Дворцовые тайны. Соперница королевы

Анна была бледна и тиха. Исчезла ее обычная бравада, она даже не пыталась, как обычно, возражать и перечить королю, который, увидев, что живот королевы опал, дал волю своему гневу, а затем подчеркнуто избегал свою супругу.

Мы, фрейлины, которые знали правду, соблюли клятву молчания, не нарушив ее ни на людях, ни в располагающей к признаниям темноте нашей общей спальни. Когда другие придворные или наши товарки спрашивали нас, что случилось в Лорнфорде, мы говорили лишь то, что было очевидно для всех, — Анна больше не носит под сердцем королевское дитя. И лишь будучи уверенными, что нас не подслушивают, мы осмелились прямо высказать друг другу то, от чего забытье хранило Анну: рождение ею урода было знамением несчастья, посланием от Господа (или от дьявола) о том, что дальше будет только хуже.

Глава 20

После злосчастной поездки в Лорнфорд жизнь наша навсегда изменилась. Между королем и королевой пробежала черная кошка, а вся страна содрогалась от гонений и казней. Будущее страшило любого из нас. На свадьбах Уилла и Неда, куда меня пригласили, я искренне желала новобрачным счастья, хоть и сомневалась, что пожелания мои сбудутся. Что до меня самой, то мне оставалось немногое: оплакивать моего мертвого возлюбленного Гэльона и тихо стареть. Удовольствия молодости больше не прельщали меня. В свиту Анны назначались новые юные девушки, и через несколько месяцев выходили замуж, перебираясь под покровительство своих мужей. Я наблюдала эту картину все чаще и чаще. Для меня супруга так и не находилось. Да и откуда ему было взяться: я знала, что никого не смогу полюбить так, как Гэльона. У моих бывших подруг родились дети: одни выжили, другие умерли. Смогу ли я когда-нибудь стать матерью?

Временами я плакала, горюя по своим нерожденным детям, по растоптанным надеждам. И в этом я обвиняла только одного человека — Анну Болейн. Я радовалась ее несчастьям, выгадывая время, когда смогу нанести ей ответный удар.

Все больше и больше жертв королевского правосудия — или «неправосудия», как говорили многие, — расстались с жизнью, и их мертвые головы скалились на нас с ограды Лондонского моста. Все больше королевских шпионов наблюдали за нами, подглядывая за каждым шагом, подслушивая каждое слово, чтобы донести о них Кромвелю и его подручным. Людей забирали прямо из их домов, бросали в королевскую тюрьму, и оттуда они уже не возвращались. Никто не знал, что несет ему завтрашний день, ибо, как любила повторять Анна, глаза и уши есть везде.

Слова «измена» и «предатель» могли коснуться любого. Невозможно было вообразить, сколько сделано было наветов и ложных доносов, невозможно было предсказать, кто станет следующей жертвой. Никому не было пощады: ни почтенным деятелям церкви, вроде епископа Фишера [75], ни уважаемым служителям закона, таким как Томас Мор [76], ни монахам и монахиням, свято блюдущим заповеди благочестия и целомудрия. Всех, кто попадал в поле зрение соглядатаев короля, ждала ужасная участь.

Страх в обществе сопровождался упадком нравов при дворе: король открыто пренебрегал своей женой и проводил время с новой фавориткой — Мэдж Шелтон. Он танцевал с ней, как когда-то танцевал с Анной, ласкал ее прилюдно и даже спрашивал своих советников, как ему избавиться от Анны и жениться на женщине вроде Мэдж, которая принесет ему здорового сына. Прямой наследник мужского пола был, как никогда, необходим трону: маленькая Елизавета, выжившая вопреки ожиданиям, была еще совсем крохой, и в случае очередного развода короля могла быть признана незаконнорожденной. Хрупкая светловолосая Мария — дочь Екатерины — лишилась титула принцессы, и вдобавок ко всему постоянно болела. Генри Фицрой был молод, слаб здоровьем и не обладал отвагой и твердостью, необходимой королям. Такие обычно долго не живут, а если и живут, то не становятся сильными правителями.

Неопределенность порождала заговоры и тайные союзы, и мы все об этом знали, даже Анна. Измена витала в воздухе. Я содрогалась всякий раз, когда король призывал меня к себе и просил рассказать, кто плохо отзывается о нем или о королеве. Как-то утром Генрих прислал за мной, а когда я явилась и он убедился, что нас никто не подслушивает, он сказал:

— Джейн, я должен спросить тебя кое о чем. Мне обязательно нужно знать правду, а верить я могу только тебе.

— Я к вашим услугам, Ваше Величество.

— Что на самом деле произошло в охотничьем домике в Лорнфорде?

Вопрос короля застал меня врасплох. Я помедлила с ответом. Никогда ни я, ни еще трое, кто знал правду о родах Анны, не рассказывали об этом. Мы были слишком потрясены и напуганы и, конечно, опасались, что нас могут обвинить в том, что произошло. Кроме того, мне казалось, что если я расскажу правду, то окажусь запятнанной, нечистой, ибо по каким-то необъяснимым причинам была уверена — существо, которое родила Анна, заколдовано и проклято.

С другой стороны, своим молчанием я подрывала доверие ко мне короля, и это меня огорчало. Искренние люди при дворе — редкость, и я старалась не подвести своего повелителя, но только если дело не касалось Анны и ее мертворожденного чудовища.

— Почему вы спрашиваете, Ваше Величество? — наконец осмелилась я задать вопрос, нервно облизывая губы. — Ребенок не выжил.

Король, беспокойно меривший шагами комнату, остановился и пытливо взглянул на меня:

— Анна отказывается говорить со мной об этом. По словам Норфолка, Бесс Холланд призналась ему, что ребенка вообще не было, что Анна все выдумала. Я знаю, такое иногда случается. Если женщине отчаянно нужен отпрыск, у нее может вырасти живот, она чувствует себя беременной, испытывает муки деторождения, да только на свет никто не появляется. Так было и с Анной? Скажи мне правду.

Я покачала головой:

— Я не вправе обманывать вас, Ваше Величество, но от всей души скорблю, что вы задали мне этот вопрос. Лучше бы правда осталась навсегда похороненной там, в Лорнфорде.

Король подошел ко мне вплотную, нагнулся и дотронулся до моего лица своими большими грубыми руками. Он посмотрел мне прямо в глаза и раздельно проговорил:

— Джейн, вопрос, который я тебе задал, очень важен! Иначе я бы не стал тебе его задавать. Он касается наследования трона Англии!

Мы стояли близко друг к другу, и я почувствовала, как по моему телу разливается давно забытая теплота. Я страшилась этого человека, опасалась его ничем не ограниченной власти, и в то же время меня вдруг неудержимо повлекло к нему как к мужчине и как к правителю. Столько лет я его знала, но впервые испытала такое чувство. Я была как мягкий податливый воск в его сильных руках. Наконец я высвободилась и, откашлявшись, попросила подать мне вина.

Генрих кликнул слугу, и тот тотчас появился с подносом, уставленным кубками. Я воспользовалась этой короткой отсрочкой для того, чтобы собраться с мыслями.

— Я расскажу вам всю правду, Ваше Величество, — начала я, пригубив вина. — Мы до сих пор не знаем, что это было: деяние дьявола или просто ошибка природы… Только мы четверо были тому свидетелями. Больше об этом никто не знает: повитуха, которую нашли в Чиме, испугалась, увидев руку Анны с лишним пальцем, и убежала до того, как это существо увидело свет.

— Существо? — Теперь Генрих сидел рядом и жадно ловил каждое мое слово. Лицо его было тревожно.

— Ваше Величество, Анна ужасно страдала, от боли она лишилась чувств. Она никогда не увидела своего сына… если это вообще был сын…

Теперь король смотрел на меня с недоверием. Я продолжала:

— Как я уже говорила, нас было четверо: я, Бриджит, Бесс Холланд и младшая кухарка, девушка сильная и храбрая. Мы поклялись держать в тайне то, что видели.

— Но на что походило это… это чудовище? — вопросил король с дрожью в голосе. — Это был демон, исчадие ада?