По велению короля

– А что делать с Джонстоном? – вмешался Эндрю Хей.

– Пусть дрожит от страха, – отмахнулся Конал Брюс.

– Верно, – хмыкнул лэрд Даффдура. – Скорее всего он потерял всякое доверие сэра Роджера, поскольку не предупредил последнего о наших планах. И он поймет, если уже не понял, что мы ему это так не спустим. Предатель надует в штаны, если кто-то из нас заглянет на огонек. Так что оставим его в покое. Сейчас не до этого изменника.

Остальные хором согласились. Тут же избрали нескольких человек, которым в эту ночь предстояло шпионить за англичанами. Один вернулся через два дня и сообщил, что незаметно последовал за небольшой группой англичан, пустившихся в набег, и проводил их до поместья Джонстона. Там они спалили поля Йена, угнали скот и сожгли деревушку и замок. Самого Джонстона захватили в плен, вместе с немногими оставшимися в живых членами клана и теми арендаторами, которых сумели найти. Жены Джонстона нигде не было видно, но когда англичане ушли, шотландский шпион обнаружил у башни свежую могилу.

– Прежде чем вернуться в Даффдур, – добавил он, – я нашел несколько женщин, которым удалось спрятаться в вереске и не попасть в лапы англичан. Одна старая ведьма рассказала, что Джойстон так жестоко избил жену, что та через несколько дней умерла. Англичане увели его, обвязав веревку вокруг тощей шеи.

– Скатертью дорога! – хмыкнул Хепберн. – Надеюсь, они его повесят.

– Но сначала Колби захочет узнать, что известно Джонстону, – заметил Дункан. – Если повезет, Джонстон сумеет вымолить себе прощение.

Еще несколько дней спустя все шпионы вернулись с той же историей. Почти все члены шайки сэра Роджера разбежались, если не считать его собственных солдат. Остальные отправились по своим поместьям в надежде построить новые дома и засеять поля до наступления зимы. Шотландцам удалось добиться некоего подобия мира на границе. Поэтому довольные лэрды разъехались, сознавая, что сумели взять верх над англичанами.

Остаток лета прошел куда более мирно, чем во все предыдущие годы. Осенью в Даффдур приехал король, желавший поохотиться на дичь. Он привез с собой самозванца, называвшего себя Ричардом Йорком, и его жену, Кэтрин Гордон. Король, привыкший посещать границу, не взял с собой любовницу, Маргарет Драммонд, и вел самую простую жизнь. Но Кэтрин Гордон, прекрасная наездница и большая любительница охоты, настояла на том, чтобы сопровождать мужа. Эллен отдала «королевской» чете свою спальню, но Кэтрин этого не оценила. Если ее мужу в один прекрасный день предстоит стать английским королем, значит, она будет королевой.

– У вас нет комнаты получше? – недовольно осведомилась она.

– Я отдала вам самую просторную в доме спальню, миледи, – коротко ответила Эллен.

– Ваше высочество, – резко поправила Кэтрин, – Ты должна обращаться ко мне «ваше высочество». И покрывай голову платком, пока я здесь гощу! Я не позволю тебе показывать волосы, тем более что они почти одного оттенка с моими, хотя мои куда тоньше, а цвет – насыщеннее.

– Разумеется, ваше высочество, – учтиво согласилась Эллен. – Нельзя, чтобы меня принимали за вас из-за волос одинакового цвета!

– Как ты можешь любезничать с этой сучкой? – прошипела Адэр, прибывшая вместе с мужем из Клайта.

– Я знала ее, когда жила при дворе, – пояснила Эллен. – Ее характеру присуща чрезмерная гордость. Пусть наслаждается жизнью, пока может. Мы с тобой знаем, что ей никогда не быть королевой Англии, и, думаю, в душе она тоже это понимает.

– Ты выглядишь бледной, – заметила Адэр.

– Я бледна от природы, – улыбнулась Эллен.

– Нет, сегодня ты бледнее обычного, – настаивала Адэр.

– По-моему, я жду ребенка, – прошептала Эллен, – Только не визжи, Адэр! Я не хочу признаваться Дункану, пока не буду уверена.

– Сколько месячных циклов ты пропустила? – допытывалась Адэр.

– Два. Вот-вот должен был начаться третий.

– Груди стали чувствительными?

– Очень!

– А платья теперь немного тесны? – продолжала допрашивать Адэр.

– Да, – кивнула Эллен.

– И тебя тошнит по утрам?

– Не только. Почти все время, хотя я стараюсь не показывать вида. Кому понравится женщина, которую все время рвет? – озорно улыбнулась Эллен. – И я готова целыми днями жевать сыр. Но больше всего мне хочется спать. Целыми днями. Все это для меня несколько странно.

– Никаких сомнений! – рассмеялась Адэр. – Ты понесла. Я уже несколько раз испытала то, что чувствуешь ты теперь, и могу перечислить все признаки беременности. Нужно сказать Дункану. Он будет так счастлив!

– О Господи! – ахнула Эллен. – А мы были так…Нам еще можно?.. Не повредит ли это ребенку?

Адэр хихикнула.

– Будь поосторожнее, и ребенку ничего не повредит. В таком состоянии я ужасна похотлива. Правда, Конану это нравится. Даже мой огромный живот.

Вскоре знатные охотники уехали. За ними последовали Брюсы из Клайта. Армстронги смогли вернуться в супружескую спальню, и там, лежа на постели в объятиях мужа, Эллен призналась, что весной подарит ему дитя. Адэр вычислила примерное время родов: конец апреля, возможно, начало мая. Как и предсказывала невестка, Дункан был на седьмом небе от счастья.

– Сын! – воскликнул он. – Ты подаришь мне сына.

– А может, и дочь, – возразила она. – Все в руках Божьих, муженек.

– Нет, – настаивал он, – это будет парень. От Армстронгов рождаются только мальчишки.

– А как же насчет твоей сестры? – лукаво напомнила Эллен.

Дункан упрямо покачал головой.

– Мать родила нашему па двух парнишек и всего одну девчонку. Нет, ты дашь мне мальчика, – решительно заключил он.

– Я назову ее Мэри, – шутливо пообещала Эллен.

– Я назову его Уильямом Кензи, в честь моего отца и отчима, – возразил лэрд, прижимая жену к себе. – И ты для меня – самая большая в мире драгоценность.

Эллен счастливо улыбнулась. Была бы ее жизнь с Макнабом в Лохерне столь же полной? Нет, вряд ли! Теперь для нее Лохерн был также далек, как луна и звезды на небе, В сердце ее царили только Дункан и его Даффдур.

Ноябрь наконец сменился декабрем. Осень прошла. Дункан и его люди успешно поохотились, и ледник был забит дичью. В начале декабря пошел снег. Старая Пейги, которая все это время таяла на глазах, теперь неожиданно ожила, услышав известие, что ее питомица скоро сама станет матерью. Беззубо улыбаясь хозяйке, она объявила, что переживет зиму, чтобы увидеть младенца.

– Поразительно! – сказала мужу Эллен. – Она едва ходит, но ум так же остер, как и прежде. И, к моему большому облегчению, она стала учить меня всему, что знает сама, об уходе за ребенком. Ведь я росла без братьев и сестер и в отличие от Пейги ничего не знаю о детях.

Зима пролетела быстро, и не успели обитатели дома оглянуться, как настал апрель. Живот Эллен вырос настолько, что она едва ходила. Миниатюрная женщина теперь напоминала большой шар. На ходу она переваливалась, как утка. Ребенок постоянно напоминал о себе, энергично брыкаясь. Обычно жизнерадостная Эллен сейчас стала крайне раздражительной, и из всех обитателей дома только Пейги не испытала на себе уколов ее беспощадного язычка. И лэрд, и слуги остерегались без лишней надобности обращаться к ней. Наконец, в последний день апреля, леди Даффдур произвела на свет первенца. Как и предсказывал отец, это оказался мальчик. И появился он так быстро, что Эллен почти не успела сообразить, что начались схватки.

Орущий, краснолицый, с гребнем ярко-рыжих волос на головке, Уильям Кензи Армстронг вошел в этот мир, размахивая ручками и ножками и громко высказывая свое негодование. Он был крупным ребенком, весь в отца, но мать, к собственному удивлению, даже боли не почувствовала. Гунна сбегала в деревню за повитухой, и та со всех ног бросилась к лэрду. Подобрав юбки, она влетела в ворота, пересекла двор, перебежала мостик и ворвалась в дом. И увидела, что головка уже показалась, что служанки мечутся, не зная, что делать, а госпожа ругается на непонятном северном диалекте. Но повитуха мгновенно поняла, что имеет в виду Эллен: все роженицы выкрикивали примерно одно и то же. Взяв дело в свои руки, она быстро приняла ребенка и, дождавшись, пока выйдет послед, обтерла влажной тряпкой и укрыла роженицу. Ребенка тем временем тоже вытерли, туго завернули в свивальник и положили на руки матери.