Ночь соблазна

Дворецкий растерянно нахмурился. Он разглядывал пятерых устрашающего вида джентльменов, соображая, как ему поступить.

– Мисс Кигли? Я…

– Кто там, Эббот? – послышался сверху холодный голос Жоржетты, и Эверод отступил на несколько шагов, чтобы разглядеть графиню.

Изящно держась одной рукой за перила, она снисходительно рассматривала всю пятерку.

– Тебя никто не звал, Эверод. Пока это все еще дом Уоррингтона. Ступай вон, иначе я велю Эбботу позвать ночную стражу.

Дворецкий, прихрамывая, встал так, чтобы видеть хозяйку.

– Должно быть, его позвал доктор Бэрк, миледи. В таких печальных обстоятельствах обычно приглашают наследника.

Рэмскар выступил вперед, загораживая Эвероду дорогу и мешая ему схватить дворецкого за ворот ночной рубашки.

– Что это за обстоятельства, Эббот? – спокойным тоном спросил граф.

– Ничего не отвечай, – прошипела слуге Жоржетта.

– Лорд Уоррингтон при смерти, милорды, – печально покачал головой Эббот. – Доктор Бэрк говорит, что сердце у него…

Эверод не стал слушать дальше. Он взлетел вверх по лестнице, готовый смести с дороги всякого, кто попытается помешать ему увидеть отца.

Его отец при смерти!

Вопреки разногласиям и вражде Эверод никогда не переставал любить отца. Женщина, которая сделала все для того, чтобы эта любовь осталась безответной, преградила ему путь, словно ангел мщения.

– Уоррингтон не желает тебя видеть, – сказала она, задевая его своими словами за живое.

– Ну что же, мне нравится ему досаждать, – ответил Эверод, оттесняя ее в сторону. Он слышал, как его друзья обмениваются репликами, поднимаясь за ним. Вероятно, Эббот рассказал им о болезни Уоррингтона более подробно.

– Не смей! – Визг Жоржетты зазвенел в ушах Эверода.

Не обращая внимания на ее требования остановиться, он отворил дверь в спальню отца. У входа виконт замер, зажав нос рукой. Спальня, скупо освещенная лишь ночным светильником, висевшим на стене, была насыщена запахами рвоты, пота и медицинского спирта.

Эверод увидел отца, лежащего в постели. Однако дело было плохо: глаза Уоррингтона были открыты, но он не замечал сына. Взгляд его был устремлен в пространство, а зрачки блестели, будто стеклянные пуговицы. Граф дышал с большим трудом.

– Отец, – тихо позвал Эверод, дотрагиваясь до его плеча.

Уоррингтон с трудом перевел взгляд, силясь разглядеть сына. Он пробормотал что-то нечленораздельное, по его глазам было понятно, что он не узнает Эверода.

– Я съезжу за доктором Бэрком, – сказал Броули и исчез за дверью.

Эверод закрыл лицо руками. Состояние отца ухудшалось на глазах. Безвольно уронив руки, Эверод скользнул холодным отчужденным взглядом в сторону приставного столика у кровати. Там в беспорядке стояли несколько грязных бокалов и какие-то лекарства. Виконт взял один из бокалов и понюхал прозрачную жидкость.

Вода.

Разноцветные флакончики, теснившиеся у кувшина с водой, были наполнены чем-то более хитрым. Эверод взял темно-зеленый флакон и откупорил. Вдохнул и тут же непроизвольно отдернул голову. Запах у жидкости был тошнотворный. Эверод быстро закупорил флакон и поставил на прежнее место. Взял другой. Жидкость в этом коричневом флаконе пахла не намного лучше, но Эверод узнал в ней настойку опия. На краешке стола стоял полупустой бокал с красным вином. Эверод схватил бокал за ножку и понюхал. В вине присутствовал запах жидкости из темно-зеленого флакона.

Он осторожно поставил бокал на место и прикоснулся пальцем к темно-зеленой пробке.

– Я тебе сочувствую, друг, – печально произнес Солити. Он смотрел на Эверода, и в глазах его стояли слезы. Должно быть, ему вспомнился собственный отец. Старый герцог скончался скоропостижно, и семья Карлайлов не имела возможности проститься с ним у смертного одра.

– Неужто вы не можете дать Уоррингтону умереть спокойно? – зарыдала у двери Жоржетта, обращаясь ко всем сразу. Они вторглись в личные покои ее мужа, а она не хотела видеть там никого из них.

Да, Мауры ведь тоже нет!

Она любила его отца как своего собственного. И раз уж он умирал, она должна была бы находиться у его постели и держать его слабеющую руку.

– Где Маура?

Графиня зевнула, благовоспитанно прикрыв рот рукой.

– Спит. Если ты не забыл, она по твоей милости пережила нынче вечером тяжелый удар.

Так на что же это он случайно натолкнулся?

Эверод крепко обхватил одной рукой зеленый флакон и, подскочив к Жоржетте, другой вцепился ей в горло, как давеча, когда она проскользнула в его спальню незваной.

– Вы были заняты важными делами, леди Уоррингтон, разве я не прав? – проговорил Эверод с нескрываемой угрозой.

– Ты что, ума решился? Отпусти меня! – вскричала Жоржетта, колотя его по руке.

На плечо Эверода опустилась ладонь Кэдда.

– Этим делу не поможешь.

– Она что-то натворила, – сказал Эверод, сердито глядя на маркиза. – Похоже, она отравила отца. – Он вплотную придвинулся к Жоржетте. – Маура мне рассказывала, что ты увлеченно поишь весь дом своими отварами и настойками. – Он припомнил, как видел на подносе в спальне Мауры один из таких же флакончиков зловещего цвета.

– Я в первую очередь всегда забочусь о здоровье домочадцев, – вызывающе ответила графиня. – Много лет я выращиваю и собираю целебные травы, и от моих лекарств еще никто не умер.

– Сейчас Броули привезет доктора Бэрка, Эверод, – произнес стоявший справа от него Рэм. – Доктор выяснит, что во всех этих флаконах.

Уоррингтон закричал и заметался на постели. Солити подошел к нему, стараясь успокоить умирающего. Пальцы Эверода сжались на горле Жоржетты.

– У нас не осталось времени, и к тому же, насколько можно судить, леди Уоррингтон подкупила доктора.

– Ваш-ш-ша светлость, разве вы не видите, что мой пасынок болен ничуть не меньше своего отца? – воззвала графиня к Солити. – Я не сделала ничего дурного.

Эверод зловеще усмехнулся.

– Докажите! Я предлагаю провести опыт. – Он поднес флакон ближе и большим пальцем сковырнул пробку. – Коль вы так свято верите в свои снадобья, выпейте вот это, я настаиваю.

Жоржетта с опаской взглянула на флакон.

– Это очень сильное средство. – Она сглотнула слюну, и горло ее напряглось под пальцами Эверода. – Обычно я разбавляю его вином.

– Ну хотя бы несколько капель, – настаивал Эверод, поднося флакон к ее губам. – В худшем случае помаетесь немного животом от этих вареных сорняков.

– Не буду. – И она отвернулась от флакона.

– Выбирайте, Жоржетта: несколько капель или весь пузырек, – пригрозил Эверод. – Мне ведь все равно. Но зелье свое вы выпьете.

Он прижал флакон к ее губам и невзирая на протестующие возгласы друзей, еще крепче сжал горло графини. Если он задушит Жоржетту, его не будет мучить совесть.

Это уже давно надо было сделать хоть кому-нибудь. Его мачехе придется проглотить часть содержимого, пусть даже она после этого лишится чувств.

– Нет, нет, подожди! – Жоржетта брыкалась и лягалась, словно Эверод отнимал у нее жизнь. Ее глаза злобно сверкнули, встретившись с его непреклонным взглядом. – Если я выпью то, что в этом флаконе, я почти наверное умру.

От такого признания, произнесенного хриплым голосом, все в комнате, исключая лишь Уоррингтона, застыли на месте.

– Что в нем? – спросил Эверод, стиснув зубы. Он повыше поднял флакон, как бы предупреждая Жоржетту, что ее признания не помешают ему влить это зелье ей в глотку. – Говори правду!

– Здесь несколько трав. По одному из рецептов, созданных мной. В малых, точно выверенных дозах он помогает от болезней сердца, – заговорила Жоржетта, опустив глаза, чтобы не выдать себя сверкавшим в них злорадством. Пальцы Эверода по-прежнему крепко сжимали ее горло. – Твой отец болен уже много лет, Эверод. Что же преступного в том, что жена заботится о муже?

Эверод нисколько не сомневался, что мачеха лжет. Если бы отец действительно был болен столько лет, верные люди ему давно уже об этом сообщили бы. И уж наверняка ему рассказала бы об этом Маура. Сколь бы ни сомневалась она в побуждениях Эверода, душа у нее была очень добрая и она не стала бы скрывать от него такие ужасные новости.