Нефертити

— А я — всего лишь служанка своей сестры, — резко бросила я.

Нефертити напряглась.

— Чего ты так злишься?

— Да потому что мне почти шестнадцать, а никто не планирует мое будущее! — Я перестала втирать масло ей в спину. — Твое будущее распланировано. Ты — царица. Когда-нибудь ты станешь матерью царя. А кем буду я?

— Сестрой главной жены царя!

— Но кого мне любить?

Опешившая Нефертити села.

— Меня.

Я разозлилась:

— А как же семья?

— Я — твоя семья!

Она улеглась обратно, ожидая, что я буду растирать спину.

— Подогрей масло. Оно холодное.

Я прикрыла глаза и сделала, как мне было велено. Я не собиралась жаловаться — во всяком случае, тогда, когда это лишь еще больше задержало бы меня в царском шатре. Я подождала, пока Нефертити уснет, а потом вымыла руки и прокралась наружу, в холодную ночь фаменота. В нашем шатре меня ждала Ипу. Завидев меня, она тут же встала.

— Ты уверена? — шепотом спросила она. — Ты все еще хочешь, чтобы он пришел?

Никогда еще я не была настолько уверена.

— Да.

Ипу возбужденно взмахнула руками.

— Тогда я заплету тебе волосы, госпожа.

Я уселась на пуховую подушку, но у меня не было сил сидеть спокойно. Я уже рассказала Ипу, что сказал военачальник. Теперь я стала рассказывать ей, что желаю вести тихую, спокойную жизнь.

— Вдали от всех дворцов, в таком месте, где я смогу ухаживать за своим садиком и…

Тут послышался хруст гравия, и мы дружно обернулись. Ипу выпустила мои волосы из рук.

— Он здесь!

Я схватилась за зеркало.

— Как я выгляжу?

Ипу посмотрела на меня.

— Как молодая женщина, готовая встретить возлюбленного, — ответила она с легким испугом. — Если бы твой отец…

— Тсс! — шикнула я на нее. — Не сейчас!

Я бросила зеркало.

— Открой!

Ипу прошла к двери, и из-за полога донесся приглушенный голос военачальника:

— Ты уверена, что она посылала за мной?

— Конечно. Она ждет тебя внутри.

В дверном проеме появился Нахтмин. Затем Ипу исчезла, как я ей и велела, и я затаила дыхание. Военачальник подошел ко мне и поклонился.

— Госпожа…

Я вдруг сильно занервничала.

— Нахтмин.

— Ты посылала за мной?

— Я подумала над твоим предложением, — ответила я.

Нахтмин приподнял бровь.

— И что же решила моя госпожа? — спросил он.

— Я решила, что с меня довольно роли служанки при Нефертити.

Нахтмин посмотрел на меня. В отсветах пламени его волосы походили на медь.

— Ты сказала об этом отцу?

У меня вспыхнули щеки.

— Нет еще.

Нахтмин подумал о Нефертити.

— Я подозреваю, что царица разгневается.

— Не говоря уже об Эхнатоне, — добавила я.

Я посмотрела в лицо Нахтмину, а он обнял меня и улыбнулся.

— А вдруг нас изгонят? — спросила я.

— Значит, мы вернемся в Фивы. Я продам землю, которую получил от отца в наследство, и мы купим небольшую ферму. Она будет наша, только наша, мив-шер, и мы будем спокойно жить вдали от двора и всех его хитросплетений.

— Но ты больше не будешь военачальником, — предупредила я.

— А ты больше не будешь сестрой главной жены царя.

Мы умолкли, держась за руки.

— Я не против.

Я поняла, что не могу оторвать взгляда от Нахтмина. Он остался у меня до зари. И так повторялось весь фаменот и фармути. Стражники смотрели в другую сторону и улыбались, когда Нахтмин шел ко мне в шатер. Иногда, когда он приходил, мы с ним сидели у жаровни и беседовали, и как-то раз я спросила его, что его люди думают об Эхнатоне.

— Они остаются здесь, потому что им очень хорошо платят, — сказал Нахтмин. — Это единственное, что удерживает их от мятежа. Они хотят сражаться. Но пока золото будет течь к ним в руки, они будут заниматься строительством.

— А Хоремхеб?

Нахтмин тяжело вздохнул.

— Думаю, Хоремхеб далеко на севере.

— Убит?

— Или воюет. Так или иначе, — Нахтмин уставился на огонь в маленькой жаровне, — его здесь нет, и фараон добился того, чего хотел.

Я немного помолчала.

— А что они говорят о моей сестре?

Нахтмин взглянул на меня искоса, оценивая, действительно ли я хочу это знать.

— Они подпали под ее чары, как и фараон.

— Потому что она красивая?

Нахтмин внимательно посмотрел на меня.

— И интересная. Она приходит в поселки строителей и разбрасывает на улицах золотые и серебряные дебены. Но лучше бы она бросала им хлеб — здесь трудно что-то купить, даже за все золото Египта.

— Здесь не хватает еды? — спросила я и, не получив ответа, растерянно пробормотала: — Я и не знала.

В царском лагере всего было много: мяса, фруктов, хлеба, вина.

— Пока население Фив не двинется на север, здесь постоянно будет не хватать всего. Тут мало пекарей, а даже если бы их было больше, селить их некуда.

У входа в шатер возникла чья-то тень, и Нахтмин встал и потянулся за мечом.

— Госпожа!

Это оказалась всего лишь Ипу. Она откинула полог и, посмотрев на Нахтмина, покраснела, хотя он был полностью одет.

— Госпожа, царица зовет вас. Она хочет свой чай.

Я посмотрела на Нахтмина.

— Она не хочет чаю. Она хочет просто похвастаться, что они уже почти достроили дворец.

— Она может стать нам союзником, — рассудительно произнес Нахтмин. — Иди. Увидимся завтра.

Он встал, и у меня на глаза навернулись слезы. Нахтмин мягко произнес:

— Это не навсегда, мив-шер. Ты сама сказала, что дворец почти достроен. Значит, через несколько дней твой отец будет здесь и мы пойдем к нему.

Нефертити должна была родить не раньше тота, но она расхаживала по лагерю с таким видом, словно дитя должно было появиться на свет со дня на день. Никто не должен был подходить к ней ближе чем на три шага, и там, где она проходила, все работы прекращались, чтобы стук молотков не потревожил нерожденного ребенка. Нефертити была уверена, что это будет царевич, и Эхнатон старался угодить ей во всем, заказывая шерсть из Шумера и самый мягкий лен от фиванских ткачих. Затем Нефертити испробовала свои силы, потребовав, чтобы Эхнатон перестал навещать стоящий по другую сторону дороги шатер Кийи — на том основании, что ее волнение может повредить ребенку.

— Такое возможно?

Эхнатон подошел ко мне у источника. Хотя у нас было достаточно слуг, чтобы ходить за водой, мне нравился запах сырой земли. Я поставила ведро на землю и прикрыла глаза от солнца.

— Что возможно, ваше величество?

Фараон посмотрел на устраиваемый посреди лагеря пруд для лотосов.

— Может ли она потерять ребенка, если я буду причинять ей беспокойство?

— Если она разволнуется достаточно сильно, ваше величество, может произойти все, что угодно.

Эхнатон заколебался.

— Достаточно сильно — это насколько?

«Он скучает по Кийе, — подумала я. — Она слушает его стихи и влечет его в свой тихий мир, в то время как Нефертити никогда не умолкает».

— Думаю, это зависит от того, насколько она хрупка.

Мы посмотрели на Нефертити — она шла через лагерь в сопровождении семи стражников, — на ее маленькое сильное тело.

Она подошла к нам, и Эхнатон улыбнулся, как будто не вел сейчас речь о визитах к Кийе.

— Моя царица… — Он нежно поцеловал ей руку. — У меня новости.

Глаза Нефертити заблестели.

— И какие же?

— Сегодня утром Майя прислал весть.

Нефертити тихо ахнула.

— Город завершен? — предположила она.

Эхнатон кивнул.

— Майя поклялся, что в течение ближайших дней стены будут раскрашены и мы оставим шатры.

У Нефертити вырвалось негромкое восклицание, но я тут же подумала о Нахтмине. Как нам встречаться после переезда? Он будет жить в казарме со своими людьми, а я окажусь заперта во дворце.

— Может, пойдем посмотрим? — нетерпеливо спросил Эхнатон. — Может, уже пора показать наш город людям?

— Мы возьмем всех, — решила Нефертити. — Всех визирей, всех знатных дам, всех детей — всех, кто только есть в Амарне.