Как вольный ветер

Однако ежегодное паломничество цыган в Сент-Мари-де-ля-Мер как будто не противоречило христианству. Христианским был и храм, в котором цыгане, молясь, проводили всю ночь, а во время торжественной процессии при свете факелов цыгане несли по городу образы святых.

Вот, должно быть, незабываемое зрелище!

Исподволь, незаметно, будто сам собою, все яснее и четче складывался в голове Вальды замысел.

Если бы она добралась вместе с цыганами до Сент-Мари, это послужило бы прекрасным ответом отчиму, утверждавшему, что она может путешествовать только под присмотром. Мало того, можно было бы получить великолепные снимки цыган, да и не только их! Ведь путь в Сент-Мари-де-ля-Мер лежал через Камарг — край, славящийся своей живописной неповторимостью. Край, где водилась замечательная порода коней — белых, длиннохвостых и длинногривых, знаменитых на весь Прованс. Почитатели лошадей дивились им, словно выходцам с другой планеты.

Уж эти-то фотографии непременно завоюют приз на выставке!

До сих пор Вальда встречала лишь прирученных камаргских лошадей. Одна даже имелась в графской конюшне. Но разве сравниться им с теми, что на воле! С несущимися в стремительном галопе по безлюдным степям и песчаным дюнам! Кто-то говорил, что в этот момент они так прекрасны, точно скачут на них невидимые древние боги.

— Я запечатлею эту красоту и вернусь домой с фотографиями. Тогда отчим поймет, что его воспитанница — не просто хорошенькая кукла, не безвольное существо, покорно идущее, куда прикажут! Я докажу, что могу о себе позаботиться, могу совершить в жизни что-то важное! — охваченная воодушевлением, произносила Вальда слова, похожие на клятву. — Мои фотографии будут выставлены в Париже и, быть может, получат там золотую медаль!

От таких перспектив у нее захватило дух. Блестящими, широко распахнутыми глазами девушка глядела на звезды. Свет их, казалось, вливал в нее уверенность и вдохновение.

— Спасибо, — с улыбкой на устах прошептала им она.

В ночной вышине упоенно перекликалась пара ночных птиц.

Глава вторая

В ту ночь Вальде долго не спалось. Она составляла план своего будущего предприятия. Следовало учесть каждую мелочь, продумать каждую деталь, чтобы обезопасить себя от возможных неожиданностей.

Вальда помнила, как еще в Англии, когда ей было лет десять, она забрела однажды в отцовский кабинет и увидела, что отец энергично выкладывает на пол груды карт, книги, бинокли и прочие любопытные предметы. В руке сэр Эдвард держал длинный список, с которым то и дело сверялся. Поймав заинтересованный взгляд дочери, он с улыбкой сказал:

— Входи, Вальда. Будешь мне помогать.

— А что ты делаешь, папа? — спросила девочка.

— Забочусь об успехе моего будущего путешествия в Афганистан.

Но дочь продолжала удивленно взирать на беспорядок в комнате, и тогда он пояснил:

— При подготовке серьезной экспедиции важна любая мелочь. Если заранее тщательно не продумать мельчайшие подробности, то потом все пойдет вкривь и вкось, и даже самый грандиозный план потерпит фиаско.

Он вручил Вальде список.

— Ты будешь зачитывать мне по очереди каждый пункт, а я — проверять, все ли на месте.

Эта проверка оснащения будущей экспедиции заняла несколько часов. Однако Вальде запомнилось главное — как скрупулезно относится отец к подготовке того, что она называла для себя «папиным приключением».

— Вот и мне теперь нужно быть такой же внимательной и дотошной, — сказала себе девушка.

Она поднялась в шестом часу, когда солнце еще только выплывало из-за горизонта, и, не вызывая горничной, быстро оделась. Выбор ею облегченной амазонки был не случаен: несмотря на утреннюю прохладу, чувствовалось, что день предстоит жаркий. Лето установилось на редкость теплое, и крестьяне уже поговаривали о раннем урожае.

Одевшись, Вальда поспешила к черной лестнице в дальнем конце замка, ведущей в кухонные покои. Вся младшая прислуга была уже на ногах: горничные в чепчиках, с тряпками и метлами, кухонные мальчишки, ливрейные лакеи, деловито снующие из буфетной в столовую.

Девушка постаралась по возможности не попадаться им на глаза, однако один-двое слуг все же заметили молодую хозяйку и приветствовали ее поклоном:

— Доброе утро, мадемуазель.

Пройдя длинные, мощенные каменными плитами коридоры, Вальда миновала кухню и очутилась в просторной и прохладной кладовой. Массивные столы с мраморными столешницами были уставлены широкими мисками, полными сливок, — результат вечерней дойки. Окна плотно заслонялись ставнями, и оттого в кладовой всегда стоял полумрак. Но, несмотря на это, Вальда отлично разглядела ряд выстроенных у дверей плетеных корзин и ухватила одну из них.

Держа корзину в одной руке, она другой проворно наполнила ее яйцами и двумя увесистыми кружочками свежесбитого масла. Затем, перейдя в соседнее отделение, где с потолка свисало с дюжину петушиных тушек, сняла с крюка крупного, жирного кочета.

С корзиной в руке и петухом под мышкой через заднюю дверь Вальда осторожно выскользнула на хозяйственный двор.

Древний старик старательно подметал каменные плиты. Увидев Вальду, он почтительно дотронулся до седого чуба.

— Доброе утро, Пьер, — приветливо улыбнулась девушка и поспешила к конюшням.

Ей хотелось как можно скорее пуститься в путь, чтобы ее отсутствие прошло для родителей незамеченным. Обычно они с отчимом вместе выезжали на верховую прогулку после завтрака. Придется выдумывать какое-то объяснение, почему нынче она уехала без него.

В конюшне к Вальде тотчас услужливо подбежал конюх, ожидая распоряжений. Она приказала оседлать для себя лошадь и велела одному из грумов сопровождать ее. Для изнывающей от нетерпения Вальды время тянулось томительно медленно. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем подвели лошадей. Однако на самом деле уже через несколько минут всадница выехала со двора конюшни и галопом помчалась через парк. Следом за ней поспешал провожатый, везя петуха и корзину с провизией.

За густой изумрудно-зеленой рощицей, как и предполагала Вальда, развернулся табор.

Каждый год, в мае, перекатывались через Прованс обозы цыганских кочевников, и многие из них останавливались в имении графа. Одни цыгане уезжали, другие прибывали на их место, задерживаясь на день или два, но все держали путь в городок Сент-Мари-де-ля-Мер. И все они традиционно встречали в графских землях добрый прием, впрочем, как и в большинстве поместий между Ле-Бо и Арлем.

Вальде с детства нравилось отыскивать особые письмена, с помощью которых цыгане обменивались сообщениями. Они оставляли свои знаки где-нибудь в неприметных местах — на стене, дереве, ограде. Впрочем, для непосвященных эти символы казались чистейшей тарабарщиной. Однако приезжавшие на место соплеменников новые цыгане черпали из них бесценные сведения.

К примеру: там и сям за пределами замка, приглядевшись, можно было обнаружить знак в виде кружка с точкой посередине. На цыганском языке это означало: «здесь живут люди щедрые и дружелюбные по отношению к цыганам». Кружок без точки переводился просто как «щедрые люди». Крест, прямой или косой, в виде скрещенных палочек, начертанный перед въездом в поместье, говорил: «Здесь не подают ничего». А две линии, пересекающие третью, читались как «просителей гонят прочь».

Граф де Марлимон, сам знавший цыган с детства, рассказывал падчерице, что существует множество других подобных знаков, помогающих предприимчивым цыганам добиваться своего.

— Случается, что цыганка зайдет на ферму продать корзины или другие изделия. Искусно вызовет хозяйку на откровенность и выпытает незаметно все семейные тайны: дочь засиделась в девушках, хворает младший ребенок и тому подобное.

Вальда жадно слушала, а граф продолжал:

— Покинув словоохотливую фермершу, цыганка с помощью гвоздя, угля или мела оставляет в условленном месте свои иероглифы.

— А потом?

— А потом на ту же ферму заходит другая цыганка, предлагая погадать. И жена фермера не устает удивляться, до чего же хорошо разбирается цыганка в ее сокровенных чаяниях.