Дворец наслаждений

И все же я стояла в полной темноте, пытаясь найти хоть какие-то следы той девчонки, которой была когда-то. Но не было в этой комнате запаха мирры, которой меня умащивала Дисенк, не валялись повсюду тонкие, прозрачные ткани, не слышно было криков радости или боли или укоризненных речей. Осталась одна комната, молчаливая и безликая, которая даже не пыталась выгнать меня вон; я сама, вздохнув, повернулась и вышла, вернувшись в коридор, а оттуда на лестницу, ведущую в ванную комнату. На лестнице также было темно, но я хорошо помнила, где находилось это помещение — на заднем дворе, рядом с одинокой пальмой.

Войдя в ванную комнату, я глубоко вдохнула влажный воздух, смешанный с чувственными ароматами благовоний и ароматических эссенций. Сколько же лет к моему телу прикасались лишь мои собственные руки, чтобы вымыть его и сделать массаж? Когда-то я каждый день приходила сюда, становилась на каменную плиту, и слуги принимались тереть меня натром, обливать душистой теплой водой, а потом, вся розовая, с мокрыми растрепанными волосами, я выходила во двор, где меня поджидал молодой массажист. Дисенк всегда тщательно удаляла с моего тела все волосы, и массажист своими безжалостно-опытными руками гладил и постукивал его, натирая ароматными маслами. Тогда мне, красивой и честолюбивой девочке, жизнь казалась прекрасной, полной надежд и осуществимых желаний.

Я обошла ванную комнату, наслаждаясь прохладой каменных плит и заглядывая во все горшки и горшочки, расставленные на полках. Сняв платье, я зачерпнула кувшином воды из большого чана, набрала натра и, встав на каменную плиту, принялась мыться. Затем окунула голову прямо в чан, после чего взялась за ароматические масла. Кожа впитывала их жадно, как и волосы. Сев на плиту, я заплела свои мокрые волосы.

Заметив в углу сундук, я подошла к нему и откинула крышку. Там лежали мужские туники и юбки, а еще длинный легкий плащ и узкое платье, такое легкое и тонкое, что лишь глаза сказали мне, что я держу его в своих руках. Харшира все предусмотрел — у гостей хозяина было все, что нужно, включая и ванну после веселого пиршества. Отшвырнув в сторону свою грубую рубаху, я почтительно взяла платье в руки. Скользнув по чистому, умащенному телу, воздушная ткань словно прильнула к нему, как будто это платье было сшито специально для меня. Я очень жалела, что со мной нет зеркала, потому что впервые за много лет ощутила себя прежней Ту. Я порылась в сундуке, надеясь найти сандалии, но их там не оказалось, и тогда я решила, что обойдусь и без них. От сандалий столько шума, к тому же ноги от них отвыкли, а если мне придется бежать, то они мне только помешают.

Теперь я готова. Сунув нож за пояс, я вновь поднялась по лестнице, прошла по коридору и, не таясь, вышла в приемный зал. Здесь взрывы хохота и голоса были слышнее, музыка звучала более резко. Вино Гуи явно разгорячило кровь его гостям. Повернув налево, я вышла в коридор, ведущий в сад, миновала кабинет Гуи, маленькую дверь, ведущую, скорее всего, в комнатку слуги, и подошла к внушительным дверям личных покоев прорицателя. Не колеблясь, без малейшего волнения я открыла двери.

В этом святилище я побывала всего один раз, за день до событий, о которых мне не хотелось вспоминать, но сначала я все же бросила быстрый взгляд направо, в сторону комнатки слуги. Там умер Кенна, угрюмый Кенна с его ядовитым языком, всегда ревновавший меня к Гуи, ненавидевший меня и боготворивший своего хозяина. В приступе паники я убила его, чтобы он не встал между мной и Гуи. Я не хотела убивать, я только хотела сделать ему больно, но тогда я еще не умела обращаться с оружием, а настойка мандрагоры оказалась слишком сильной. Я не знала, что все мои страхи были напрасны, поскольку для Гуи я значила куда больше, чем его слуга. Смерть Кенны висела на моей совести таким тяжким грузом, с которым не могла сравниться даже моя попытка убить фараона. Это был жестокий и бессмысленный поступок.

Дверь в комнатку слуги была закрыта, но я не сомневалась, что он там, сидит и ждет, когда хозяин проводит гостей и придет спать. Нужно вести себя очень тихо. Я оглядела спальню. Массивное ложе Гуи по-прежнему стояло на своем помосте. Простыни были свернуты. Рядом уютно горел светильник. Стены были расписаны знакомыми мне картинами, изображающими радость жизни: виноградные лозы, цветы, рыбы, птицы, заросли папируса, и все это в ярких, живых красках — алых, голубых, желтых, белых и черных. Вдоль стен стояли золоченые стулья и узкие столики, украшенные мозаикой. На один из стульев была брошена длинная шерстяная накидка.

На столике возле ложа стоял кубок, полный темно-красного вина. Я поднесла его к лицу и принюхалась. Не ощутив запаха снотворного, я залпом осушила кубок. Вино было похоже на самого Гуи — такое же сухое, дорогое и невероятно успокаивающее. Поставив кубок на стол, я стала думать, где бы мне спрятаться. Ничего подходящего. В комнате стояло несколько больших сундуков черного дерева, но вряд ли я смогла бы поместиться в таком сундуке.

Мое внимание привлекла накидка, очень просторная и плотная. Немного поразмыслив, я взяла ее и пошла к самому дальнему сундуку, стоящему в темном углу. Разложив на нем накидку, чтобы один ее угол остался приподнятым, я забралась под нее. Сжавшись в комок и прижав лицо к узенькой щелочке, которую я себе оставила, я лежала под теплой и мягкой накидкой, и вдруг в ноздри мне ударил тонкий аромат жасмина — запах духов Гуи. Я закрыла глаза, вновь почувствовав глухую тоску, и вдруг, сжав пальцами мягкую ткань, поднесла ее к губам и поцеловала.

Лучше бы я этого не делала. Только первые тринадцать лет своей жизни я прожила без него, это время осталось в моей памяти как время призрачных, неясных миражей без формы и содержания. Гуи стал для меня опорой, иногда сознавая это, а иногда и сам того не желая, он оставался ею и сейчас и будет всегда, до самой моей смерти, как бы я ни пыталась изгнать его из своего ка. Я прижалась спиной к стене, подтянула колени к груди и положила рядом нож. Я ждала.

Глава одиннадцатая

Время тянулось медленно. Я садилась, становилась на колени, растирала занемевшие руки и ноги, но вылезти из-под накидки не решалась из страха быть замеченной. Один раз двери внезапно распахнулись — у меня душа ушла в пятки, но это был всего лишь слуга, который зашел в спальню, чтобы подлить в лампы масла. Затем слуга вышел, даже не взглянув в мою сторону. Я попыталась уснуть, но неудобное положение и волнение разогнали весь сон, поэтому я сидела, сжимая в руке нож и спрашивая себя, как могла я решиться на столь безумную затею.

Но он пришел. Бросив смятую юбку на стул, подошел к своему ложу. Вздохнув, провел руками по лицу, развязал белую ленту, стягивающую волосы, и тряхнул головой. Затем позвал слугу. Тот бережно расстегнул и снял с шеи хозяина пектораль из лунного камня и серебряные браслеты с его рук. Гуи сбросил сандалии.

— Я устал, — сказал он. — Оставь все до утра.

— Вам нужен мак, господин? — спросил слуга.

Гуи покачал головой.

— Нет. И вина не нужно. Унеси кубок. Если хочешь, можешь его сам выпить.

Слуга взял кубок. Сквозь щелку мне было хорошо видно его лицо. Слуга хотел что-то сказать, но промолчал, видимо решив, что кубок пуст по его собственному недосмотру. Удивленно заглянув в кубок, он прижал его к груди и поклонился.

— Спасибо, господин. Если вам больше ничего не нужно, я пойду.

Гуи махнул рукой, и слуга вышел.

Больше мне Гуи не было видно, поскольку он отошел в сторону; судя по всему, он встал перед окном. Я лежала, затаив дыхание. Вот Гуи снова вздохнул и что-то пробормотал. Заскрипела деревянная рама кровати, и Гуи вновь стал мне виден. Он был все так же удивительно, невероятно красив с ровной белизной своей кожи и пепельно-белыми волосами, рассыпавшимися по плечам.

Гуи наклонился, чтобы задуть лампу, и на мгновение я увидела его лицо. Линии в уголках рта, который мне так хотелось поцеловать и который лишь дважды коснулся моих губ, стали глубже. И все. Время пощадило его, человека, который сам повелевал будущим, и вдруг я почувствовала такое до боли знакомое, такое страстное желание, что не выдержала и, видимо, издала какой-то звук, поскольку Гуи вдруг замер, глядя в мою сторону. Какое-то мгновение его глаза под тяжелыми веками, в которых вспыхнул красный огонь, смотрели прямо на меня, затем он дунул на лампу, и свет погас. Я слышала, как он забрался в постель. Я тоже закрыла глаза, а когда открыла, то увидела лишь серый свет, падающий из открытого окна.