Хозяйка Рима

Он прочел в ее глазах жалость и отвернулся.

— Да, — ответила она. — Был один человек, которого мне хотелось именно так.

— И сколько времени тебе понадобилось, чтобы забыть его?

Афина медленно покачала головой. Ее веер недвижимо застыл на месте.

— Я так его и не забыла.

— Не забыла?

— Нет. Возможно, выйди я за него замуж, все было бы иначе, а так… — она пожала плечами. — Тебе нужно непременно жениться, Павлин.

— Я спрашиваю не о себе. Речь идет о моем друге. Его имя Траян.

— Разумеется.

Павлин слегка пришпорил коня. Ему было проще ехать впереди носилок, нежели ощущать на себе взгляд этих пронзительных глаз.

Тея

Учитывая неприхотливые вкусы Домициана, я была удивлена красотой его виллы в Тиволи.

Это был настоящее произведение искусства из белого мрамора: украшенные колоннами дорожки, террасы садов, вазы с лилиями и тихие пруды, мозаики, серебряные нимфы в нишах. Роскошное и уютное гнездышко, спрятанное в горах всего в миле от прекрасного города Тиволи, где даже тот, кто всегда на виду у всех, может наконец побыть в одиночестве. Домициан прибыл сюда на день или два позже меня. В кои веки рядом с ним не было толп придворных или роя усердных секретарей. Не считая молчаливых рабов, император Рима и я были совсем одни. Как это странно и непривычно.

— Я приказал подать обед на террасе, — сказал он мне. — Через час.

Я тщательно выбрала свой наряд в комнате из розового мрамора, которая когда-то могла принадлежать Юлии: простое белое платье с серебряным поясом под грудью. Распущенные волосы ниспадали на спину. Никаких украшений, кроме бронзового перстня Ларция на одной руке и массивной жемчужины на другой. Как приятно после всех этих пышных нарядов ради разнообразия облечься в простое платье. Я отодвинула в сторону баночки с румянами и босиком вышла на террасу. Под ивовым деревом стояли два серебряных ложа, тишину и покой нарушало лишь журчание струй.

Император уже ждал меня: облокотившись на одно из лож, он быстро пробегал глазами свитки, небольшой горкой лежавшие перед ним.

— Весталка, — произнес он, увидев мой белоснежный наряд.

— Нет, просто девушка на загородной вилле.

Я прилегла с ногами на соседнее ложе и принялась за угощения, которые на блюдах бесконечной вереницей приносили молчаливые рабы. Тут были и страусиные яйца, и языки фламинго, и оленина с розмарином, и засахаренные орехи, и пирожные с кремом, и старое красное вино в инкрустированном драгоценными камнями графине — как это не похоже на обычную трапезу Домициана, состоявшую их куска мяса с хлебом и кружки пива! Не скрылись от меня и другие перемены: шелковые подушки на ложах, хотя обычно император презирал роскошь и негу, массивные серебряные блюда, хотя обычно он ел с глиняных тарелок, а вместо обычной шерстяной туники на нем было яркое одеяние из роскошного восточного шелка.

Он оторвал взгляд от свитков и посмотрел мне в глаза.

— Ну как, я тебе нравлюсь?

— Да, — улыбнулась я.

— Да, — он словно пробовал на вкус это слово. — Ты скажешь это любому мужчине. Кстати, сколько их у тебя было?

— Что?

— Сколько, — спрашиваю я.

Его взгляд привел меня в замешательство: не то чтобы совсем отсутствующий, но какой-то далекий.

— Довольно притворяться, Афина. Хорошо, попробую угадать. Сто?

— Не знаю, — сказала я и добавила спокойно: — Нет, только ты.

— Отличный ответ. Быстрый, убедительный, уклончивый. Ты могла бы заседать в Сенате, не будь ты шлюхой.

— Я…

— Сколько тебе? Двадцать четыре? Ты наверняка начала рано…

— Цезарь…

— Во сколько? В двенадцать лет? В тринадцать? Когда ты научилась столь превосходно лгать?

Я поставила кубок на стол.

— Какой у тебя отсюда открывается прекрасный вид. Можно взглянуть?

Не дожидаясь ответа, я подошла к краю террасы. По небу пролегла зловещая красная полоса — это все, что осталось от заката, а из-за крыши виллы неспешно выплывала луна. Я посмотрела вниз, мимо моих босых ног. Терраса не имела балюстрады, лишь только этот мраморный край, который обрывался примерно на десять локтей [4] вниз, если не больше, к неспешно текущей реке.

— Опасно, не правда ли? — раздался за моей спиной голос Домициана.

— Верно, опасно. — Я обернулась и посмотрела на него. — Но у меня хорошее чувство равновесия.

Он на мгновение пристально посмотрел на меня, затем поднялся с ложа и, перейдя террасу, встал рядом со мной. Было слышно, как на нем шуршит восточный шелк.

— Какой великолепный вид, — произнес он. — Утром от реки облаком поднимается туман — словно Юпитер, пришедший к Данае. Воистину великолепный, — повторил он и потрогал мои волосы.

— Ты часто приезжал сюда с Юлией? — не удержалась я от вопроса.

— С Юлией? — он произнес это имя так, как будто слышал его в первый раз. — Нет. Она не любила эту террасу, боялась сорваться вниз. Не то что ты.

Домициан намотал мои волосы себе на руку.

— Но ведь ты не Юлия, верно? — Глядя отсутствующим взглядом куда-то на другой берег реки, он резко дернул мою голову назад. От боли у меня на глазах выступили слезы. — Юлия никогда бы не осмелилась встать у самого края.

Он высвободил руку из моих волос, и мне стало не так больно. Я стояла, застыв на краю террасы, а он тем временем провел пальцем по мой шее, я бы даже сказала, почти погладил, этот мужчина, который ни разу не прикасался ко мне игриво. Я ощущала его руку у себя на шее, ощущала его дыхание, и, тем не менее для меня явилось полной неожиданностью, когда пальцы Домициана взяли меня за горло и крепко сжали.

— Ну как, а теперь тебе страшно? — спросил он, и в глазах его читалось едва ли не детское любопытство.

Пальцами ног я ощущала холодный мрамор.

— Нет.

— Лжешь, — его пальцы еще сильнее сжали мне горло.

— Возможно.

— Ты скована ужасом.

— Нет.

— Тебе известно, как я поступаю со лжецами?

Кажется, я постепенно начинала получать представление об этом. Мы вместе качнулись на краю мраморного обрыва. Похоже, что я сейчас упаду вниз.

И я упала… опустилась на четвереньки на твердый холодный мрамор. Это Домициан оттолкнул меня от бездны. Я жадно ловила ртом воздух, дыхание рвалось из горла едва ли не хрипом. Затем посмотрела на него снизу вверх.

На какое-то мгновение он задержал на мне взгляд. Затем улыбнулся знаменитой улыбкой всех Флавиев, которая тотчас смягчила его черты.

— Ты еще это признаешь, — весело произнес он. — Ты еще признаешься, что тебе страшно. А теперь нас ждет постель.

И его сильная солдатская рука подхватила меня.

Я медленно открыла глаза. Синяки. Боль во всем теле. Мужская рука на моем голом плече.

Я отодвинулась и едва не упала с кровати. Однако этот мужчина был светловолосым греком, одетым в грубую тунику раба, и он почти дружески улыбнулся мне. Императора рядом не было.

— Кто ты? — услышала я собственный голос.

Но раб лишь улыбнулся мне в ответ и принялся приводить в порядок комнату: собирал подушки, аккуратно складывал простыни. Затем наклонился, чтобы поднять с пола платье и, посмотрев на пятна, поморщил нос.

— Можешь выбросить, — сказала я ему.

Он посмотрел на меня с таким искренним сочувствием, а потом вновь перевел взгляд на грязное платье, которое держал в руках. Я даже отвернулась от стыда. Впрочем, он уже не раз видел такое. Я не стала протестовать, когда он поднял меня с кровати. Сомневаюсь, что я была способна держаться на ногах без посторонней помощи.

Он отнес меня в небольшое банное помещение зеленого мрамора, примыкающее к моей спальне. Бассейн был уже полон горячей воды, от которой поднимался пар. Кто-то уже успел развести в жаровне огонь. Раб опустил меня в теплую воду и, словно маленького ребенка, искупал — потер меня лоскутком мягкой ткани, втер мне в волосы масло камелии. При этом он старался не давить на синяки, чтобы не сделать мне больно.