Огненный столб

И это больше, чем мятежи, вторжения, убийцы с ножами, убедило Нофрет, что она не в бредовом сне. Ахетатон умирал. Его жители возвращались в те места, откуда пришли сюда. Среди них ходили слухи, что царь болен или даже уже умер.

Никто по нему не горевал и не пытался выяснить истину: что он так же здоров, как всегда.

Нофрет крепко держала госпожу за руку. Та не привыкла ходить пешком, как обычная женщина, и все время обижалась, что прохожие не трудятся уступать ей дорогу. К счастью, она вела себя спокойно.

Когда они добрались до восточных ворот, царица уже натерла ноги, устала и шла вперед, молча следуя за своей служанкой. Нофрет купила бурдюк с водой, точно так же, как сделал Иоханан, когда она была больна — об этом вспомнилось и с удовольствием, и с грустью, — и заставляла ее понемногу пить по дороге. Анхесенпаатон не понравился вкус тепловатой воды, пропахшей кожей, но она была достаточно разумна, чтобы пить, когда хочется.

Вдвоем они добрались от ворот до селения гораздо медленнее, чем если бы Нофрет шла одна. Она с трудом сдерживала нетерпение. Если за ними примчится целое войско на колесницах, чтобы отвезти царицу туда, где ей надлежит быть, пусть будет так. Но ее изнеженные ноги не могли двигаться быстрее.

Селение, в отличие от города, выглядело точно так же, как и всегда. Никто его не покинул, и в воздухе не разносились стоны умирающих. Люди жили так же, как в те времена, когда Нофрет впервые попала сюда: растили детей, торговали и покупали на рынке, трудились на строительстве гробниц.

Однако работы теперь стало меньше, и на улицах встречалось больше мужских лиц. Мужчины собирались у дверей домов и на рынке, болтали и пили пиво. Они стояли у стен с пустыми от скуки глазами или сидели в тени и окликали проходящих женщин, которые не обращали на них внимания или отвечали насмешками.

Никто не сидел у дверей дома Агарона. Хозяина с сыном дома не оказалось; значит, у них еще есть работа или они делали вид, что есть. Так же поступали большинство апиру в селении. Все мужчины, встреченные Нофрет по пути к дому Агарона, были египтяне.

Леа тоже не откликнулась. Дом не был покинут, не похоже, чтобы из него бежали. Все осталось на месте, в загоне блеяли козы, и даже появилось кое-что новое — кошка, нежащаяся на солнышке у входной двери. Но людей не было ни внутри, ни снаружи.

Царица опустилась на ступеньки, а Нофрет пошла предупредить Леа об их приходе. Когда девушка вышла, ее госпожа сидела, держа на коленях мурлычущую кошку, очень спокойная — Нофрет давно уже не видела ее такой и не особенно усталая, несмотря на натруженные ноги.

Тревога Нофрет почему-то развеялась, и она сумела спокойно сказать:

— Никого нет дома. Посиди здесь, а я попробую найти Леа. Наверное, она у соседки. У Рахел маленький ребенок — может быть, Леа помогает ей.

Царица кивнула. Хорошо бы она не почувствовала ее волнения. Нофрет через силу улыбнулась, огляделась по сторонам, убедилась, что никто не досадит ее госпоже, и очень целеустремленно двинулась вперед, не зная, куда идти.

Сначала в дом Рахел, раз уж она о ней заговорила. Но Леа там не оказалось. Рахел ее давно не видела. Ничего не знала и другая соседка, Мириам, и Дина, которая была у нее в гостях и всегда знала, кто где находится.

— Может быть, Леа у гробниц, — сказала Дина, — она пошла туда утром, но я не видела, чтобы она возвращалась.

Правда, эта дорога вела и на рынок, но Нофрет не видела там Леа. Отходя от дверей Мириам, она оглянулась. Маленькая фигурка в белом платье спокойно сидела перед домом Агарона с кошкой на коленях, терпеливо ожидая, как приучены ожидать царицы. Она не поведет ее с собой к гробницам, пусть отдохнет.

Поблагодарив Мириам и Дину, Нофрет вернулась к своей госпоже.

— Входи и садись. В кувшине всегда есть вода, и я знаю, где они держат хлеб и сыр. Я поднимусь к гробницам. Леа там со своими мужчинами.

— Я пойду с тобой, — вскочила царица.

— Нет, не пойдешь. Подниматься наверх долго, а у тебя уже волдыри на ногах. Здесь ты в безопасности. Сюда никто не войдет без приглашения, а если попытается, пойди и выпусти козла.

— Но, — сказала ее госпожа, — как я узнаю, кто из них козел?

Нофрет вытаращила глаза.

— Ты не…

Конечно, она не знала. Царевны и царицы не имеют дела с козами — только с лошадьми, ручными газелями, кошками разного размера. Это животные для царей, а козы для простолюдинов и принцев пустыни.

Нофрет собралась с мыслями.

— Это несложно. Нос тебе укажет. Смотри, кто самый большой и вонючий и у кого на шее цепь. В случае чего, выпусти его, и я обещаю, что любой, кто вторгнется в дом, тут же вылетит наружу так быстро, как вынесут ноги — а козел следом за ним.

Царица слегка нахмурилась, потом ее лоб разгладился.

— Ах, ну да, я забыла. Козел всегда убегает, и все гоняются за ним по всей округе, но он возвращается только тогда, когда пожелает. — Она улыбнулась, что было теперь редким чудом. — Можно мне взглянуть на него прежде, чем я войду в дом? Чтобы точно знать, кого выпускать.

Нофрет подавила вздох. Стоило задержаться, чтобы увидеть улыбку своей госпожи.

Они постояли у козьего загона. Козел был сегодня во всей красе: царица зажимала нос, но смотрела на него с восхищением. Он тоже взирал на нее желтыми глазами со зрачками-черточками, древними, хитрыми и умными.

Потом козел сделал замечательную вещь, склонил голову, увенчанную большими изогнутыми рогами, к земле, не отрывая глаз от лица царицы. И она, маленькая дурочка, перелезла через загородку, подошла и погладила его, забыв даже про запах — а он прижимался к ней, нежно, как козленок.

Анхесенпаатон неохотно вышла, по пути лаская коз и козлят. Когда же они, наконец, выбрались из загона, Нофрет перевела дух. Козлиная вонь чуть не задушила ее. А он, удивительное создание, смотрел на ее госпожу, как на любимую козу из своего гарема.

Может быть, египтяне в чем-то правы, убежденные в божественности своих царей. Чем же еще объяснить поведение козла?

Царица даже не поняла, что смогла сделать. Она умылась над тазом, который ей показала Нофрет, позволила налить себе чашку воды и наполнить блюдо хлебом, сыром и фруктами, уложить ее на ковры, где вечерами сидели мужчины. Нофрет оставила свою госпожу там, молясь любому богу, готовому услышать ее, чтобы царица никуда не ушла и с ней ничего не случилось.

Теперь изнеженная госпожа не задерживала ее, и Нофрет очень быстро шла по горной тропе к гробнице царя. Она едва замечала, какой крутой, узкой, долгой и каменистой была ее дорога. Палящее солнце мало волновало девушку. Может быть, она была одержима богом или демоном торопливости. Неважно, что госпожа в доме Агарона находится в большей безопасности, чем когда-либо в жизни — там безопасней, чем во дворце, где слуги могут отравить царицу, стражники — достать мечи и пронзить ее сердце, а придворные — отдать на растерзание толпе. Нофрет всем телом чувствовала, что времени ужасающе мало.

Работа над царской гробницей продолжалась и даже показалась Нофрет более напряженной, чем прежде: так бывает, когда дело идет к концу. Там теперь трудилось больше народу, чем раньше — в глубине люди вырезали, расписывали, шлифовали.

Агарон находился в месте царского захоронения, куда нужно было спускаться по длинному коридору и двум пролетам узкой лестницы, где рабочие углубляли помещение. Иоханан наблюдал, как штукатурят стену, проверял качество работы. Но Леа нигде не было видно.

В жаркой духоте гробницы, пропахшей потом и ламповым маслом, Нофрет пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Люди, погруженные в свое дело, не замечали ее. Но Иоханан закончил работу, позвал кого-то проверять следующий участок и направился в ее сторону среди множества занятых делом людей.

Пока он шел к ней, высокий и крепко сложенный, в запыленной полосатой одежде, Нофрет увидела в нем что-то такое, от чего захотелось плакать. Она прикусила язык, чтобы сдержать слезы, с трудом сглотнула и, когда юноша подошел к ней, сказала с видимым спокойствием: