Любовь на плахе

Когда Джоли проснулась, в комнате было темно. Ее мгновенно охватила паника, словно что-то сдавило горло. Девушка испуганно вскочила с кровати. Она едва могла дышать, сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь в ушах барабанным боем. Осторожно, стараясь не шуметь, она дотянулась до другого края кровати. Там никого не было.

Джоли вообще была одна в спальне Это открытие немного успокоило ее. Когда глаза привыкли к темноте, она добралась до лампы со стеклянным абажуром, стоявшей на ночном столике, затем от лучины зажгла ее, почти уверенная, что муж прячется где-то в тени, выжидая момента, чтобы наброситься на нее.

Но в спальне не было никаких признаков Даниеля, и хотя это успокоило Джоли, но в то же время изрядно озадачило. Ощущение того, что можно было бы назвать одиночеством, всколыхнулось где-то в глубине ее души. Может быть, она не приглянулась Даниелю? Или он считает ее опасной? А вдруг он даже запер ее на ночь в этой спальне, словно узника в тюрьме?

Снова охваченная паникой пополам с ужасом, она вскочила с постели, бросилась к двери и обеими руками ухватилась за ручку. Но та свободно повернулась, и Джоли едва не вылетела в коридор, некоторое время постояла там, просто потому, что была вольна делать это. А потом медленно спустилась вниз на кухню, решив перед сном успокоить нервы кружкой теплого молока.

К ее удивлению, несмотря на то, что часы показывали три часа ночи, в кухне горел свет.

— Даниель? — вполголоса позвала Джоли, замерев на пороге, прижимая к горлу воротник платья

Никто ей не ответил, и Джоли немного пришла в себя, подбросив в печь пару поленьев, и, подгоняемая пятнами лунного света, быстро сбегала в уборную, затем вымыла руки.

На кухне молока не оказалось, но Джоли вспомнила, что видела у колодца пятигалонную канистру, которая была опущена вниз для того, чтобы холодная вода охладила молоко. Она направилась к колодцу По пути луна ярко осветила одинокий клен, стоявший чуть поодаль Затем луна снова скрылась за облаками, но в ее неверном свете Джоли сумела разглядеть, что под деревом кто-то стоял Она наверняка знала, что это был Даниель.

Хотя Джоли искренне считала, что благоразумие — лучшая составная часть мужества, в жизни она никогда не придерживалась этого золотого правила. Вот и сейчас она стала подкрадываться ближе, тяжело дыша и прижимая ладонь к сердцу. Однажды едва не вскрикнула от ужаса, но оказалось, что это просто кошка перебежала ей дорогу. Подросшая за лето трава еще хранила дневное тепло и по ней было приятно идти.

Когда Джоли подошла к одинокому дереву на расстояние меньше ста ярдов, то обнаружила, что под его кроной находятся две огражденные, тщательно ухоженные могилы. Рядом с ними, глядя на надгробия и держа шляпу в руке, стоял Даниель Он не заметил приближения Джоли и даже не посмотрел в ее сторону.

Девушка судорожно сглотнула и обеими руками ухватилась за живот. Искреннее тихое горе Даниеля пронзило ее, как удар молнии, хотя Джоли и не могла бы сказать, почему. Для него она — посторонний человек, точно так же, как и он для нее; он из жалости женился на ней просто для того, чтобы спасти ее шкуру.

Что бы ни случилось, она всегда должна помнить одно: в любой момент Даниель может «умыть руки» — одному Богу известно, сколько людей поступали именно так, — а когда сделает это, то, вероятно, отдаст ее в лапы закона. Джоли поежилась от одной этой мысли, обхватила себя руками, чтобы согреться, повернулась и устремилась обратно к дому.

Теперь она вовсе не хотела спать. Захватив из буфета кружку, она сходила к колодцу и принесла оттуда молока. Затем снова сходила и налила молока в кастрюлю, стоящую на плите печи. В это время вошел Даниель и встал рядом со своим стулом.

— Расскажи мне, почему ты была вместе с теми людьми, — спросил он. И хотя это было произнесено мягким тоном, Джоли стало абсолютно понятно, что это не просьба, а приказ. Джоли откинула прядь волос, которая выбилась из пучка на затылке, и занялась молоком.

— Я дружила с Блейком Кингстоном, — ответила она. — По крайней мере мне так казалось.

Она услышала, как заскрипел стул у нее за спиной, и когда полуобернулась через плечо, то увидела, что Даниель сидит верхом на стуле, а его голубые глаза неотрывно смотрят на нее.

— А твои старики? Они живы?

У Джоли перехватило дух — прошло столько лет, но воспоминания все еще были очень болезненными, — и она покачала головой.

— Нет, — сказала она, отводя глаза. Свою мать она не помнила совсем, хотя была на ее похоронах. Господь прибрал к себе и тетю Ниссу, и дядю Франклина, и всех остальных в ту эпидемию холеры, что разразилась в Небраске несколько лет назад. Умер и старик-отец, хотя его нельзя было назвать «стариком» при его жизни. О мачехе Гарнет Джоли никогда не вспоминала.

— А у вас есть родственники?

— Пять братьев и две сестры. Они остались в Северной Каролине, — ответил Даниель, чуть заметно кивнув. — Но мы сейчас говорим не обо мне. Я хочу знать, как вы оказались в такой плохой компании, миссис Бекэм. И я не отстану, так что давайте-ка выкладывайте мне все начистоту.

Джоли смутилась почти до слез. Ее руки заметно дрожали, когда она наливала себе молоко из бидона в кружку. Но поскольку в конце концов единственным оружием, которое у нее было, чтобы защитить себя, была бравада, она не преминула воспользоваться им. Джоли выпятила подбородок и распрямила плечи.

— Мы с Блейком встретились потому, что его мать и я работали вместе в одном доме. Я уже говорила вам об этом.

Даниель ничего не ответил, он просто подпер рукой подбородок и выгнул дугой брови.

Отпив большой глоток горячего молока, Джоли заставила себя сесть за стол. Взяв кружку обеими руками, от ее тепла она почувствовала некоторое успокоение.

— В том доме, где я работала, были украдены несколько вещей… — Джоли чуть помедлила, и ее щеки густо покраснели при воспоминании об этом. — Несколько драгоценностей миссис Бон-филд. Ее племянник, Джерард, заявил, что видел, как я пыталась продать алмазную брошь и нитку жемчуга в одном из подпольных магазинчиков. Бон-филды уволили меня, я пыталась найти другое место, но слухи бежали впереди меня, и никто не хотел взять в свой дом воришку. Тогда Блейк сказал мне, что знает в Спокане одну семью, которой нужна прислуга по уходу за детьми, поэтому я и уехала с ним из Сиэтла.

Даниель взъерошил волосы.

— А как же драгоценности? Украла ты их? Возмущение с такой силой охватило Джоли, что она чуть было не затряслась, но в конце концов ей удалось овладеть собой.

— Нет. Их украл сам Джерард, чтобы заплатить свои карточные долги. Полиция обнаружила это еще до моего отъезда. Конечно, Бонфилдам рассказали об этом.

— Они не предложили тебе вернуться? Джоли вновь отпила большой глоток горячего молока, медленно и аккуратно поставила на стол чашку.

— Конечно же предложили. Но как я могла продолжать работать у них, словно ничего не случилось?! К тому же и Джерард никуда не делся, а жил в том же доме.

— Ну, можно было поискать место где-нибудь еще, поскольку твоя совесть оказалась чиста.

— Это, к большому сожалению, оказалось не так просто сделать, — горько ответила Джоли. — Люди склонны уже заранее считать тебя виновной, если хоть раз тебя в чем-то обвинили. Не изменилось это и тогда, когда стало ясно, что они были неправы в отношении меня.

— И Кингстон взял тебя в Спокан, как обещал? Джоли на секунду опустила глаза и покачала головой.

— Сейчас я понимаю, что он даже и не собирался этого делать, — Джоли глубоко вздохнула и продолжила, заставив себя прямо взглянуть в глаза Даниеля: — Он хотел, чтобы его старики решили, что я его женщина. Может быть, он даже хотел и сам так думать…

Даниель прочистил горло и отвлекся на секунду, а Джоли уже определенно знала, что он ей не поверил.

— Так ты говоришь, что… что никогда не была-близка с ним?

Джоли отставила кружку и сильно хлопнула себя по коленям.