Холодная

— И что ты об этом думаешь? — прохладно осведомился он.

— Что была дурой. Если бы я тогда не оттолкнула тебя, сейчас у меня мог бы быть трехлетний ребенок.

Теодор нахмурился, недовольный своей малой ролью «производителя» в ее мечтах. И в этот момент уверенность Эммы, что он не откажет в ее просьбе, пошатнулась. Ну да, а захотела бы она сама, чтобы ее использовали просто ради воспроизводства потомства?

Но Теодор, кажется, справился с собственной гордостью.

— О чем еще? — спросил он вполне нейтрально.

— О прошлом июле. Вспоминала те ночи, что ты провел со мной, — неловко сказала она и уткнулась в тарелку. Чего уж от себя таить — она хотела не просто ребенка, она хотела повторения тех ночей, хотела получать удовольствие и доставлять его Теодору.

Теодор промычал в ответ что-то и тоже вернулся к ужину.

— Спасибо за ужин, — вежливо сказала Эмма, вовсе не уверенная, что стоит высказывать свою просьбу.

— Всегда рад, — так же вежливо откликнулся Теодор. — У меня есть подарок для тебя.

Эмма постаралась улыбнуться. Судя по коробочке, это было украшение. А ей от Теодора вовсе не хотелось украшений. Это словно ставило его в ряд с другими мужчинами.

— Это всего лишь безделушка, — сказал Теодор, протягивая ей подарок. — На самом деле, я не знаю, что бы ты хотела получить в подарок.

Эмма наконец взяла коробочку.

— Но если ты скажешь, чего тебе хочется, — продолжал тем временем Теодор, — я постараюсь выполнить твое желание.

Чего ей хочется? Конечно, ребенка!

Она закусила губу, чтобы не произнести свое желание вслух, и открыла футляр. Теодор подарил ей месяц и звезды, только не серябряную брошь матери, а ее бриллиантовую копию.

Эмма восхищенно вздохнула, пытаясь скрыть разочарование.

— Чудесно, — сказала она и улыбнулась мужу. Она чувствовала себя недостойной такого подарка, чувствовала себя виноватой в невысказанных обвинениях. — Спасибо.

— Я рад, что тебе понравилось. А теперь о твоих желаниях. Чего ты хочешь?

Она не могла сказать «ничего», потому что не собиралась лгать ему.

— Опять секреты? — лениво поинтересовался он.

— Просто об этом сложно сказать, — поспешила оправдаться Эмма.

— Не бойся, я выдержу.

«Ладно, ты сам спросил,» — подумала Эмма.

— Ребенка. Я хочу ребенка, — призналась она, глядя ему в глаза. Теодор помрачнел, откинулся на стуле.

— Мог бы догадаться, — пробормотал он. — От кого?

Эмма опешила от его вопроса. Так вот почему он помрачнел! Он решил, что она намеревается изменить ему. Но она не поддастся обиде. В прошлый раз на вопрос «от кого» она такого наговорила, что до сих пор приходится расхлебывать последствия.

— От тебя.

Он молча, оценивающе смотрел на нее. Эмма не выдержала и пустилась в объяснения:

— За всю свою жизнь я забеременела только раз — от тебя. Значит, я думаю, у меня есть второй шанс. Если… ты не против.

— Я понял, — невесело улыбнулся он. Эмма закрыла глаза и сглотнула: то, что она сказала Теодору, было самой незначительной причиной ее желания иметь от него ребенка. Получается, что она соврала. Сейчас, уязвленный отведенной ему ролью жеребца-производителя, он откажется. Тем более что на эту роль он был выбран не потому, что у нее к нему какие-то особые чувства, не потому, что он муж и она должна хранить ему верность, а потому, что один раз у него это получилось. — Нет никакой гарантии, что все получится с первого раза. Неизвестно, сколько времени тебе придется терпеть меня.

— Я знаю, — спокойно ответила Эмма, едва заметно поморщившись от тех слов, которые он выбрал — терпеть его. Она-то надеялась не терпеть его в постели, а получать удовольствие и доставлять такое же удовольствие ему. Она даже желала, чтобы у них было несколько месяцев прежде, чем она забеременеет. Может быть, за это время он снова привяжется к ней. Слава Богу, он не отверг с ходу ее просьбу! С другой стороны, может, он вовсе не пожелает доставлять ей удовольствие. Может, для него это станет просто исполнением супружеского долга.

— Когда?

«Вот так сразу?» — растерялась Эмма.

— Сегодня вечером? — вновь спросил Теодор.

— Да.

Чуть позже Эмма в своей спальне готовилась ко сну. Она нашла самую нарядную рубашку в своем гардеробе, распустила волосы. Теодор пообещал прийти к ней через пятнадцать минут, и Эмма ужасно нервничала. Она ходила по комнате и молилась: «Господи, пусть все будет хорошо! Пожалуйста, пусть все будет хорошо!» Выстроить более связную фразу она была не в состоянии. И молилась она вовсе не о том, чтобы забеременеть с первого раза.

Когда дверь между их спальнями отворилась, Эмма резко обернулась и застыла на месте. Теодор был мрачен и задумчив. Он обвел медленным взглядом ее спальню, остановил свой взор на постели, потом взглянул на жену. Сердце Эммы замерло. Неужели своим честно высказанным желанием она заставляет его идти на нечто совсем нежеланное и даже противное?

— Передумала? — с равнодушным видом спросил Теодор.

— А ты бы этого хотел? — спросила она в свою очередь.

Он улыбнулся вместо ответа.

— Нет, не передумала, — вынуждена была ответить Эмма. Они так и стояли друг напротив друга. — Но если ты не хочешь… то не надо. Я не желаю заставлять тебя.

— Не хочу чего?

— Делать… это. Ребенка.

Теодор мрачно усмехнулся.

— Я все-таки мужчина. И определенные инстинкты есть и у меня. Я, между прочим, уже готов. И даже жажду.

Эмма с облегчением перевела дух.

— Остался один вопрос, — продолжил Теодор, внимательно глядя на нее. — Как ты хочешь, чтобы это произошло? Быстрое исполнение супружеского долга просто ради того, чтобы зачать ребенка, или же немного удовольствия?

И тут Эмма растерялась. Самой ей хотелось повторить то уже забытое ощущение внутреннего взрыва, что однажды подарил ей Теодор, но ведь она просила ребенка, а не удовольствие. Ну и дура! Если бы она попросила его спать с ней, то главная ее цель тоже была бы достигнута в процессе взаимного удовлетворения. Впрочем, что из этого было главным — делить постель с Теодором или зачать от него ребенка?

— Должен сказать, что я сейчас одинаково готов как к тому, так и к другому, — добавил Теодор.

Но делить постель с Теодором не означает самой получать удовольствие. Главным здесь для нее было, чтобы он получил удовольствие с ней, — продолжала размышлять Эмма. Теодор терпеливо ждал.

— Пусть будет так, как хочешь ты, — наконец сказала она.

Он неприятно ухмыльнулся. Определенно, он посмеялся над ее нерешительностью, но Эмма была полна решимости не обращать внимания на подобные вещи.

— А если у меня на уме настолько неприличные фантазии, что даже проститутки в борделе откажутся выполнять их?

Эмма с сомнением поглядела на него, но не могла определить, шутит он или нет.

— Все равно, — отбросила она свои колебания. — Ты получаешь удовольствие, я получаю ребенка.

«А также сознание, что смогла доставить тебе удовольствие,» — подумала она про себя.

Теодор тонко улыбнулся.

— А ты знаешь, что существуют ласки, от которых женщина не сможет забеременеть?

Эмма оцепенела. Когда-то об этом же самом ей говорил первый муж. Неужели Теодор о том же? Неужели он хочет, чтобы она… Она медленно покачала головой.

— Хорошо, считай, я этого не говорил. Тогда в постель, дорогая супруга.

Она легла под одеяло. В этот раз Теодор не стал тушить свечи. Он подошел к кровати, некоторое время смотрел на нее сверху вниз. Потом осторожно стянул одеяло с Эммы. Она только вздохнула: наверное, он хочет посмотреть на нее. Было бы на что смотреть. Может, не такая уж она и старая, но и красавицей с годами наверняка не стала. Когда-то мужчины говорили ей, что вид ее тела весьма возбуждает. Да и вообще вид обнаженного молодого женского тела.

Теодор рассматривал ее, словно не решаясь перейти к действиям. А может, не мог себя заставить. Эмма почувствовала отчаяние. Она хотела, чтобы он хотел ее, пусть и как просто обнаженное женское тело, все равно чье. Она приподнялась и решительно сдернула с себя сорочку. Потом легла обратно. Взгляд Теодора жадно блуждал по ее телу. Глаза его были расширены. Он сел рядом, протянул руку, погладил ее по животу. На лице мужчины отразилась горечь. Эмма закрыла глаза. Рука Теодора переместилась к груди жены. Эмма чувстовала, что ладонь его дрожит. Он гладил ее груди легкими движениями, которые были похожи на прикосновения воздуха, легонько зажимал ее соски между пальцами.