Сердце негодяя

Мисс Макгилл переоделась. Воспоминание о девушке в простой коричневой юбке и выцветшей блузке, столь живо занимавшее его воображение до этой минуты, поблекло и растворилось в блестяще-красном взрыве. Джесс постепенно пришел в себя, по кусочкам складывая в уме ее образ, чтобы не ослепнуть окончательно.

Она восседала на высоком табурете, закинув ногу на ногу, и раздавала карты четырем ковбоям, глазевшим на нее в телячьем восторге вместо того, чтобы играть в «блэк джек». Ничего удивительного. Платье облегало ее так, словно она растопила свечку красного воска и облилась им с головы до ног, пока он был еще теплым.

Нет, не то чтобы с головы до ног — сказать так было бы явным преувеличением. Если бы кому-то из обалдевших от безответной любви ковбоев надоело поедать глазами ее обнаженные плечи и высокую белую грудь (невероятное предположение), они могли полюбоваться голой ножкой, дюймов на шесть видневшейся из-под оборок красного платья. Красная туфелька на высоком каблучке, покачиваясь, свисала с носка. «Убей меня», — молили их взгляды. Они нарочно сбрасывали карты, чтобы заставить ее наклониться и сдать по новой.

Отвернувшись в целях самозащиты, Джесс окинул взглядом просторный зал с высоким потолком. По части салунов он считал себя знатоком, в некотором роде даже гурманом, и теперь решил оценить помещение. Все обычные атрибуты на своих местах: плевательницы, зеркала, висячие фонари, голова оленя, писанная маслом в полный рост обнаженная красавица над стойкой бара.

Половину задней стены занимал сложенный из камня камин; до уровня груди стены были обшиты панелями темного дерева, а выше — до самого сводчатого потолка — покрыты штукатуркой цвета слоновой кости. Уютная, приветливая обстановка. Но было здесь что-то еще, чему он никак не мог найти определения. Что-то выделявшее «Приют бродяги» из обычного ряда. Джесс побывал в сотнях салунов, но такого не видел никогда.

И тут его осенило: здесь было чисто. Зеркала не выглядели захватанными, стены без масляных следов, оставленных чьими-то затылками. Надраенная воском стойка бара сияла, как китайский лак. Он видел свое отражение в чисто вымытых оконных стеклах. А самое странное — легко дышалось, воздух не напоминал атмосферу в задымленной угольной штольне.

Чего еще ждать от женщины? Джесс хотел посмеяться, назвать заведение Кэйди «Приютом кисейных барышень», порога которого не переступил бы ни один уважающий себя бродяга, но что-то ему помешало. Нет, «Приют бродяги» был отличным салуном. Конечно, ощущение чистоты оказалось непривычным, но — как ни странно — чертовски приятным. Видимо, по какой-то непонятной причине мужчинам легче наполнять свои легкие дымом, гробить печень спиртным и просаживать деньги, отложенные женой на хозяйство, в примитивные азартные игры, находясь в чистоте и уюте.

Интуиция подсказывала Джессу, что от мисс Макгилл лучше держаться подальше, но ее красное платье манило его, как пение сирены. Для начала он добавил себе еще бурбона, сунул в уголок рта тонкую черную папиросу (свернутую заранее) и двинулся вперед, напустив на себя привычно свирепый вид, как бы говоривший: «Только тронь меня, и я вышибу тебе мозги», без которого человеку его профессии просто не обойтись. Никто не посмел глазеть на него открыто, но он чувствовал на себе опасливые взгляды исподтишка, пока пробирался среди пьющих и играющих в покер завсегдатаев к столу для «блэк джека»…

Один из игроков уже начал подниматься с табурета, чтобы освободить ему место, но Джесс дружески хлопнул его по плечу (бедняга застыл как соляной столб) и хрипло шепнул:

— Я только смотрю.

Он не сомневался, что Макгилл знает о его присутствии, но нарочно делает вид, будто его не замечает. Ну что ж, это дало ему прекрасную возможность свободно понаблюдать за ней.

Осанка у нее красивая, это точно. А на ногах — вблизи он ясно разглядел — чулочки телесного цвета. Темные вьющиеся волосы больше не падали ей на спину; она соорудила на макушке высокую колеблющуюся прическу «помпадур», производившую, пожалуй, чересчур сильное впечатление.

Джесс никак не мог привыкнуть к волшебному превращению: перед ним была совсем не та женщина, которую он видел всего пару часов назад. Нет-нет, у него нет никаких претензий к этой новой женщине, но… даже веснушки куда-то подевались. На губах у нее помада, запах духов чувствовался даже на расстоянии. Все это просто прекрасно, ему нравились благоухающие духами женщины с накрашенными губами, но… Нет, ничего. Она выглядела великолепно, и он сказал себе, что, как только оправится от потрясения, тут же оценит ее по достоинству.

Казалось, болтающаяся на большом пальце туфелька готова вот-вот слететь. Ему польстила мысль: ведь это его присутствие заставляет ее нервничать, но если бы не туфелька, взлетавшая все чаще и чаще, он бы и сам ни за что не догадался. Лицо у нее было невозмутимое, как у игрока в покер, она раздавала карты быстрыми, точными, ловкими движениями профессионала.

— Ты проигрался, Гюнтер, — объявила она, обращаясь к типу в клетчатой ковбойке, похожему на дровосека, и наклонилась собрать его карты.

Джесс устремил взгляд туда же, куда и все остальные. Тут-то он и увидел это. А может, ему просто почудилось? «Это» мелькнуло только на секунду, и он даже подумал, что видел всего лишь игру света. Поэтому в следующий раз нарочно дождался конца игры (банкомет опять выиграл) и приготовился смотреть.

Вот она наклонилась и одним длинным движением руки сгребла со стола все карты. «Это» оказалось на месте — не мираж и не пьяная галлюцинация. Настоящая татуировка на левой груди. Изображение какой-то птицы, похожей на орла. Этот орел взмывал из тесной затененной лощины, устремляясь к вершине холма. У Джесса отвисла челюсть, и папироска выпала изо рта.

Он раздавил ее сапогом, сделав вид, что так и задумано (хотя папироска даже не была зажжена), и от души надеясь, что никто не обратил на него внимания. Мог бы и не беспокоиться: кого интересовал он, когда глаза всех устремились на татуировку Кэйди? Она раздала карты по новой. Джесс так старался разглядеть неуловимую птицу, что совершенно позабыл о всяких попытках подметить передергивание или двойную игру. Вдруг ему пришло в голову, что именно в этом и состоит назначение татуировки.

А что? Совсем неглупая мысль! Тут он подумал, что для наколки могло найтись и другое применение — менее практическое, но куда более интересное, — однако именно в этот момент высокая и тонкая, как ивовый прут, блондинка прижалась чересчур пышным напудренным бюстом к его плечу и выдохнула «Привет», обдав его перегаром джина и хинной настойки.

Джесс ей обрадовался. Ему нравилось вселять страх Божий в сердца людей, но грустно то, что все обходили его стороной. Почти никто с ним не разговаривал. Ему становилось одиноко.

— Привет, — ответил он.

Зря. Следовало придумать что-то более угрожающее или зловредное. Но что? «А эти штуки не накладные?» Нет, можете говорить и думать о Голте все что хотите, но он всегда старался вести себя как джентльмен.

— Я Глендолин, — представилась блондинка доверительным детским голоском, кокетливо потупив глазки и складывая губки бантиком, словно намеревалась наградить его поцелуем. — А ты Голт. Я о тебе слыхала.

Теперь Джесс понял, с кем имеет дело. До начала карьеры Голта он и не подозревал о существовании подобных особ женского пола — женщин, которых влекло к опасным мужчинам. Но оказалось, что такие есть и что они готовы пуститься во все тяжкие, лишь бы заполучить желаемое. Если отбросить денежную сторону, ничто так не скрашивало жизнь наемного стрелка, как эти женщины. На первых порах Джесс вовсю пользовался их жадным интересом к своей персоне, не упуская ни единого случая. Однако в последнее время настроение стало пропадать. Их внимание уже не льстило ему. Все равно что носить парик и слушать комплименты своей роскошной шевелюре.

— Хочешь присесть и выпить со мной? — продолжала мурлыкать Глендолин, указывая на пустой столик на двоих. — Может, покажешь мне свою пушку?