Бессердечный повеса

– Этот универмаг больше, чем просто бизнес для него, – сказал Уэст Хелен, в то время как Уинтерборн наверху разговаривал со своими управляющими. – Это то, кто он есть. Универмаг занимает всё его время и это единственный его интерес.

– Но ради чего он это делает? – спросила Хелен в недоумении. – Обычно мужчина хочет иметь доход, чтобы заниматься более важными вещами... проводить время с семьёй и друзьями... развивать таланты, свой духовный мир...

– У Уинтерборна нет духовного мира, – сухо ответил Уэст. – Он, вероятно, будет возмущён одним предложением, что он у него имеется.

Сотрудники магазина уехали этим утром, а Уинтерборн провёл большую часть дня или в гостиной или в своей спальне, упорно маневрируя на костылях без посторонней помощи, несмотря на указания врача, не нагружать больную ногу.

Заглянув в дверной проём, Хелен увидела Уинтерборна, сидящего в гостиной в одиночестве, в кресле рядом со столиком из орехового дерева и мраморной столешницей. Он случайно опрокинул стопку бумаг со стола и они разлетелись по полу вокруг него. Неловко наклонившись, он пытался поднять упавшие страницы, не свалившись при этом с кресла.

Беспокойство перевесило застенчивость и она, не раздумывая, вошла в комнату.

– Добрый день, мистер Уинтерборн, – она опустилась на колени и собрала бумаги.

– Не утруждайте себя, – услышала она его хриплый голос.

– Никакого беспокойства, – по-прежнему стоя на коленях, она неуверенно взглянула на него. Её сердце ёкнуло и пропустило удар и ещё один, пока Хелен смотрела в глаза, темнее которых она никогда не видела, карий цвет был настолько насыщенным, что казался чёрным, обрамлённые густыми ресницами и глубоко посажены на лице оттенка шоколада. Его грубая привлекательность нервировала её. Он мог бы быть самим Люцифером, сидящим здесь. Уинтерборн был намного больше, чем она думала, даже гипс на ноге не помогал ему казаться менее грозным.

Она протянула ему бумаги и их пальцы ненадолго соприкоснулись. Поражённая этим ощущением она быстро отпрянула. Его рот ожесточился, густые брови сошлись воедино.

Хелен поднялась на ноги.

– Я могу что-то сделать, чтобы вам стало комфортнее? Может быть послать за чаем или закусками?

Он покачал головой.

– Куинси скоро принесёт поднос.

Она не была уверена, как ответить. Было легче разговаривать с ним, когда он был болен и беспомощен.

– Мистер Куинси сказал мне, что он будет работать в Лондоне. Я рада за вас обоих, что вы дали ему такую возможность. Он станет отличным камердинером.

– За те деньги, что я плачу, – сказал Уинтерборн, – ему бы лучше превзойти всех в Англии.

Хелен на мгновение замешкалась.

– Я не сомневаюсь, что так и будет, – отважилась сказать она.

Уинтерборн тщательно собрал бумаги в аккуратную стопку.

– Первое, что он хочет сделать, это избавиться от моих рубашек.

– От ваших рубашек, - в недоумении повторила Хелен.

– Один из моих управляющих привёз кое-какую одежду из Лондона. Куинси понял, что рубашки были куплены уже готовыми, – он взглянул на неё настороженно, оценивая реакцию Хелен. – Если быть точным, – продолжил он, – они были проданы наполовину готовыми, чтобы их можно было подогнать в соответствии с предпочтениями заказчика. Качество ткани такое же высокое, как у любой рубашки сшитой на заказ, но Куинси всё равно воротит нос.

Хелен с осторожностью обдумала свой ответ.

– Человек с такой профессией, как у Куинси, обладает придирчивым взглядом на детали, – наверное, она должна на этом остановиться. Обсуждать мужскую одежду абсолютно неприлично, но Хелен чувствовала, что должна помочь ему понять опасения Куинси. – Дело не просто в ткани. У сшитой на заказ рубашки отличается строчка, швы идеально ровные и плоские, а петлицы часто ручной работы, с одной стороны в форме замочной скважины, чтобы уменьшить давление ножки на пуговице, – с улыбкой она сделала паузу. – Я бы в подробностях рассказала о планке и манжетах, но боюсь, что вы заснёте в кресле.

– Я знаю ценность деталям. Но, что касается рубашек... – он замялся. – Я решил носить то, что продаю, таким образом, клиенты знают, что у их вещей такое же качество, как и у владельца магазина.

– Это звучит, как умная стратегия продаж.

– Так и есть. Я продаю больше рубашек, чем любой другой магазин в Лондоне. Но мне не приходило в голову, что высшее общество уделяет пристальное внимание петлицам.

«Его гордость уязвлена осознанием того, что он выставил себя в невыгодном свете перед представителями высших кругов», – подумала она.

– Я уверена, что им не следует этого делать, – сказала Хелен извиняющимся тоном. – Существует множество более важных вещей для беспокойства.

Он насмешливо посмотрел на неё.

– Вы говорите так, будто не одна из них.

Она слегка улыбнулась.

– Я жила вдали от мира большую часть своей жизни, мистер Уинтерборн, я иногда задумываюсь, кто я или есть ли где-то моё место.

Уинтерборн изучающе посмотрел на неё.

– Трени планирует отвезти вас и ваших сестёр в Лондон, когда закончится траур.

Хелен кивнула.

– Я не была в городе с самого детства. Я запомнила его очень просторным и захватывающим, – она замолчала, слегка удивившись, что разоткровенничалась с ним. – Теперь я думаю, что могу найти Лондон... пугающим.

Улыбка тронула уголки его губ.

– Что происходит, когда вы напуганы? Бежите до ближайшего угла и прячетесь, не так ли?

– Должна ответить, нет, – сказала она чопорно, задаваясь вопросом, дразнит ли он её. – Я делаю то, что должна, независимо от ситуации.

Улыбка Уинтерборна начала расползаться шире, до тех пор, пока она не увидела, как сверкнули белые зубы на фоне лица цвета тёмной бронзы.

– Я думаю, что знаю это лучше большинства, – мягко сказал он.

Понимая, что он имел в виду, её помощь в то время, когда у него был жар... и, вспомнив, как она держала эту черноволосую голову на изгибе её руки и обтирала его лицо и шею... Хелен почувствовала, что начала заливаться румянцем. Не обычной краской смущения, которая исчезает сразу после появления. Этот жар продолжал разгораться и разгораться, распространяясь по всему телу до тех пор, пока ей не стало так неуютно, что она едва могла дышать. Она сделала ошибку, взглянув в его горящие глаза цвета чёрного кофе, и почувствовала себя по-настоящему принесённой в жертву на огне.

Её отчаянный взгляд остановился на потрёпанном фортепиано в углу.

– Сыграть что-нибудь для вас? – Хелен встала, не дожидаясь ответа. Это была единственная альтернатива бегству из комнаты. Боковым зрением, она увидела, что Уинтерборн машинально сжал подлокотники кресла, готовясь подняться, прежде чем вспомнил, что его нога в гипсе.

– Да, – услышала она его ответ. – Пожалуйста, – он пододвинул кресло на несколько дюймов, таким образом, чтобы он мог видеть её профиль, пока она играет.

Казалось, фортепиано предлагало небольшую степень защиты, она села за инструмент и подняла крышку, закрывающую клавиши. Сделав медленный, успокаивающий вдох, Хелен расправила юбки, выпрямила осанку, и положила пальцы на клавиши. Она с энтузиазмом принялась играть часть, которую знала по памяти, "Аллегро" из сюиты для фортепиано Генделя в Фа-мажоре. Отрывок был оживлённым, запутанным и достаточно сложным, чтобы заставить Хелен думать о чём-то кроме румянца. Её пальцы танцевали по клавишам в вихре движений. Бурный темп, непрерывный в течение двух с половиной минут. Когда она закончила, то посмотрела на Уинтерборна, надеясь, что ему понравилось.

– Вы играете с большим мастерством, – сказал он.

– Спасибо.

– Это ваше любимое произведение?

– Это самое сложное, – сказала Хелен, – но не любимое.

– Что вы играете, когда никто не слушает?

Живот Хелен приятно сжался, от этого вежливого вопроса, произнесённого с акцентом, где звуки гласных были такими же длинными, как плечи Уинтерборна широкими. Смутившись от этого ощущения, она не спеша ответила.