В твоих объятиях

– И это все? – поинтересовалась Виктория, боясь, что не выдержит переполнявшей ее радости.

– Что значит – это все? – растерянно переспросил Тринити.

– Я не думаю о тебе как о своем тюремщике., – убедительно проговорила Виктория, улыбаясь сквозь слезы. – Ты всегда был моим защитником. Даже в самом начале я чувствовала себя скорее твоим призом, а не пленницей.

– Так ты не ненавидишь меня за то, что я сотворил?

Виктория покачала головой.

– Почему?

– Потому что я тебя люблю. А женщина простит человеку, которого любит, почти все на свете.

– Ты меня любишь? – Тринити выглядел ошеломленным.

– Да. Не знаю, как это случилось. Наверное, это началось с первого момента, как я тебя увидела. Не думаю, что прощу Бена зато, что он так не вовремя вернулся той ночью.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Я хочу это сказать тебе уже несколько дней. Я просто боялась произнести это вслух. Я люблю тебя, Тринити Смит. Я знаю, зачем ты явился в «Горную долину», и мне это все равно. Я не могу жалеть о том, что ты приехал за мной, потому что иначе я не полюбила бы тебя.

– Но ты ведь не захочешь выйти за меня замуж.

– Почему бы нет?

– У меня нет ничего, кроме захудалого ранчо и жуткой репутации.

– Я вышла бы за тебя, даже если бы у тебя не было ничего, кроме хижины, как у Бена. Я вышла бы за тебя, если бы у тебя и этого не было.

– Но ты состоятельная женщина.

– В настоящее время я беднее тебя. Так что я выйду за человека богаче себя.

– Ты правда так думаешь? – почти жалобно произнес Тринити.

– Да. Но у меня есть один вопрос.

Она почувствовала, что Тринити напрягся.

– Можешь ты позабыть Куини хотя бы на время, чтобы я смогла тебе доказать, что не все женщины похожи на нее?

Казалось, возбуждение, охватившее его, немного поугасло.

– Полагаю, что совсем забыть ее я не смогу. Но меня тревожит не Куини. А то, что я делал. А ты сможешь любить человека, у которого в прошлом призрак?

– Хоть целая стая призраков, если только я стану единственной женщиной в твоем будущем.

Казалось, он не мог до конца ей поверить.

– А что скажет твой дядя?

– Всю жизнь другие принимали за меня важные решения – где я буду жить, с кем видеться, за кого выйду замуж. Большая часть их оказалась ошибкой. Отныне я буду все решать сама, И первое мое решение, что я тебя люблю и хочу быть твоей женой. Ты на мне женишься?

Она не могла поверить, что произнесла эти слова. Женщины такое не говорят. Мужчины этого от них не ждут. Более того, им это не нравится.

Но счастливая улыбка Тринити тут же развеяла ее сомнения.

– Да, – промолвил он, подхватывая ее на руки и кружа по комнате. – Как только найду Чока Джиллета.

– Ты уверен?

– Я никогда и ни в чем не был уверен больше.

– Тогда докажи это.

Тринити только поглядел на нее.

– Ты сказал, что любишь меня и что со мной все в порядке. Что много дней стараешься держать руки подальше от меня... Докажи это.

На мгновение казалось, что он откажется, и сердце Виктории заныло. Но он подхватил ее на руки и почти бегом бросился к лестнице наверх.

– Смотри под ноги, а то упадешь, – предупредила она смеясь, когда он споткнулся о ковровую дорожку.

Прежде чем положить ее на кровать, он помедлил. Когда он сел рядом с ней, сердце Виктории забилось чаще. Он заключил ее в объятия и прильнул щекой к ее волосам.

– Я много недель мечтал о тебе, – промолвил он. – Из-за тебя я стал таким рассеянным, что не мог толком сосредоточиться на главном: доставить тебя сюда целой и невредимой.

– Когда ты понял, что любишь меня? – спросила Виктория.

– Той ночью в хижине Бена.

– Почему ты ничего не сказал?

– Я вез тебя на виселицу, выманив из дядиного дома. Я стрелял в человека, который тебя спас. Чего я мог ждать от тебя в ответ?

– Ты мог сказать мне, что чувствуешь.

– Мог, если бы Бен не вернулся домой. Не думаю, что смог бы остановиться после того, как ты ответила на мой поцелуй.

– Ты собирался мне что-нибудь сказать на следующий день?

– Нет. Ты держалась так, будто ничего не случилось. Я рассудил, что ты была слишком сонной, чтобы понять, что происходит. Или стыдилась, если поняла.

Виктория взяла его лицо в ладони и притянула к себе, пока они не оказались носом к носу.

– Я помню каждую секунду той ночи. И переживаю ее снова и снова. Я молилась, чтобы это был не последний раз.

– Я постоянно хотел и буду хотеть заниматься с тобой любовью, – прошептал Тринити.

Он нежно поцеловал ее, но ответный поцелуй Виктории был твердым и настойчивым, Она не хотела нежного ухаживания. Ей хотелось, чтобы Тринити убедил ее, что любит и хочет с отчаянием, равным ее собственному. Ласково ухаживать за ней он будет завтра. Сегодня она хотела, чтобы ее смела с ног и закружила, затопила волна страсти.

Виктория обвила руками шею Тринити и притянула его к себе. Она не хотела его отпускать. Она хотела ощутить давление его губ на своих губах, почувствовать, как ее груди вдавились в грудь Тринити, коснуться всей кожей его кожи, его тела, сплетенного с ее телом. После стольких лет догадок и размышлений о том, что же такое любовь, она хотела знать, что он ее хочет. Ей хотелось, чтобы он так убедил ее в своем желании, чтобы ей больше никогда не пришлось в этом сомневаться.

Она откинулась на постель, увлекая Тринити за собой. Он пытался поцеловать ее носик, пройтись легкими поцелуями по векам, шаловливо покусать ушки. Она хотела, чтобы он ласкал ее грудь. Даже сейчас ее жгла память о его губах, втягивающих ее соски. И она прижалась к нему, стремясь удовлетворить свою страстную потребность в нем.

– Люби меня, – прошептала она. – Теперь.

Тринити не нужно было просить дважды. В какие-то секунды он расстегнул и стянул с нее халат. Еще меньше времени ушло на рубашку. Вскоре Виктория лежала под его взглядом совершенно обнаженная.

И тут она ощутила прикосновение его языка к своему болевшему от желания соску, его губы согрели ее грудь своим теплом, и тело ее откликнулось, взорвалось от неведомых ощущений. Руки ее впились в кровать, тело выгнулось дугой ему навстречу. Он начал массировать кончиками пальцев вторую грудь... и Виктория бессильно откинулась, притянув к себе его голову.

Она извивалась под его ласками, судорожно ловя ртом воздух и томно постанывая.

Он гладил ее груди легкими, скользящими движениями языка, а пальцы его в это время отыскали женственный бугорок между ее бедер.

Виктория никогда не испытывала такого накала чувств. Когда Тринити дотронулся до ее влажного жара, она вскрикнула и вжалась в его руку. Она хотела его проникновения в себя... глубоко-глубоко. Она уже не понимала, что он делает, жила только ощущениями, которые он в ней вызывал.

Второй раз она вскрикнула, когда он убрал руку, и хотя он продолжал ласкать ее груди, больше всего ей хотелось его прикосновения между бедер. Именно там бушевал огонь, лишавший ее самообладания.

Когда он надвинулся на нее, Виктория ощутила, как он раскрывает, расширяет ее и как .растягивается она внутри под его вторжением. Он вошел в нее, потом остановился, и хотя она понуждала его продолжать, он словно зависал над ней. Тогда Виктория не колеблясь рванулась ему навстречу. Укол боли ошеломил ее, но боль эта тут же рассеялась, по мере того как Тринити погружался в ее манящее тепло.

Виктория сладостно застонала и подалась к нему в стремлении ощутить его глубже в себе, еще глубже, пока он не достиг самого средоточия ее желания. Когда он выходил из нее, ей становилось пусто, словно он ее покинул, когда он снова вонзался в нее, она испытывала экстаз. Продолжая свои выпады, он покрывал ее грудь, губы, шею, плечи жгучими поцелуями.

Непонятные сильные ощущения нарастали в ней волнами, каждое следующее мощнее предыдущего. Она льнула к нему, отвечала выпадом на выпад, задыхающимися вдохами на его задыхающиеся вдохи. В тот момент, когда она подумала, что больше не выдержит, Тринити напрягся и ритм его движений стал неровным. Последняя волна жара накрыла ее и взорвалась в ней его взрывом.