Династия Дунканов

Клерк обворожительно улыбался, словно я была главой клана Дунканов.

– Извините за вторжение, – сказал он, – я попрошу остальных подождать.

Я попыталась сказать судье, что могла бы подождать где-нибудь, но он и слышать об этом не хотел. Я была одной из Дунканов и заслуживала его полного внимания. Прошло почти полтора часа, прежде чем я услышала быстрые твердые шаги через наружное помещение конторы, дверь широко распахнулась, и в комнату уверенно вошел мужчина приблизительно папиного возраста. Он не просто шел, он вышагивал крупным шагом, как будто под оркестр. Он был высок, худ, с энергичными чертами лица, редкими седеющими волосами и бледно-голубыми глазами. Это были самые надменные глаза, какие я когда-либо видела, они сверлили меня. Возможно, у него было отдельное сходство с папой, но чтобы определить это, нужно было хорошо присмотреться. Папа был красив. Мистер Дункан с его длинным носом, узкой щелью рта и глубоко посаженными глазами – определенно нет. Одежда хорошо свидетельствовала о его богатстве и положении: на нем были полосатые брюки, заправленные в сапоги ручной работы; цветная розово-голубая рубашка с ярким желтым жилетом и поверх этого синий официальный сюртук.

– Большая честь для нас… – начал судья.

– Это она? – Клод Дункан знаком велел мне встать. – Девочка Роберта, а? Что вы здесь делаете и почему меня не уведомили о вашем приезде?

– Мои папа и мама, – сказала я, – были убиты при взрыве речного парохода. Меня спасли. Вот почему я здесь, в кабинете у судьи. Все, что у меня было, – одежда и все, погублено огнем и взрывом. Все, что было у папы, тоже погибло. Словом, сэр, я нищая без средств и работы и ничему не обучена, чтобы зарабатывать себе на жизнь.

– Если вы рассчитываете на сочувствие, то от меня его не получите. Как ваше имя?

– Джена Стюарт, сэр.

– Как долго вас держали в этом… этом… свинарнике?

– Недолго, – сказала я, напуганная и раздосадованная его высокомерием. – Судья был добр ко мне, как только выяснил, кто я такая.

– Меня следовало известить тотчас же. Говорите, у вас ничего нет; это означает, что вы стоите в вашем единственном имуществе – в вашей одежде. Очень хорошо. Идемте со мной.

В руке он держал хлыст для верховой езды и с резким треском хлопнул им по обутой в сапог ноге, выходя, не дожидаясь меня, из комнаты.

Я задержалась, чтобы поблагодарить судью, и потом побежала за мистером Дунканом, чувствуя себя этим униженной настолько же, насколько, должно быть, и судья.

На улице я увидела черный экипаж с впряженными в него самыми восхитительными и самыми выхоленными черными жеребцами, каких я когда-либо видела. Прежде чем я подошла к экипажу, мистер Дункан уже уселся и хлопнул поводьями, трогая лошадей. Мне пришлось забираться в экипаж, когда он уже поехал. Мистер Дункан начал говорить еще до того, как я села рядом с ним.

– Полагаю, ваш отец был так же беден, как вы сейчас, – сказал он. – Я годы не видел его и ни слова от него не слышал.

– Мой отец был процветающим коммерсантом в Сент – Луисе, – с негодованием сказала я. – Мы были отнюдь не бедны. Но он все продал, чтобы приехать и поселиться здесь. Накопленное состояние утонуло вместе с ним и кораблем или уничтожено взрывом. Не знаю, так или иначе, но мне сказали, что почти бесполезно попытаться отыскать… что-либо.

– Вы неплохо это перенесли, если учесть, что это произошло считанные часы тому назад.

– Слезы, – сказала я, – придут позднее.

– Хорошо сказано. В вас есть сила духа, девочка моя, а?

– Не знаю, что вы понимаете под силой духа, – почти сердито сказала я.

Я не имела ни малейшего намерения позволять этому человеку подчинить себя своей воле, как он скорее всего делал по отношению к другим.

Он так резко натянул поводья, что меня бросило вперед. Он повернулся на сиденье.

– Я задал вам вопрос, а вы не сочли нужным дать прямой ответ, какого он заслуживает. Я желаю, чтобы на мои вопросы отвечали. – Он отвел назад руку и очень сильно хлопнул меня по лицу. Я была так ошеломлена, что лишь вскрикнула. Он хлопнул еще раз и еще. Но я успела оправиться от неожиданности и досады, моя кровь вскипела, я дала ему сдачи, хлопнув его изо всей силы по губам. Потом отпрянула, ожидая основательной взбучки. Вместо этого он, закинув голову, засмеялся.

– Да, в вас она есть, ей-Богу! В вас есть сила духа! Ничто меня так не восхищает. Еще бы, это редкое качество. Мы отлично поладим, девочка моя. И могу добавить, что ваш свинг силен для такой девушки, как вы.

Я все еще была в ярости.

– Я не склонна к таким поступкам, какой только что совершила, но вы меня вынудили. Знаю, вы богатый и могущественный человек, однако для меня это значит мало или вовсе ничего. Я обязана вам, но это не означает, что я позволю топтать себя.

– Моя дорогая, я только что сказал вам, что мое восхищение безгранично. Я хотел узнать, такая ли же вы ни то ни се, как очень многие нынешние девушки. Кроме того, я еще не верю в благотворительность, даже по отношению к близким ко мне по крови. А особенно к таким дальним, как вы. Здесь и теперь я предоставляю вам выбор. Вы будете приняты в моем доме, но будете отрабатывать все, что получите. Либо так, либо, в противном случае, вы вольны выйти здесь, вернуться в город, предстать перед судьей и сообщить ему, что я не стану заниматься вашим благополучием. После чего он посадит вас под замок на время, пока не отыщет кого – либо достаточно слабого, чтобы пожалел вас и дал работу Я в жалость не верю.

– По крайней мере, вы откровенны, сэр. Я соглашаюсь на ваши условия и рада трудиться за жилье и еду. Благодарной я должна быть, но, пожалуйста, не ждите от меня уважения и восхищения вами. Я восхищаюсь такими людьми, как мой отец, но не такими, как вы, сэр.

– Значит, договорились, – сказал он и поднял поводья. – Вы привлекательная девушка. Больше того, вы очаровательны. Да, это так, моя дорогая. В конце концов из всего этого может кое-что выйти. Посмотрим.

Я не спросила, что он имеет под этим в виду, так как была убеждена, что не получу никакого ответа. За время остального пути, продолжавшегося почти час, он расспрашивал меня о трагедии и хотя слушал внимательно и с интересом, ни разу не выказал ни малейшего участия. Как он уже откровенно выразился, он не уважал сострадательных людей и, по-видимому, сам не был способен к состраданию.

Он бросил косой взгляд в мою сторону.

– У меня есть двадцатичетырехлетний сын. Сколько вам лет?

– Двадцать, сэр.

– Мой сын безответственен, ленив, безнравственен, вероломен и невежествен. Он вам понравится.

Я не сумела сдержать смех, вызванный его описанием сына. Он широко улыбнулся мне, и на одно-два мгновения мы стали как бы заговорщиками в оценке скверных качеств его сына.

– Он был женат, – объяснил Клод Дункан, – но жена не смогла его вынести и куда-то уехала. Сомневаюсь, хватился ли он ее вообще. Кто рассказал вам о нашей семье?

– Судья, сэр.

– Я так и думал. Что он еще сказал о моих людях?

У меня не было желания доставлять судье огорчения, поэтому я тщательно подбирала слова.

– Он сказал, что ваша жена аристократка и очаровательная женщина.

– Да, так оно и есть. Еще что?

– Он утверждал, что ее сестра живет с вами.

– Он что-нибудь говорил о Лаверне?

– Впервые слышу это имя, мистер Дункан.

– Это друг всей моей жизни, и он тоже знал вашего отца и вашу мать. Думаю, много лет тому назад он был в нее влюблен. Я требую, чтобы вы были с ним милы.

– Не вижу причины, почему бы мне не быть милой со всей вашей семьей, сэр.

– Погодите до встречи с ними, – хихикнул он. – Есть еще Одетта. Она моя экономка и была экономкой моего отца тоже. Она кажется не имеющей возраста и управляет домом, как я плантацией, без глупостей.

– Это я тоже могу уважать, – ответила я.

Он коротко кивнул и внезапно, казалось, утратил интерес к беседе. Я погрузилась в досужее изучение ландшафта – маленькие домики с маленькими огородами, бесчисленные коровники и конюшни, домики для хранения молочных продуктов над ручьями и окрашенные в красный цвет сараи. Колея на дороге была такой глубокой, что не было необходимости править лошадьми. Колеса просто вошли в колею, и направление было задано само собой.