Разбитые сердца

— Да, разрушения будут немалыми. Я изготовил ядра, по размерам точно соответствующие обычным. Их мощь равна силе удара свинцового ядра весом в сто раз больше.

— То-то сарацины запрыгают! Эссель, я посвящаю тебя в рыцари, прямо здесь, сейчас, без всяких формальностей, как на поле сражения.

Эссель страшно разволновался.

— Сир, может быть, подождать, пока новое оружие не будет проверено в бою? И ведь идея-то не моя.

— Еще чего! Пока я буду ждать момента, когда поднимусь на стены Акры, ты растратишь все свои ядра. И того парня награжу тоже, не волнуйся. А теперь — на колени! — Он зашел за ширму, покопался там с минуту и вернулся с большим мечом в руке и с парой забрызганных грязью шпор в другой. — Ну же, герой, быстро на колени! Я не могу тратить на это целый вечер! Итак, я призываю всех здесь присутствующих — а значит, и тебя, Дикон, — в свидетели того, что я здесь и сейчас дарую этому человеку, Эсселю, рыцарское звание, со всеми привилегиями и обязанностями, связанными с ним. И объявляю акт вступившим в силу. Встаньте, сэр Эссель, — проговорил он, слегка ударив мечом по покрытому черной тканью плечу. — Вот вам пара шпор, а утром я найду для вас коня. И повсюду ищите подходящее бревно. Мы должны привезти его с собой. Мне говорили, что в радиусе двадцати миль вокруг Акры не осталось ни единого дерева. Мы еще поговорим утром. Спокойной ночи, сэр Эссель.

— Спокойной ночи, сир. Я хочу… я не могу… О, сир… — пробормотал новопосвященный рыцарь с таким видом, словно его подхватил смерч.

— Все в порядке, Эссель, спокойной ночи. — Голос Ричарда прозвучал благосклонно и вместе с тем повелительно.

Сэр Эссель поклонился мне, неуклюже спустился с помоста и быстро зашагал к выходу, прижимая к груди свое деревянное изобретение вместе со шпорами. Ричард присел на край стола и глубоко вздохнул.

— Ну а теперь, — вымолвил он, уперев руку в бок и глядя мимо меня, — взглянем на это мясо. Ведь ты принес его, да? — Его голос, мягкий в начале фразы, к концу стал резким, и вопрос прозвучал требовательно.

Лучник шагнул вперед. На его лбу выступил пот, а борода затряслась вместе с задрожавшим подбородком.

— Оно не для вашего носа, ваше величество.

— Ведь тебя собирались накормить им, не правда ли? Давай его сюда.

— Милорд, я не подозревал ничего плохого. Думал, что это просто шутка. И никогда…

Ричард бросил на него мрачный взгляд, бывший таким не столько от его нарочитой жестокости, сколько от предельной сосредоточенности. Лучник медленно, словно нехотя, положил на стол большой кусок говядины, совершенно черный, за исключением тех мест, где кишели белые черви, и прогнивший до зловония. Я отвернулась, но Ричард встал и наклонился над ним с тем же пристальным вниманием, с каким рассматривал крошечное деревянное орудие.

— И вам дали его на обед?

— Да, милорд.

— Кто?

— Сержант, милорд. Раздатчик Рольф открывал бочку.

— Ее открыли сегодня?

— Да, только сегодня. Но последнюю неделю все бочки были такими.

— Заверни. От дохлой лошади и то меньше вони! Ты правильно сделал, что пожаловался мне. Хотел бы я знать, что это за шутки.

— Мне сказали, что нас кормят таким мясом для того, чтобы приучить есть старых неверных.

Ричард рассмеялся.

— Уж мы их поедим вместе с тобой, да? А теперь ступай, разыщи Рольфа и скажи ему, что я хочу видеть эту бочку и клеймо поставщика. Кто-то должен за это ответить! Я доволен тем, что ты мне пожаловался и обратил мое внимание на такое безобразие. Мы все будем есть гнилое мясо, пока не покончим с подобными проделками, и не только в боевой обстановке, но везде! Спокойной ночи.

Лучник упал на колени и машинально поцеловал качавшуюся ногу Ричарда, не переставая что-то бессвязно бормотать. Ричард легко оттолкнул его носком и еще раз пожелал спокойной ночи. Лучник поднялся на ноги, спрыгнул с помоста и с большим облегчением зашагал прочь, но Ричард окликнул его:

— Эй, ты! Ты, пожиратель неверных! Что ты сегодня ел?

— Ничего. Кое-кто из наших купил какой-то зелени на рынке. А я разинул свой глупый рот и ждал вашей аудиенции, милорд.

— Дикон! — крикнул Ричард. — Накорми этого славного парня. Дай ему самого лучшего, что у нас есть. Да принеси нам немного вина. Тоже самого лучшего. Ну, кажется, все, мама. Ах, нет… Бог мой, совсем забыл. Депеша из Англии. Элвайн принес ее как раз тогда, когда явился Эссель со своей новой баллистой. Он еле держался на ногах, и я отослал его выспаться. Ага, вот она. Срочная. И, по словам, плохая новость. — Он тряхнул головой, как лошадь, которую донимают мухи. — Сначала выпьем вина, а потом почитаем. — Он посмотрел на меня с улыбкой. — Я рад тебя видеть, мама. Ты хорошо поработала в Наварре. Все прошло гладко, как по маслу. Я тебе очень благодарен. — Он помолчал, заметно поколебавшись. — Ну, а что принцесса?

Скажи я: «Без ума от любви к тебе и едва не бьется головой о стену из-за твоего нежелания ее увидеть» — что бы тогда произошло? Некоторые мужчины, нуждающиеся в женской лести для укрепления самоуважения, были бы довольны и польщены. Но не мой сын.

— Как я уже тебе говорила, она красавица, у нее очень приятный характер. Правда. Ричард, таких девушек одна на тысячу. Она лучше, чем ты заслуживаешь… Тебе следовало приехать к нам на ужин. И Беренгария, и Иоанна очень хотят тебя видеть.

Я говорила, но мои глаза и мысли были прикованы к депеше из Англии. Что там случилось? Я помнила Элвайна. У него было поместье в Пэнт-Глас, в Шропшире, на границе с Уэльсом, и двадцать лет назад он с необычайной жестокостью и небывалым триумфом отразил набег из Уэльса, за что Генрих вызвал его в Вестминстер и презентовал золотой кубок. Позднее он женился на юной сестре Розамунды Клиффорд. Таким образом, по браку он приходился дядей Джеффри Йоркскому. И это срочное сообщение с плохими новостями могло касаться чего-нибудь вполне тривиального, местного, связанного с границей с Уэльсом, но могло быть и от Джеффри, а стало быть, поистине и срочным, и плохим.

Ричард отставил кубок с вином.

— Ну, дальше откладывать нельзя. — Он сломал печать, подвинул письмо ближе к свету и молча и, как мне показалось, долго, читал. Потом не без некоторого злорадства проговорил: — Ха-ха-ха! Кто посоветовал мне вернуть в Англию этого подлеца Джеффри? Кто был совершенно уверен в том, что он приведет все в порядок? Ты хотела как лучше, но никто не смог бы сделать хуже! — Он продолжал читать и скоро громко фыркнул: — Как ты думаешь, чей флаг сейчас развевается над моей башней в Виндзоре?

— Не Джеффри же? — дрожащим голосом спросила я. Меня охватило отвратительное чувство стыда и угрызений совести. Я рекомендовала — больше того, настаивала на том, чтобы Ричард назначил Джеффри. Я была так уверена в его способностях и честности… Но почему? Какое помрачение ума довело меня до того, что я поверила этому щенку шлюхи Розы? Она нацелилась на то, чтобы стать королевой. Кто как не ее сын, с его полукоролевской кровью мог бы возжелать трона, пока тот, кому он принадлежит по праву, лечит язвы обозным мулам? Мне следовало это предвидеть!

— Ричард, говори же, — воскликнула я, мучительно страдая и не имея сил выносить эту неизвестность.

Письмо от Джеффри. Воспользовавшись моим отсутствием, Лонгшам решил стать королем. Над Виндзором реет флаг Лонгшама!

— Этот хорек? — удивленно, но с облегчением сказала я, тут же устыдившись. Лонгшам никогда не был моим протеже. Я с самого начала была против того, чтобы наделять его властными полномочиями! Меня нельзя упрекнуть за его поведение, хотя оно и связано с человеком, которого я поддержала.

— Я оставил за себя трех парней, а они позволили ему наложить на все руку, и что же? Они шлют письмо мне! Как будто мне больше нечем заняться. Кастрированные ослы! — Он снова углубился в чтение, а потом сунул письмо мне под нос. — На, читай сама.

Я прочла, что Лонгшам чохом избавился почти от всех ставленников Ричарда, заменив их собственными родственниками или же родственниками своих многочисленных любовниц. Он создал личную армию и одел ее в свою униформу, наложил руку на чеканку денег. И ни разу не ездил за границу с эскортом меньше полутора тысяч вооруженных людей. Он заверял указы своей личной печатью, игнорируя большую печать Англии, и использовал любую возможность очернить и унизить всех людей высокого ранга или положения, кроме разве что Иоанна, который, хотя за глаза и отзывался о канцлере с ненавистью и презрением, сам входил в его компанию и часто делился с ним своими планами.