Серж Панин

— Тише, князь! Все, что вы мне скажете оскорбительного, вы должны принять и на свой счет: ведь вы мой сообщник.

— Негодяй! — простонал Панин вне себя от гнева.

— Личности! — воскликнул Герцог с комическим негодованием. — Слуга покорный!

И, отпустив князя, он пошел к двери.

Серж бросился к нему.

— Вы не выйдете отсюда, прежде чем найдете мне средство исправить несчастье.

— В таком случае мы поговорим, как добрые знакомые, — сказал Герцог. — Я уже придумал чудную спекуляцию, с помощью которой мы можем спасти свое несчастное дело. Надо смело созвать собрание своих акционеров. Я изложу положение дела и ослеплю всех: нам вернут доверие и дадут новые капиталы для будущих предприятий. Мы будем белы, как снег, и посмеемся надо всеми. Так ли вы думаете?

— Довольно! — сказал князь, которым овладело громадное отвращение. — Мне совсем не по душе, что для выхода из этого позорного положения требуются средства, еще более позорные. Прекратим борьбу. Мы совершенно погибли!

— Только одни слабые люди позволяют себе гибнуть! — воскликнул финансист, — Сильные защищаются. Сдавайтесь, если вам угодно, а я видывал и не такие передряги. Три раза я был разорен и три раза возвращал себе богатство. Голова крепка у меня! Я упал, но поднимусь. При успехе своей спекуляции я буду иметь несколько миллионов и со всеми расплачусь. Все будут удивлены, все получат свое, все будут благодарить меня.

— А если вас лишат свободы? — спросил Серж. — Если вас арестуют?

— Сегодня вечером я буду в Ахене, — сказал Герцог, — и уже оттуда стану объясняться с акционерами «Всемирного Кредита». В отдалении лучше обсуждают свои интересы. Не хотите ли вы мне сопутствовать?

— Нет, — отвечал Серж.

— Совершенно вы неправы, — объявил Герцог, — Счастье причудливо. Через шесть месяцев мы могли бы быть богаче, чем были. Но так как вы уже решили, то последуйте моему совету, который стоит потерянных вами денег. Признайтесь во всем жене, и она поможет вам выйти из трудного положения.

Финансист протянул руку Сержу, но тот не взял ее.

— Какая гордость! — пробормотал Герцог.

Не говоря ни слова, князь вышел.

В то же время госпожа Деварен, взволнованная долгим ожиданием, ходила по своей маленькой гостиной.

Наконец, дверь отворилась, и Марешаль, желаемый вестник, вернулся от Кейроля. Его он не мог увидать. Банкир заперся в своем кабинете, где провел всю ночь в работе. Он не велел никого пускать. Видя, что у госпожи Деварен готов сорваться с губ вопрос, которого она не смеет сказать, Марешаль прибавил, что, кажется, ничего особенного не случилось в этом доме.

Не успела хозяйка поблагодарить секретаря, как тяжелые ворота отеля заскрипели на своих петлях и карета быстро въехала на двор. Марешаль бросился к окну и воскликнул:

— Кейроль!

Госпожа Деварен сделала молодому человеку знак удалиться. Банкир появился на пороге гостиной. С первого взгляда хозяйка увидела, как сильно изменилось лицо несчастного человека после ужасной ночи. Кейроль, вчера еще цветущий, розовый, крепкий и прямой, как дуб, со своим плотным станом, был теперь сгорблен, разбит и расслаблен, как старик. Его волосы на висках неожиданно поседели, как будто на цвет их повлияли его мысли, жгучие, как огонь. Банкир был только тенью самого себя.

Госпожа Деварен быстро пошла ему навстречу.

— Ну, что? — сказала она, как бы сосредотачивая множество вопросов в этих двух словах.

Кейроль, мрачный и суровый, поднял глаза на хозяйку и с жестом полного уныния ответил глухо:

— Ничего.

— Разве он не пришел? — спросила госпожа Деварен.

— Нет, он пришел, — сказал Кейроль, — но у меня не хватило энергии, чтобы убить его. Я думал, что гораздо легче сделаться убийцей. И вы так же думали, не правда ли?

— Кейроль! — воскликнула, вздрогнув, госпожа Деварен, смущенная тем, что так верно понята человеком, руку которого она вооружила.

— А случай-то какой был хороший, — сказал Кейроль, воодушевляясь. — Подумайте-ка! Я застал их вместе, один возле другого, под кровлей моего дома. Закон давал мне, если не право их убить, то, по крайней мере, извинение, если бы я сделался убийцей. И вот в ту решительную секунду, когда неумолимая воля должна была нанести удар, сердце мне изменило. Он жив, и Жанна его любит.

Наступило молчание.

— Что вы думаете делать? — сказала хозяйка.

— Я разделаюсь с ним по-другому, — ответил Кейроль.

—

У меня было два способа его убить: или накрыть его у себя, или вызвать его на дуэль. Для первого мне не хватило силы воли, а для второго не хватило бы ловкости. Я не стану драться с Сержем. Мною отнюдь не руководит боязнь смерти. Нет, моя жизнь разбита, да и я считаю ее теперь ни за что. Мысль, что когда меня не станет на свете, Жанна будет вполне свободна и будет принадлежать ему, ужасна; если к тому же после своей смерти мы можем узнать, что делается на земле, эта мысль ведь не даст мне покоя даже в могиле. Итак, мне нужно разлучить их навеки.

— Каким же образом?

— Заставив его исчезнуть.

— А если он не захочет?

Кейроль, покачав головой с угрожающим видом, сказал:

— Я заставлю его!.. Если он будет противиться, я привлеку его к уголовному делу.

— Вы? — сказала госпожа Деварен, подходя к Кейролю.

— Да, я! — с жаром ответил банкир.

— Несчастный! А моя дочь? — воскликнула госпожа Деварен, — Подумайте хорошенько, что вы говорите? Вы обесчестите меня и близких мне!

— А разве я-то не обесчещен? — возразил Кейроль. — Ваш зять, как бандит, осквернил мой дом и взломал мой сундук…

— Честный человек не защищается теми средствами, какие вы хотите употребить, — перебила его госпожа Деварен.

— Честный человек защищается, как может! Я не рыцарь, а финансист. Деньги — вот мое орудие. Князь меня обворовал; я предам его суду, как вора!

Госпожа Деварен нахмурила брови.

— Представьте мне счет, — сказала она, — я заплачу.

— А в состоянии ли вы будете заплатить мне за мое потерянное счастье? — воскликнул банкир вне себя. — Разве я не предпочел бы лучше быть разоренным, чем обманутым, как теперь? Вы не можете загладить причиненное мне зло. Я так сильно страдаю, я хочу отомстить!..

— Безумный, — возразила госпожа Деварен, — вы поразите не только виновного, но и невиновных. Когда я и моя дочь будем в отчаянии, разве вы будете чувствовать себя менее несчастным? Ах, Кейроль, берегитесь потерять в своем достоинстве то, что приобретете мщением. Чем менее уважают нас другие, тем более нужно уважать самих себя. Презрение и молчание возвышают приносимую жертву, тогда как ожесточение и ненависть заставляют человека стать на одном уровне с тем, кто оскорбляет его.

— Пусть меня судят, как хотят, мне нет дела до себя! У меня душа вульгарная, ум низкий, все, что хотите. Но мысль, что женщина эта принадлежит другому, делает меня сумасшедшим! Я Должен бы ненавидеть эту негодяйку, но, несмотря на все, я не могу жить без нее. Она мне нужна. Если она захочет вернуться ко мне, я прощу ее. Это неблагородно, я чувствую это хорошо, но чувство гораздо сильнее меня! Я обожаю ее!

Видя такую слепую, безумную любовь, госпожа Деварен содрогнулась. Она думала о Мишелине, которая так же любила Сержа, как Кейроль Жанну.

«Что, если она захочет ехать с ним?», — говорила она себе. В одну минуту она увидела свой дом покинутым, Мишелину и Сержа за границей, а себя совершенно одинокой посреди разрушенного счастья, умирающей от печали и горя. Она захотела сделать последнее усилие, чтобы разжалобить Кейроля.

— Послушайте, — сказала она, — неужели я обращаюсь понапрасну к вам? Неужели вы не вспомните, что я была для вас самым верным и признательным другом? Ведь я первая положила основание вашему богатству. От меня вы получили первые деньги. Вы честный человек и не забудете прошлого. Вы оскорблены, имеете право мстить, но подумайте, что вы поразите двух женщин, которые ничего не сделали вам, кроме добра. Будьте же великодушны, справедливы! Пощадите нас!