Как вольный ветер

Слушая отцовские рассказы о дальних странах, Вальда так живо воображала услышанное, словно сама испытывала все захватывающие приключения, преодолевала многочисленные трудности. Рассказчиком отец был непревзойденным.

Однако леди Берк тяжело переживала частые отлучки мужа, и покуда сэр Эдвард носился по свету, с неиссякаемым энтузиазмом изучая самые отдаленные его уголки, его жена непритворно страдала.

Не спасали и окружавшие ее роскошь и комфорт. Леди Берк была из тех женщин, кому в жизни необходимо опираться на крепкое мужское плечо. Но можно ли было опереться на сэра Эдварда, если она видела его так редко? Мать Вальды любила мужа и восхищалась им, но теперь девушка понимала, что именно одиночество и отсутствие душевного тепла побудили вдову лорда Берка спустя менее года после его смерти с готовностью отозваться на предложение графа де Марлимона.

Впрочем, ее дочери ни разу не пришлось пожалеть об этом. Ее французский отчим был не просто неизменно добр к ней, но и выказывал искреннюю привязанность. Он и сам не раз говорил, что относится к ней, как к родной дочери.

Но сейчас Вальде, как никогда, недоставало именно покойного отца. Уж он бы не стал требовать, чтобы она послушно позволяла другим распоряжаться своей судьбой. Чтобы смиренно дала вовлечь себя в такой брачный союз, который мог, конечно, оказаться счастливым, но гораздо вероятнее — обернуться полным крахом.

Вот, к примеру, она никогда не сумеет терпимо отнестись к ухаживаниям мужа за другой женщиной. А ведь считалось почти хорошим тоном, если мужчина, практически в открытую, на глазах жены, расточал знаки внимания любовнице или заводил содержанку сомнительной репутации где-нибудь на окраине Парижа.

Что ж, быть может, такой стиль жизни и хорош для французов, но она-то родом из Англии, и ей он чужд и унизителен. Ей нужен не просто титул, а искреннее расположение мужа, его дружба и желание быть рядом. Ей нужна любовь, и ее избранник должен принадлежать ей одной, а она — только ему.

Но как отличались эти идеальные мечты от обычая и самих француженок после замужества заводить романы на стороне. Это тоже почиталось почти хорошим тоном. Хитрости, уловки, обман, как видно, придавали остроту и занимательность их жизни. Вальда же видела во всем этом лишь низость, грязь да убожество. Нет, не об этом грезила она, зачитываясь любовной поэзией прекрасных рыцарей Ле Бо.

— Я не могу сделать то, чего ждет от меня отчим, — вновь твердо сказала Вальда.

Резко поднявшись с постели, она подошла к окну и, отодвинув штору, в сильнейшем волнении стала глядеть в ночь.

На темном небе горели яркие, крупные звезды. Вставала луна. В ее мягком сиянии раскинулась внизу земля — наполненная тенями и шорохами, таинственная и прекрасная.

«Где-то на свете, — думала Вальда, — живет человек, которому я предназначена судьбой, которому суждено любить меня не ради денег».

Впервые в жизни она почувствовала, что ненавидит завещанное ей отцом богатство. До сих пор она смотрела на свое наследство как на преимущество, дающее независимость и безопасность. Оно и впредь должно было обеспечивать ей привычный образ жизни.

Теперь же в ее глазах крупное состояние начало превращаться в недостаток. За богатством соискатели ее руки не разглядят да и не пожелают разглядывать саму невесту. Возможно, они и оценят ее личные качества, но, окажись она даже скучной, пустоголовой дурнушкой, деньги сделают свое дело, превратя тысячу недостатков в достоинства.

— Ужасно! Нестерпимо! — как от боли, выкрикнула Вальда в тишину ночи.

Но что ей делать? Где выход? Как противостоять воле опекуна? За его старомодной обходительностью скрывались решительность и сильная воля. Он привык повелевать и добиваться желаемого.

Граф никогда не гневался, не выходил из себя, не бушевал, подобно ее отцу. Но, однажды приняв решение, бывал безжалостен и непреклонен, твердо гнул свою линию, и, рано или поздно, как бы сами собой бастионы сопротивления рушились, и победа оставалась за ним.

«Он сломит, перехитрит меня, — напряженно думала Вальда. — Пригласит намеченного претендента в дом, так или иначе я буду вынуждена с ним общаться и не успею опомниться, как окажусь помолвлена».

При этой мысли девушка содрогнулась. Образ воображаемого жениха, ненавистного, несмотря на все его достоинства, угрожающе замаячил в ее сознании, точно изготовившийся к прыжку хищник, от которого нет спасения.

Вальда мрачно отошла от окна и зажгла свечу на ночном столике, комната озарилась мерцающим светом. В Париже их дом был оснащен электрическим освещением, но здесь, в провинции, по старинке пользовались свечами и керосиновыми лампами, что вполне соответствовало романтической обстановке древнего провансальского замка.

Освещаемая пламенем свечи, Вальда медленно опустилась на кровать и постаралась сосредоточиться.

— Как мне противостоять отчиму? — вслух проговорила она, вновь и вновь убеждаясь в необыкновенной сложности этой задачи.

Граф был человеком долга и не отступал от того, что считал правильным. Спорить с его убеждениями бесполезно и неразумно. Но как разубедить его?

Девушка растерянно обвела взглядом комнату, словно прося помощи и совета у родных и привычных вещей, окружавших ее почти с самого детства.

Нарядно отделанная, легкая и изящная мебель была под стать облику своей хозяйки: безделушки севрского фарфора, подаренные ей матерью к Рождеству или на именины; картины в резных золоченых рамах — те, что особенно понравились Вальде и были перенесены по ее просьбе из других покоев замка.

Вот кушетка в стиле Людовика XIV, украшенная прихотливой резьбой. На кушетке — кукла, которую Вальда некогда привезла из Англии. Сколько нарядов было сшито на эту маленькую принцессу многочисленными нянюшками, горничными да и самой графиней! В конце концов у куклы собралось целое приданое, причем каждое платьице было отделано подлинным драгоценным кружевом!

За куклой, чуть подальше, — черный ящичек. В этом ящичке — одна замечательная вещь, подарок Вальды самой себе. Она приобрела его прошлой осенью в Лондоне.

И вот девушке показалось, что она нашла ключ. Тот самый ключ, которым, возможно, отпирались двери ее свободы.

В ящике хранилась фотокамера.

История этой вещи была такова. Когда Вальда гостила у своих английских родственников, один из двоюродных братьев показал ей сделанные им фотоснимки, а позже сфотографировал и саму кузину.

Результат поразил девушку. На получившемся портрете она выглядела как живая! Тогда Вальда убедила брата позволить ей самой воспользоваться этим чудесным приспособлением и в свою очередь сфотографировала мать и улицу перед домом и проезжавшие по ней экипажи.

Вначале у нее выходило не очень хорошо. Но через некоторое время кузен Джордж повел ее на выставку в Королевское фотографическое общество, и там они увидели снимки, сделанные человеком по имени Пол Мартин, который, пользуясь первым из изобретенных аппаратов марки «Facile», продемонстрировал столь высокое искусство, что удостоился золотой медали. Работы его поражали достоверностью и были в то же время так прекрасны, что Вальда буквально «заболела» фотографией.

Сперва она хотела купить за гинею ту самую камеру «Facile», но кузен убедил ее приобрести лучше «Кодак», который снимал не на фотопластинки, а на специальную мягкую пленку, намотанную на катушки. Такую светочувствительную пленку, объяснил Джордж, изобрели совсем недавно — всего лишь лет восемь назад.

— Это огромное достижение по сравнению с прежней техникой, — важно прибавил он.

— А как эта пленка действует?

— Она намотана на деревянную катушку, находящуюся внутри специального светозащищенного футляра. К обеим ее концам приделаны черные матерчатые поводки, с помощью которых она перематывается.

— И ты утверждаешь, что с этой камерой обращаться удобнее?

— Да. На пленке помещается сто кадров. Все, что потребуется от тебя, — это подбирать экспозицию да щелкать затвором. А затем — просто отослать отснятую пленку в фотомастерскую компании «Кодак» для проявки и получения готовых фотографий. Это гораздо легче, чем проявлять и печатать самостоятельно.