Дворцовые тайны. Соперница королевы

Анна содрогнулась, и не только от холода, но и от страха.

— Посмотрите, люди добрые! — кричала меж тем монахиня, воздев руку и указывая вверх, на темное грозовое небо. — Я вижу! Вижу ангела Господня в сиянии!

Все вокруг, включая Анну, воззрились на небо, следуя за указующим перстом монахини. Признаться, я там не увидела ничего, кроме низких облаков, из которых нас поливал дождь. Я промокла, хотела укрыться от непогоды и желала, чтобы Кентская Монахиня поскорее закончила свою речь и отдалась в руки палачей.

Но вместо этого монахиня принялась так красочно описывать ангела, нисходящего на Лондон с небес, что собравшиеся слушали ее разинув рот. Послышались рыдания и вскрики, словно люди и впрямь узрели Божьего посланца. Для меня же небо оставалось небом, а облака — облаками и ничем больше.

— Прощаю всех вас, — продолжала меж тем монахиня, как будто бы говоря от лица незримого мне ангела. — Пусть вы участвуете в нечестивом деле: затыкаете рот святой женщине, чьими устами говорит Господь, я дарую прощение всем вам!

Я услышала, как герольд громовым голосом отдал приказ. Двое стражников схватили монахиню и накинули ей на шею петлю. Она же продолжала говорить, как будто бы ничего не чувствовала:

— Смерть идет за мной, чтобы вознести меня к Господу! Я вижу поле, зеленое поле…

Но тут голос ее прервался, ибо из-под ногу нее выдернули доски, и тело ее внезапно, неотвратимо провалилось вниз. Это последнее в ее жизни падение сломало ей шею.

Многие из зрителей упали на колени прямо в грязь, осеняя себя крестным знамением и бормоча молитвы. Другие указывали на небо. Третьи бросились к эшафоту, чтобы дотронуться до тела Кентской Монахини, оторвать хотя бы кусочек ее одежд. Но внезапно среди наступившей суматохи воздух загудел и наполнился тучами мух. Насекомые бросались на вопящих людей, впиваясь в каждый не защищенный одеждой участок кожи. Я вместе со всеми изо всех сил отбивалась от крылатых тварей, больно жаливших меня в лицо, уши и шею, чувствовала, как они проникают под одежду и ползают по телу.

Обезумев от укусов насекомых, Анна попыталась бежать, путаясь в пышных складках платья и волоча за собой намокшую от дождя мантию. Но тут оказалось, что обезумевшая толпа не дает ей прохода. Люди бежали во все стороны, натыкались друг на друга, сталкивались, дико кричали. «Мы умрем здесь, — подумала я. — Сейчас нас затопчут насмерть».

Тут я почувствовала, как кто-то крепко схватил меня за руку. Я обернулась и оказалась лицом к лицу с Уиллом. Лицо его было сурово, губы плотно сжаты. «Держись за меня!» — крикнул он, перекрывая ропот и шум. Он потащил меня прямо через водоворот людских тел, не обращая внимания ни на тучи мух, ни на угрожающе поднятые руки, ни на вопли тех, кто упал под ноги толпы. Повинуясь безотчетному чувству, я схватила Анну свободной рукой и потащила королеву за нами. Несколько следующих минут были полны ужаса и неразберихи. Я чувствовала, что наступала прямо на людей, чувствовала, как они бьются у меня под ногами, но не могла остановиться, чтобы помочь им. Я слышала голос Уилла, не отпускавшего мою руку. Анна плакала и задыхалась, цепляясь за меня. Потом, как мне показалось, раздался стук кованых сапог стражников. Я была на грани обморока, однако сумела вдохнуть в легкие как можно больше напоенного дождем воздуха и кинулась, влекомая Уиллом, сквозь давку. И вот я уже стою в темном коридоре, где на каменных стенах в железных державках горят факелы, никто меня больше не бьет и не толкает, а шум толпы раздается в отдалении, за стенами здания, подобный ропоту океана.

— Оставайся здесь, — велел мне Уилл, без всяких церемоний усаживая меня на жесткую лавку. — Я должен вернуться за другими.

Я сидела не шевелясь, борясь с тошнотой и удушьем, слабая и ошеломленная. Мне, чудом спасенной из хаоса, не оставалось ничего другого, кроме как ждать возвращения Уилла.

Прибытие ко двору нового чрезвычайного и полномочного посла императора Карла многими приветствовалось. Перед нами предстал могучий сын германских земель с благородной осанкой и прекрасными манерами опытного царедворца. Густые белокурые волосы и яркие голубые глаза добавляли облику вновь прибывшего черты сказочного рыцаря и выгодно отличали его от тщедушного, смуглого и пронырливого Шапуи.

Король обнял немца и похлопал его по плечу с несвойственным ему дружелюбием. Аудиенция давалась в узком кругу, и я сразу же почувствовала — это неспроста. Присутствовали лишь посол Шапуи, Томас Кромвель, священник, которого я не знала, придворные из ближнего круга короля, несколько клерков и слуг. Генрих настоял на моем участии, поскольку я была близким другом вдовствующей принцессы Екатерины, которая приходилась императору теткой. Мне показалось, что это был лишь повод: королю хотелось иметь под рукой ту, которой он мог доверять. Видно, в тот день что-то затевалось.

— Как прошло ваше плавание? — спросил Генрих нового посла.

— Прекрасно, благодарю вас, ибо следовал я на большой триреме [69] моего повелителя, — ответил белокурый гигант. Он улыбнулся, обнажив потемневшие зубы. — На новом судне его императорского величества установлено двадцать семь банок для гребцов. Воистину, оно несется по воде стрелой.

— А я заказал построить квадрирему [70] на сто банок, — похвастался король. — Она уже на стапелях. Признайтесь, что такой корабль будет и быстрее, и вместительнее. Впрочем, зачем мне флот? Мощные береговые укрепления Кале и Дувра сдержат любую неприятельскую армию и не позволят ей по морю вторгнуться в Англию.

— Вам виднее, Ваше Величество, ибо кто, как не вы, повелеваете вашими владениями, — учтиво отвечал немец. — А что до квадриремы, то Ваше Величество славится тягой ко всему новому и необычному.

— О да, я уже чувствую неодолимое влечение к вам, друг мой, ведь вы здесь человек новый, — тут же нашелся король, со смехом хлопая немца по спине. — И вы — такой необычный и загадочный.

Посол Шапуи и лорд-канцлер засмеялись, а на лице нашего гостя появилась принужденная улыбка.

— Может, я и новый человек, — произнес он, отступая подальше, дабы избежать новых изъявлений королевской дружбы, — но во мне нет ничего необычного. Нет у меня ни волшебного кольца, ни плаща-невидимки, которые, по слухам, есть у Вашего Величества.

Король тяжелым взглядом оглядел присутствующих, словно бы спрашивая, кто из них раскрыл его тайны. Никто не решился встретить его взгляд. Впрочем, Генрих напрасно изображал суровость, ибо сам любил прихвастнуть, что владеет кольцом, которое раньше принадлежало кардиналу Булей, с чудесным камнем-оберегом, имевшим магическую силу. Помню, как герцог Норфолк как-то, то ли в шутку, то ли всерьез, жаловался, что король, повернув кольцо на пальце и пробормотав заклинания, наслал на него злобных демонов. Что касается плаща-невидимки, то я сама видела, как король работал над ним в своем личном кабинете в Тауэре. Это был большой кусок замши, который, как Генрих объяснил мне, должен был скрывать своего обладателя от посторонних глаз, если его обработать особым составом, в который входило вино, измельченные конские кости и толченое стекло.

— Как видно, при этом дворе невозможно сохранить никаких тайн, — сказал король жалобным голосом. — Джейн единственная, на кого я могу полагаться, кто не разболтает мои секреты и не предаст, — добавил он, полуобернувшись ко мне.

Тем временем слуги внесли вино и легкие закуски, и все сели за стол.

— С вашего разрешения, Ваше Величество, — начал императорский посланник, — я бы хотел передать вам пожелание Его Императорского Величества: император очень надеется, что наши две державы объединят усилия в борьбе против врагов христианства, нечестивых турок.

— Ну да, нанести поражение язычникам — давняя мечта императора. Думаю, для этого ему надо построить еще много боевых судов. Что до меня, то мне вполне хватает хлопот с усмирением моей вечно мятежной Ирландии, посему я никак не смогу присоединиться к императору.