Змеиное гнездо

– Тебе нужно найти какое-нибудь место, – сказала я. Она с отчаянием покачала головой.

Что делают с девушками, которые согрешили, как Китти? Их выгоняют на улицу, где падает снег. Сейчас пора снега еще не настала, но от этого не легче.

Я слышала о служанке, которую за подобный проступок замуровали в стену. Грех прелюбодеяния, видимо, самый страшный. Ибо потом у девушек появляются дети, и вечный позор ожидает их.

Как могла, я постаралась утешить Китти. Я надеялась, что отец не придет в этот вечер, и вынесение приговора будет ненадолго отсрочено – у Китти появится время, чтобы обдумать свое положение.

Я пошла к Лилиас и рассказала, что была у Китти и что та в полном отчаянии.

– Она глупая, – сказала Лилиас. – Разве можно было так вести себя… тем более с таким человеком, как Хэмиш. У нее голова плохо работает.

– Но она в отчаянии, Лилиас. Ей некуда пойти.

– Согласна, ее очень жаль.

– Что же ей делать? Она может убить себя. А что, если она так и сделает, Лилиас? Я никогда не прощу себе, что не помогла ей.

– А что ты можешь?

– Могу отдать все свои деньги – у меня есть немного.

– Сомневаюсь, что она долго на них продержится.

– Я пошла к ней, чтобы узнать, куда она может уйти. Вот ты, например, можешь вернуться в дом викария, в свой дом. А у Китти дома нет. Ей некуда деться. Неужели взрослые будут такими жестокими и выгонят человека, которому негде жить?

– Китти совершила тягчайший грех. Если верить Библии, в древности таких, как она, забивали камнями. Мне думается, и сегодня найдутся люди, готовые сделать то же самое.

– Чем можем мы ей помочь?

– Ты говоришь, ей некуда пойти.

– Так она говорит. Если Китти прогонят, ей останется только бродить по улицам. Я не перенесу этого, Лилиас. Она была так счастлива у нас. Не могу забыть, как она смеялась, когда он смотрел на нее и подшучивал… и вот чем это кончилось.

Лилиас задумалась. Потом внезапно заговорила:

– Я испытываю такие же чувства, как ты. Китти застали с мужчиной. Хэмиш негодяй, а она… ладно, она глупая, легкомысленная девчонка. Он покорил ее… и она не устояла. Это легко понять. Но теперь ее жизнь будет разрушена, а он продолжит свои веселые подвиги.

– Если отец накажет Китти, он должен будет наказать и Хэмиша, прогнать его.

– Разве сможет он наказать целую семью? Я кое-что придумала: отправлю Китти к себе домой.

– К тебе домой? Чем же ей там помогут?

– Отец – викарий Лейкмира. Он истинный христианин. Я хочу сказать, что слова его не расходятся с делом. Он в самом деле добрый человек. Мы бедны… но он не откажет Китти в крыше над головой. И сможет подыскать для нее место. Уже не раз он выручал девушек, попавших в беду. Я все расскажу ему в письме.

– И он примет ее… после того, что случилось?

– Если я напишу ему, он все поймет.

– О, Лилиас, даже не верится в такое чудо!

– По крайней мере надежда есть.

Я бросилась к Лилиас на шею.

– Ты вправду напишешь письмо? Скажешь Китти, что есть дом, куда она может прийти? Я сейчас же посмотрю, сколько у меня денег. Только бы нам удалось собрать ей на дорогу.

– Не забудем, что ей положено жалованье, и вместе с нашими деньгами…

– Я бегу к ней. Я должна ей все рассказать. Не могу видеть ее ужасные потерянные глаза.

Я побежала к Китти, раскрыла ей наш план и с радостью увидела, как на смену беспредельному отчаянию явилась надежда.

В тот день отец возвратился домой поздно вечером. Я уже лежала в постели, когда он пришел. Буря в тот вечер не разразилась.

Наутро за Китти послали. Бледная, с пристыженным выражением на лице, но уже не в таком отчаянии, как прежде, она пошла к моему отцу. Я ждала ее на лестнице. Китти взглянула на меня и кивнула.

Потом вместе с Китти я поднялась к ней в комнату, там уже была Лилиас.

– Я должна сложить вещи и уйти. Я уже все собрала.

– Немедленно? – спросила я. Она кивнула.

– Хозяин сказал, что я опозорила дом, а он обязан заботиться о дочери.

– О, Китти, как жаль, что ты уходишь от нас вот так, – воскликнула я.

– Вы ангел, мисс Девина, вы и мисс Милн. – Голос Китти дрожал. – Не знаю, что бы я делала без вашей помощи.

– Вот письмо, – проговорила Лилиас. – Возьми его. А здесь немного денег.

– Я получила жалованье.

– Все равно деньги тебе пригодятся. Ты без помех доберешься до Лейкмира. Мой отец – хороший человек. Он никогда не отказывает человеку в беде. Он не только молится, но и творит добро. Он сделает все от него зависящее, чтобы помочь тебе. Он и раньше протягивал руку помощи людям.

Китти разрыдалась и обняла нас обеих.

– Я никогда не забуду вас, – срывающимся голосом проговорила она. – Что бы я делала без…

Чтобы отвезти Китти на станцию, заказали кэб. В доме царила торжественная тишина. Китти увольняли с позором. Чтобы неповадно было другим юным дурочкам. Теперь была очередь Хэмиша.

Его позвали к хозяину. Он с развязным видом, руки в карманах, вошел в дом. Никаких признаков раскаяния на лице.

Дверь в кабинет отца плотно закрылась за сыном кучера. Лилиас пришла ко мне в комнату.

– Что же будет? – спросила она. – Все складывается ужасно… ведь на конюшенном дворе живет вся его семья.

– Его уволят, конечно. И запретят заходить в дом. Скоро мы все узнаем.

Весь дом ждал. Беседа продолжалась долго. Из кабинета не доносилось ни звука. В конце концов Хэмиш вышел от отца и спокойно покинул дом.

Только на следующий день мы поняли: Хэмиш по-прежнему возит отца, а наказание, обрушившееся на голову соучастницы в преступлении, его самого благополучно миновало.

Все были в недоумении. Хэмиш ходил беззаботный, насвистывая, как всегда, мелодию «Вы, бережки и речки» или «Лох Ломонд», словно ничего не случилось. Мы ничего не понимали.

Тетя Роберта была не из тех, кто останавливается на полпути.

В тот же вечер за обедом она вернулась к происшествию.

– Девушка покинула дом, – сказала она. – А он?

Отец сделал вид, что не понимает, о чем речь. Он поднял брови и принял тот холодный вид, который замораживал каждого из нас. Но не тетю Роберту.

– Ты знаешь, о чем я, Дэвид, так что не притворяйся, пожалуйста.

– Может быть, ты окажешь любезность, – сказал он, – и объяснишь, в чем дело.

– Случаи, подобные недавнему происшествию в этом доме, недопустимо так легко забывать.

– Насколько я понимаю, ты говоришь об увольнении девушки.

– Она не одна виновна.

– Мужчина – лучший кучер, какой у меня когда-либо был. Я не намерен отказываться от его услуг… если ты об этом.

Тетя Роберта забыла о своем достоинстве и взвизгнула:

– Как же так?

Отец выглядел уязвленным.

– Я разобрался во всем, – холодно сказал он, – и вопрос исчерпан.

Тетя Роберта только и смогла, что вытаращить на него глаза.

– Не могу поверить своим ушам. Говорю тебе, я видела их. Застала обоих на месте прегрешения.

Отец все так же холодно смотрел на нее, а потом глазами показал в мою сторону – мол, не следует обсуждать этот предмет в присутствии такой юной и невинной особы, как я.

Тетя Роберта поджала губы и стойко выдержала его ледяной взгляд.

Заканчивался обед почти в полном молчании. Затем тетя последовала за отцом в кабинет. Она пробыла там довольно долго, а выйдя оттуда, сразу направилась в свою комнату.

На следующее утро она уехала с видом правоверной, покидающей Содом и Гоморру незадолго до катастрофы.

Она не могла провести лишнюю ночь в доме, под крышей которого один из грешников был прощен только потому, что был «хорошим кучером».

Событие не один день обсуждалось под лестницей – не в моем присутствии, но почти обо всем рассказывала мне Лилиас.

– Все это очень странно, – говорила она. – Никто ничего не понимает. Твой отец послал за Хэмишем, и мы думали, что он собирается его уволить, как Китти. Но Хэмиш вышел из кабинета, как будто еще более уверенный в себе, чем прежде. Никому не известно, о чем они говорили. Но Хэмиш ведет себя, как ни в чем не бывало. Только подумать, с каким позором была изгнана Китти! В происшедшем не видно здравого смысла. Но так бывает всегда: во всем винят женщину, а мужчина отделывается легким испугом.