Невеста в «шотландке»

Он собрал подушки и уложил позади себя, теперь он мог облокотиться на них и продолжить наблюдение за выражением лица женщины.

Она внимательно рассматривала его, но не сделала ни одного движения, чтобы закрыть дверь.

— Кто вас впустил? — повторила она.

— Экономка, я полагаю. Низенькая женщина, довольно худая. — Он показал рукой. — Вот где-то такого роста, с большими ступнями и с толстой, серой косой.

— Похоже, что это она, — мрачно сказала горничная. — Меня удивляет, какого дьявола она не показала вам одну из гостевых комнат.

— Ни одна из них не была готова.

— Это не удивительно. И все же она не имела никакого права давать вам эту комнату. — Она встретилась с его взглядом и сухо сказала, — Это моя комната.

Экономка сказала, что это комната горничной, что объясняло, почему зеленоглазая женщина говорит довольно безукоризненно.

— Так это ваша кровать, не так ли? — Он улыбался своей самой чарующей улыбкой. — Я люблю запах лаванды. — И любил бы его даже больше, если бы вдыхал этот сладкий аромат с ее обнаженной кожи, а не только с подушек и простыней.

— Как приятно, — сказала она тоном, подразумевающим все что угодно, только не это. — Я уверена, что кто-нибудь к этому времени приготовил вам комнату. Вам пора уйти.

Манеры у горничной были не более радушные, чем у экономки прошлым вечером. Прислуга в Килкэрн Касл была недостаточно обучена. Фактически, она была наихудшей из всех, которых когда-либо знал Девон, за исключением кучера его брата Брэндона, не совсем исправившегося вора.

Девону было свойственно подшучивать над горничной, в особенности тогда, когда он хотел очутиться вместе с ней в постели. Он обвел ее взглядом, задержавшись на ее полной груди, округлых бедрах. Приятное, подобное очень мягкому матрацу, ее тело манило его провести в удовольствиях несколько приятных часов. Он представлял, как она будет выглядеть, лежа на простынях и ему пришлось переместиться, чтобы снова почувствовать себя удобнее. Он не знал, была ли в этом виновата легкая атмосфера вызова, исходящая от ее весьма аппетитных округлостей, или, виноваты были сами округлости, но он уже был совершенно готов вкусить их щедрый дар.

Он немного потянулся, позволяя простыням соскользнуть ниже. Как только ее глаза скользнули от его груди к паху, он сказал: — Замечательная кровать. Матрац — прочен, а простыни сладко пахнут. Возможно, я останусь здесь.

Ее взгляд резко вернулся к его лицу, и она хлопнула своими руками по бедрам.

— Неа, не останетесь.

Вот он, слабый намек на шотландский акцент. Очевидно, когда горничная раздражалась, ее акцент становился более различимым. Девон скрыл улыбку и пожал плечами.

— Увидим.

— Мы не будем ничего смотреть. Вы уйдете сейчас же.

Он посмотрел вниз на свой пах, едва скрытый от обозрения тонкими простынями.

— Сейчас?

Ее пристальный взгляд проследил за его взглядом туда, где его очевидная реакция была различима среди складок. Ее щеки запылали, став пунцовыми под кожей цвета сливок.

— Нет, — сказала она поспешно, — не сейчас. Но сразу же, как только я уйду. После этого вы можете одеться и уйти.

Он не собирался уходить, как минимум без поцелуя — или чего-то большего, — что даст ему силы сопротивляться каким-либо соблазнам, которые припасло проклятое кольцо-талисман. Он посмотрел вниз на коробку, которую она вытащила.

— Что вы ищете?

— Ле… — она сжала свои губы, сердито посмотрев на него, как будто он совершил какой-нибудь грех. — Не ваше дело. — Она наклонилась и швырнула крышку на коробку. Затем она взяла ее и поставила в переполненный гардероб, захлопывая дверь. — Я оставляю вас, чтобы вы смогли одеться, а затем вернусь и закончу то, что делала.

— Не уходите пока. — Он похлопал по кровати рядом с собой, наблюдая за ней из-под опущенных ресниц. — Останьтесь, поговорим немного.

Одна ее бровь поднялась в скептическом недоверии.

— Поговорим? — Ее взгляд подчеркнуто опустился на его пах. — Это не то, чего вы, кажется, хотите.

Его горло сдавило от неожиданного смеха. Она держалась дерзко, с остроумием. Как жаль, что у него было так мало времени, чтобы полностью насладиться ее грешным восхитительным телом. Поэтому он немедленно начал действовать.

Девон прямо встретил ее взгляд.

— Я хотел бы провести больше времени в Килкэрн Касл.

— Вы не останетесь надолго?

Девон проигнорировал радость, прозвучавшую в ее голосе.

— Я здесь по делам моего брата, я должен уехать через три недели. Какая жалость. — Он изучал ее из-под опущенных ресниц и ждал.

Она переступала с одной ноги на другую, в ее глазах было любопытство. Немного погодя, она быстро спросила, как будто бы слова были сказаны ею против воли: — Почему жалость?

— Потому что, если бы не этот ужасный факт, я бы остался здесь и провел дни, недели, медленно соблазняя вас, поддразнивая и мучая, вопреки вашему неодобрению, пока у вас не осталось бы ничего, кроме исступленных восторгов и вздохов удовлетворения.

То, как она покраснела до этого, не шло ни в какое сравнение с тем, какими пунцовыми от распространяющегося жара стали ее щеки.

Девон наклонился вперед.

— Больше всего на свете я хочу поцеловать вас, прямо сейчас. Можно?

Она мигнула, и он увидел, что ее ресницы были такими длинными, что запутывались в уголках.

— Поцеловать?

Это не было приглашением. Но будет. Одним плавным движением он переместился на край кровати, поставил свои ноги на пол, схватил руку женщины и притянул ее к своему почти обнаженному паху. Это было неудачной затеей, если бы простыня не запуталась вокруг его бедер, между ними сейчас не осталось бы ничего, кроме ее юбки.

Не давая ей возможности вздохнуть, он наклонился, и поцеловал ее.

Его поцелуй был глубоким, основательным, его рот накрыл ее, его язык давил на ее губы. Он пробовал, дразнил, изливал каждую унцию своего сильного желания и жаждал одного прикосновения.

Она напряглась, но не двигалась, ни приветствуя, ни сопротивляясь его объятиям, хотя он чувствовал охватившую ее ярость, когда прижал ее ближе. Он почувствовал необузданное желание в ответ на свое собственное.

Слабый стон раздался из ее горла, и Девон крепче обнял ее. Но, после этого, она обмякла в его объятиях, отвернулась и с трудом дышала.

Это был невероятный сладострастный момент, чувствовать ее в своих руках, ее вкус на своих губах, ее сердце, бьющееся так сильно, как его собственное, бушевавшее в ответ.

Девон тесно держал ее и не двигался. После достаточно длительной борьбы с сильной волной желания, причиняющего боль его чреслам и заставляющего плотно напрягаться его горло, он достаточно выровнял свое дыхание, чтобы поднять голову и посмотреть вниз на ее лицо.

Он ожидал, что она будет в состоянии шока. Или, возможно, предъявит претензии, что все, что ему нужно — это только целоваться.

Но вместо этого, несмотря на ее горящие щеки, она достаточно смело встретила его взгляд, и сказала сильно запыхавшимся голосом:

— Черт возьми, опять. — К его большому удивлению она, казалось, сдерживает выражение отсутствия интереса.

Из всех сотен, нет, тысяч, поцелуев, которыми он наслаждался, ни один не был встречен с такой реакцией — полным отсутствием интереса, с привкусом скуки. Он не привык к тому, что может увидеть выражение скуки на лицах женщин, которых одаривал своим умением. Смятение, да. Изумление, да. Даже трепетное волнение. Но скука?

Он немного отодвинулся назад, чтобы можно было полностью видеть лицо горничной.

— Прошу прощения, но вы сказали: "Черт возьми, опять?"

— Да, — сказала она, встретившись с ним взглядом. Ее щеки покраснели, ее губы немного припухли, ее грудь все еще быстро вздымалась, — все эти признаки уверяли его в том, что она лукавила.

Но что еще больше интриговало, то, что она могла так равнодушно смотреть и говорить.

— Что вы имеете в виду под словом «опять»? — спросил он.

Она старалась изо всех сил сидеть прямо, но когда он отказался ослабить объятия, она только вздохнула, у нее было сладкое дыхание со вкусом корицы.