Украденные ночи (Полночный вальс)

— Нет, спасибо, — произнесла Амалия с трудом. — Я… мне что-то нездоровится.

Женщина прикрыла сладости салфеткой, окинув даму в экипаже опытным взглядом.

— Что вам нужно сейчас, так это простой сухарик, мамзель. Принести?

— Вы очень добры, но через минуту все будет в порядке.

— Или через несколько минут, да? — улыбнулась негритянка. — Ничего страшного, дорогуша, это со всеми нами случается.

Амалия смущенно улыбнулась, а женщина, приветливо кивнув, отправилась по своим делам. По утрам она чувствовала себя нормально, хуже — днем. Как ни странно, раздражали ее только запахи, причем не какие-то определенные, а все и по-разному. Например, утром сладковатый аромат цветов казался Амалии приятным, а через несколько часов ее уже тошнило от этого запаха. Странно, конечно, но других недомоганий, кроме, может быть, боли в набухших сосках, она не испытывала. Вообще-то этих признаков беременности вполне хватало для положительного заключения, но радости из-за сложившейся ситуации Амалия не испытывала.

Она подняла глаза и увидела Роберта. Мрачное выражение на его лице не предвещало радостных известий. Не дожидаясь, пока он скажет что-нибудь сам, Амалия спросила:

— Ну, что там?

— Мы опоздали. Нужный нам клипер снялся с якоря.

— Когда? — Амалия затаила дыхание, так боялась она ответа.

— Вчера вечером.

— Я так и думала.

— Не кори себя, — сказал он жестко. — Если бы ты приехала сюда сразу, как только сошла с парохода, ты все равно не успела бы.

Амалия облегченно вздохнула. Она сумела изобразить на лице нечто похожее на улыбку и согласно кивнула.

— Я попытался разузнать о матросе, который нас интересует, — продолжил Роберт, — но мне ничего не смогли сказать. Думаю, капитан не сообщил властям об исчезновении матроса. Дело это в портах настолько обычное, что комментарии, как говорят, излишни.

— Что же нам делать? — спросила Амалия растерянно.

— А что бы ты делала, если бы приехала сюда одна? — Роберт окинул Амалию пристальным взглядом.

— Не знаю, я не думала об этом, — сказала она нерешительно. — Скорее всего второй матрос благополучно добрался до корабля и теперь возвращается в Китай.

— Логично, — согласился Роберт.

— Наверное, надо ехать домой?

— Да, надо! — Роберт забрался в фаэтон, отвязал вожжи от столбика с кольцом, но потом вдруг остановился. — Пожалуй, стоит порасспросить в постоялых дворах и пивных, на всякий случай, — сказал он задумчиво, — вдруг этот человек так и не появился на корабле или у него были веские причины, чтобы корабль ушел без него? Попробовать стоит хотя бы потому, что у нас есть его изображение.

Вместо ответа Амалия развернула рисунок Айзы, который лежал свернутым в трубочку на сиденье рядом с ней. Роберт направил экипаж в обратный путь. Продолжая рассматривать карандашный рисунок, Амалия заметила уголком глаза очертания знакомых домов.

— Это не тот квартал, который нам нужен, — сказала она, отрываясь от бумаги.

— Тот самый. Я везу тебя домой.

— Но я не хочу домой, — возразила Амалия.

— Не думаю, что этот человек остановился в отелях «Сент-Луис» или «Сент-Чарльз». Скорее всего он забился в одну из нор самой грязной части города, где никогда не бывает дам и никто не имеет ни малейшего представления, как вести себя с ними.

— Я знаю это не хуже тебя, но мне все равно, — попыталась протестовать Амалия. — Я не стану сидеть дома и дожидаться известий. Мне надоело ждать, и я поеду с тобой.

— Нет, я не могу согласиться на это. — Роберт был настроен весьма решительно.

— Не можешь согласиться?! — воскликнула Амалия гневно. — Но я — женщина, а не тепличное растение. Я имею право знать, что происходит, и делать что-то, а не сидеть как каменный истукан.

— Я все понимаю, — сказал Роберт мягко, — но пойми и ты: речь идет не о воле и храбрости женщины, а о чести светской дамы, что, согласись, не одно и то же и что обязывает тебя считаться с правилами приличий.

— Правда? Еще неделю назад я вряд ли смогла бы отнести эти слова к себе. — В голосе Амалии слышались досада и негодование.

— И напрасно. Дело не в безупречной репутации, а в твоем характере, — заметил Роберт рассудительно. — Если ты отправишься со мной в эти трущобы, то, без сомнения, привлечешь к нам обоим такое внимание, которое тебе же самой потом не понравится и от которого мне придется тебя защищать. Если даже ты решишь не входить внутрь этих злачных мест, а останешься ждать меня на улице, нет гарантий твоей безопасности. Женщины в таких местах воспринимаются как приятная и вполне заслуженная добыча. Так вот у них все просто!

— Я не поверю, что ко мне будут приставать, если ты рядом.

— Ценю твое доверие, но гарантировать что-либо не могу, — сказал он, криво усмехнувшись. — Кроме того, пока мы будем ходить вместе, нам вряд ли кто-нибудь скажет правду. Зато нож в бок за излишнее любопытство получить можно. А вот если я пойду один, переодевшись бродягой, предложу кому-нибудь пропустить рюмо…

— Я поняла! — оборвала она его на полуслове. И хотя Амалия сознавала, что доводы Роберта разумны, вынести это ей было нелегко. — Тогда отвези меня домой, — попросила она, все еще дуясь.

Казалось, время после отъезда Роберта остановилось. Амалия металась по комнате от одного окна к другому, не | находя себе места. Уже в который раз наблюдала она изрядно надоевшую картину: дома с лужайками на противоположной стороне улицы, резвых лошадей, впряженных в элегантные экипажи, в которых сидели нарядные дамы в легких шелковых платьях с расшитыми бисером и кружевами зонтиками в руках, а рядом с ними джентльмены, взмокшие от жары в своих сюртуках и галстуках.

Амалия ненавидела все эти десятилетиями складывавшиеся условности и предрассудки. Именно они, а не пресловутая слабость, держали ее взаперти. Поскольку делом чести мужчин являлась защита репутации и достоинства дам, то женщина, пожелавшая выйти на улицу одна, могла столкнуться с любым оскорблением. А раз уж джентльмены рисковали жизнью, защищая прекрасных дам, дамы, в свою очередь, были связаны долгом чести вести себя так, чтобы не подвергать мужчину излишней опасности. Возникала своего рода круговая порука. «Жаль, что со всем этим нельзя покончить раз и навсегда», — мысленно сокрушалась Амалия.

Однако благодаря этим условностям смертельная опасность, которая время от времени нависала над мужчинами, сдерживала их природную агрессивность и усмиряла их низменные страсти. Большинство из них находили разрядку в драках: кто на кулаках, кто с хлыстами, л кто на дуэли. Что касается дуэлей, то здесь дело дошло до крайностей. Поединки назначались по всякому поводу и без повода: кто-то кого-то нечаянно толкнул, кто-то на кого-то не так посмотрел или при ком-то неосторожно выразился, а в результате — гибли молодые люди. И все же, зная, чем может кончиться тот или иной неосторожный поступок, люди стремились к сдержанности и терпимости во взаимоотношениях друг с другом.

«Насколько все было бы проще, имей эта проблема только одну сторону, — размышляла Амалия, стоя у окна, — ту, которая не касается меня».

Пришло время ужинать, а Роберт все еще не появлялся. Амалия попробовала съесть что-нибудь в одиночестве, но не получилось. Повозив по тарелке кусочки каждого блюда, она так ни одного и не попробовала. Две рюмки вина, которые она выпила, взбодрили ее, но ненадолго, их действие прошло к тому моменту, когда она приготовилась идти спать.

Она сидела на кровати, подперевшись подушками и с раскрытой на первой странице книгой, когда внизу послышался шум. Накинув капот, Амалия вышла из спальни. Внизу, широко расставив ноги, чтобы не упасть, стоял Роберт. Волосы его были взлохмачены, рубашка в грязи, рукава закатаны до локтей, мятые брюки из грубого полотна неряшливо заткнуты в сапоги, которые, похоже, умышленно были выпачканы, чтобы не блестели. Роберт держал в руке серебряный подсвечник со свечой, какие обычно ставят в спальнях, и Амалии показалось, что она слышит удаляющиеся шаги слуги, впустившего его в дом. Вероятно, она сделала какое-то неосторожное движение, потому что Роберт, который старался двигаться бесшумно, поднял голову.