно. В конце концов он получил хорошее воспитание…

Анна говорила все тише, рука ее потянулась к левой груди.

– Боюсь, тетя, что его обещания будут лживы. Он задался целью изнасиловать меня и не отступится, если я останусь. Я должна уехать, и чем скорее, тем лучше.

Мне надо уехать туда, где меня никто не знает. Где меня не будут преследовать как рабыню.

– Но, Эмери! Это твой дом, здесь живут люди, которые тебя любят. Куда ты поедешь? Что ты будешь делать?

– Я не знаю, – неуверенно ответила Эмери. – Но после того, что произошло, у меня не остается выбора. Кроме того, – добавила она, – я уверена в том, что я не рабыня. Ошибке в завещании можно найти какое-нибудь разумное объяснение. Может, мой отец и убежал вместе с Офелией, но она умерла, как и ее ребенок, и отец женился на другой женщине, и у них родилась я?

Анна с сожалением посмотрела на нее:

– Эмеральда, если бы все было так, как ты говоришь, то твой отец вернулся бы домой.

– А что, если он не хотел возвращаться? Что, если у него были причины не делать этого?

– Тогда бы он написал.

«Письма иногда пропадаю», – хотела возразить ей Эмеральда, но что-то во взгляде тети остановило ее.

– Может быть, я поговорю с Антоном, заставлю его понять…

«Какая все-таки наивная эта тетя Анна, – подумала Эмери. – Видно, мало она видела в жизни зла и жестокости. А может, просто отказывается признаться себе самой в том, что ее сын Антон – воплощение дьявола, отъявленный негодяй, которого нельзя ничему научить».

– Тетя, ты прекрасно знаешь, что говорить с Антоном бесполезно, и потом… – Эмери засмеялась. – Он будет постоянно преследовать меня, и мне будет нелегко затеряться среди Чармиан, Коры и других девушек.

Повисла напряженная тишина.

Тетя Анна прошлась по комнате и опустилась на стул с замысловато изогнутой спинкой. Лицо ее побелело как полотно.

– Понимаю, – медленно проговорила она, сжав руки.

Эмеральда бросилась в ее объятия:

– О, тетя, мне жаль, что так произошло. Если бы это зависело от меня, я бы никогда…

– Я знаю, что в этом нет твоей вины, – Анна выпрямилась. – Ну что же, Эмеральда, – заговорила она. – Я очень рада, что тебе достался изумруд. Ты должна взять его с собой и продать, когда тебе понадобятся деньги. Я отдам тебе все наличные деньги, которые есть у меня. И еще жемчужины, что подарил мне Кельвин. Возьми все, что сможешь увезти. Зашей драгоценности и деньги в полотняный мешочек и носи его на теле, чтобы ты их не потеряла и их у тебя не украли.

Эмеральда горестно вздохнула, потрясенная самоотверженностью Анны.

– Но я не могу взять у тебя драгоценности и деньги, ведь дядя оставил их тебе…

– Он уже не узнает, как я ими распорядилась, – с грустью сказала Анна. Она поднялась со стула и разгладила складки на черной шелковой юбке. Пятна лихорадочного румянца подчеркивали нездоровую бледность ее лица.