Сладостный огонь

— Право же, все хорошо, мама, — сказала Лидия. — Тем более что меня никто и не заметит, когда ты находишься в комнате.

Мэдлин не поддалась на лесть.

— Муж нужен не мне. А тебе. Чтобы зря не спорить, Лидия сказала:

— Бал задуман не с этой целью, и ты это понимаешь. Вы с папой согласились помочь мне собрать деньги на строительство приюта Святого Андрея. Прошу тебя не превращать этот бал во что-то такое, для чего он не предназначен.

— Почему бы не объединить две цели?

— Я заинтересована в этом приюте, мама.

— А я заинтересована в твоей судьбе. Может быть, все-таки найдется человек, которого ты привлечешь больше, чем твои деньги?

Но Лидия знала, что не найдется. И знала почему. Ее красота меркла перед яркой красотой кокетливой, общительной Мэдлин. Не раз бывало, что мужчина, обративший внимание на Лидию, быстро переключался на ее мать. Девушка воспринимала это как должное и даже использовала как своего рода «испытание огнем», чтобы определить, интересует ли мужчину она сама или ее деньги. Лидия подошла к матери, приподнялась на цыпочки и поцеловала ее в гладкую щеку.

— Ладно. Ты будешь отвлекать их внимание, а я тем временем буду чистить их карманы. Так мы сможем объединить обе наши цели.

Сэмюел Чедвик прохаживался перед камином. Неожиданно распахнулась двустворчатая дверь. На пороге библиотеки появились жена и дочь.

— А вот и мои девочки! — радостно воскликнул он, раскрывая перед ними объятия. Лидия бросилась к отцу, целуя его в обе щеки.

— Папа, ты выглядишь великолепно! Настоящий франт! У тебя новый галстук? Это ты ради меня принарядился? Я тебя очень люблю, ты это знаешь?

— Я уже пожертвовал на приют, — сдержанно заметил Сэмюел.

Лидия сделала вид, что оскорблена в своих лучших чувствах.

— Считаешь, что я подхалимничаю?

— Ладно уж. Пять сотен долларов. И ни пенса больше, грабительница. Чтобы финансировать твою затею с приютом, надо наткнуться на золотую жилу.

Мэдлин подставила мужу щечку для поцелуя.

— Не хотите ли выпить по бокалу хереса, пока не начали съезжаться гости? Нужно немного взбодриться перед танцами.

— Нечего жаловаться, папа, — сказала Лидия, направляясь к бару из орехового дерева. — После нескольких танцев ты незаметно улизнешь вместе с тремя-четырьмя из моих гостей и все остальное время проведешь за покером.

Сэмюел сконфуженно замигал светло-голубыми глазами.

— Но все выигрыши пойдут на благотворительные цели, — пробормотал он.

— Конечно, пойдут, — с вызовом заявила дочь, подавая родителям бокалы. — Иначе я бы этого не допустила. — Она подняла свой фужер, как бы благодаря их за помощь в благородном деле.

Глядя на родителей, Лидия уже не в первый раз подумала, что они представляют собой очень странную пару. Ей всегда казалось, что они подходят друг другу, но в то же время каждый из них существовал сам по себе. Иногда они объединялись для достижения общей цели, но потом снова жили каждый своей жизнью.

Сэмюел был старше жены на целых двадцать лет: ему было пятьдесят восемь, а ей тридцать восемь. Причем для своих лет она очень молодо выглядела. Мэдлин была холодной и не отличалась сдержанностью, тогда как Сэмюел был человеком сердечным и уравновешенным. Он крайне редко повышал голос или выказывал свое неудовольствие, разве что мог нахмурить брови. Он терпеть не мог дураков, но считал, что человеку всегда следует предоставить еще один шанс. Кроме того, Чедвик был известен тем, что вел честную игру с каждым из своих партнеров.

В 1848 году, когда в Калифорнии обнаружили золото, Сэмюел был уже там. К тому времени когда первые неопытные жители восточного побережья хлынули на берега залива Сан-Франциско, он наткнулся на богатое месторождение и сделал свою первую сотню тысяч. Чедвик выгодно вложил эти деньги и превратил их в миллионы, занимаясь морскими перевозками и строительством железных дорог. Он не стыдился признаваться, что ему здорово повезло. Разве то, что он наткнулся на золотую жилу, не было чистой случайностью? С другой стороны, сама добыча золота была сопряжена с тяжким трудом.

О том, что этот человек не чурался тяжелой работы, свидетельствовали его натруженные руки, с которых не исчезали мозоли даже после многих лет праздной жизни, и широкие плечи с сильно развитой мускулатурой. Работать киркой и лопатой труд нелегкий. И сейчас, когда он чуть заметно передернул плечами, чтобы фрак сидел поудобнее, Лидия подумала, что, в отличие от супруги, он никогда не чувствовал себя уютно в парадной одежде, принятой в мире богатых. Лучше всего Сэмюелу было в рабочем комбинезоне, который он надевал, чтобы повозиться в саду или, прихватив фонарь, покопаться с киркой в руках в пещерах Сьерра-Невады. Вот Мэдлин, когда ей приходилось устраивать большой прием, как, например, сегодня, чувствовала себя в своей тарелке.

Пригубив хереса, Мэдлин поставила бокал на стол.

— Пожалуй, у меня еще есть время проверить, в какой последовательности будут рассаживать гостей за столом, — сказала она и удалилась.

Лидия покачала головой.

— Отправилась выбирать для меня соседей за ужином. Уверена, что слева будет сидеть Генри Белл, справа — Джеймс Эрли.

Сэмюел поморщился.

— Ты опять поссорилась с матерью? — спросил он.

— Как ты догадался? — удивилась Лидия, поняв, что выдала себя. — Извини, папа, за последнее время у нас то и дело возникают разногласия. И я в этом не виновата. Как только мама увидела это платье, она тут же решила, что оно ей нравится, вернее, что я в нем ей не нравлюсь. Я понимаю, мне следовало бы поехать вместе с ней в салон, чтобы выбрать наряд, но я была слишком занята. Мы с отцом Патриком обсуждали детали нынешнего вечера. Да и какое мне дело до того, в каком платье я буду на вечере?

— Правда?

— Правда, — сказала Лидия, не глядя отцу в глаза. — Ладно, — продолжила она минуту спустя. — Мне это не совсем безразлично. Ты сам видишь, что это платье на мне плохо сидит. И когда я стояла рядом с мамой перед зеркалом, то поняла, насколько мы разные, и осознала, что мне никогда не иметь и десятой доли ее красоты. Я подумала о Маркусе и не успела опомниться, как произнесла его имя.

— Понятно, — сказал Сэмюел. Он всегда сожалел о том, что Мэдлин решилась рассказать Лидии, что она является дочерью другого человека и что этот человек — насильник. Он мог лишь догадываться о том, какими мотивами руководствовалась Мэдлин, рассказывая об этом дочери. С ним не посоветовались и не обсуждали этот вопрос. Ему пришлось одному утешать растерянного и расстроенного ребенка, которого он с самого рождения растил как своего собственного. За шесть лет, истекших с того дня, единственным положительным результатом откровений Мэдлин для Сэма стало еще большее укрепление уз, связывающих его с Лидией.

— Должна ли я по-прежнему называть тебя папой? — спросила она, глядя на отца страдальческим взглядом.

— Если бы ты перестала называть меня папой, я бы, наверное, умер, — ответил он. Его слова звучали так искренне, что Лидия не усомнилась — они идут от чистого сердца.

— Мне не следовало упоминать о Маркусе. Маме, наверное, больно вспоминать о нем. Иногда мне кажется, что, глядя на меня, она видит его.

— Я так не думаю, — сказал Сэмюел, катая между ладонями ножку бокала. — Я догадываюсь, что видит твоя мать, глядя на тебя. Но это не имеет никакого отношения к Маркусу О'Малли.

Лидия взглянула на отца, ожидая, что он разовьет свою мысль, и он хотел это сделать, но в дверях появился мистер Харди, который объявил о прибытии первого экипажа с гостями. Лидия взяла Сэмюела под руку, и они направились ко входу в бальный зал встречать гостей.

— А я-то думал, придешь ты или нет, — сказал Натан, выйдя из наемного экипажа и увидев поджидавшего его Бригема. Рыжеватые волосы Мура блеснули в свете фар экипажа. Его губы тронула озорная мальчишеская улыбка. В свои тридцать четыре года он мало изменился и внешне, и характером. Бригем был все тем же парнишкой, что и полжизни назад.