Пламя возмездия

Тимоти медлил, вертя в руках пакет. «Я не хочу, чтобы это попало ко мне в дом, – предупреждала его Лила. – Это небезопасно, даже слишком опасно. Лучше, если это будет передано вам в таком месте, где вы ни на кого из своих знакомых не нарветесь», – так объясняла она выбор именно этого паба «У лебедя». Посмотрим, что же там внутри. Действительно ли ее опасения были не напрасны. Стоила ли та игра, в которую он ввязался, такого риска. Тимоти придвинул к столу единственное имевшееся в этой комнате кресло и уселся в него. Он достал маленький карманный ножичек для того, чтобы вскрыть печати и надрезать плотную бумагу.

Стопка бумаг, которую он извлек из этого конверта была пальца в два толщиной. Он сначала бегло просмотрел все, что в ней было, потом его внимание привлекло послание, положенное поверх остальных и явно предназначавшееся для ознакомления с ним в первую очередь.

«Что касается Парагвая, то я считаю своим долгом ознакомить вас с некоторыми весьма неприятными фактами, разумеется, при условии соблюдения вами абсолютной дискретности. Первое, коррупция продолжает процветать, я даже смею утверждать, что в ней погряз официальный представитель дома Мендоза. Второе, даже сам министр финансов не верит в то, что все оросительные работы могут быть завершены в срок, при условии, что они вообще когда-либо будут завершены. Третье, если принимать во внимание то непосильное бремя долгов, которое в настоящее время несет министерство финансов, новый заем в два миллиона фунтов может оказаться ему не под силу. Четвертое, план ликвидации долгов путем создания находящихся в собственности у правительства кофейных плантаций – чистейшей воды фантазия, если не прямое надувательство.

В свете вышеизложенного, вам предстоит вынести решение относительно целесообразности выпуска этих акций. Вполне естественно, что вы рискуете оказаться в весьма затруднительном положении, решившись на этот шаг, британские вкладчики не располагают никакими сведениями о существующем положении дел в стране, находящейся за тысячи миль от их родного дома, и вынуждены целиком довериться банку, сталкиваясь с вопросом о приоритетах их вложений…»

И так далее и тому подобное, еще на очень многих страницах, цифры, поправки, сноски, обоснования без которых выводы автора этого анализа выглядели бы голословными утверждениями. Сначала Тимоти быстро пробежал глазами все сообщения, затем дважды внимательно перечитал все документы и, когда убедился в том, что все нюансы, все детали в предложенном отчете ему ясны, на его лице появилась довольная улыбка, и он положил документы обратно в конверт.

Это послание было тем самым подтверждением, которого он уже давно ждал с нетерпением, это было доказательство того, что все обещания Лилы Кэррен не могли быть пустым звуком. Мендоза-Бэнк, его величество, самая представительная банковская династия, финансовая власть, ее олицетворение сделал уже свой первый шаг к обрыву за которым зияла бездна. И он был обречен сделать этот роковой для него второй шаг. Тимоти это знал отлично, ведь он был как-никак младшим компаньоном этого банка.

Его проблемы и мрачные мысли, связанные с отсутствием Лилы Кэррен мгновенно улетучились. Они уже не могли омрачить его радость. В эту ночь Тимоти Мендоза спал сном младенца, несмотря на убожество этой каморки и отсутствие под боком обожаемой супруги Бэт.

С первыми лучами солнца какой-то молодой человек проскользнул в пристройку, примыкавшую к кухне паба «У лебедя». Внутри это было крохотное помещение, уставленное снизу доверху бочками с пивом, тесное – не повернуться. Хозяин паба заметно оживился при появлении ночного гостя.

– Припоздал ты, сынок, – встретил он юношу брюзгливым ворчанием.

– Конечно припоздал, но раньше не мог вырваться, – с недовольным видом объяснился О'Лэйри. – Конца не было этому мытью, после того, как эта свора убралась, наконец, восвояси.

Шэй хмыкнул.

– Что, не нравятся тебе баре, сынок? Ну да ладно, потерпишь. Что ты мне хочешь сказать?

– Да ничего такого.

– Что это значит «ничего такого», черт тебя возьми? – взревел Шэй. – Я тут целую ночь проторчал, дожидаясь, пока ты, вонючка, заявишься. А ты являешься и говоришь, что тебе нечего сказать.

– Придержи язык, Пэдди Шэй, – в голосе О'Лэйри было раздражение и усталость. – Кто ты такой, чтобы мне указывать?

– Кто я такой, тебя не касается. Но я был фением еще до того, как ты свет Божий увидел, поэтому ты меня и должен уважать.

Злость долго не задерживалась в этом толстяке.

– Ладно, чего уж там, не хватало только, чтобы мы еще друг на друга кидались, хватит с нас этих скотов – англичан, которые ждут не дождутся, как бы у нас последний кусок из глотки вырвать. Расскажи мне, что там было?

– Черная Вдова так и не показалась на балу. Все эти шишки ее ждали, но она так вниз и не спускалась. А когда они уже все собрались по домам, Уинстон этот чертов, жополиз проклятый, который себя и ирландцем называть права не имеет, объяснял всем, что она, мол, занемогла прямо перед этим самым балом.

Шэй пожевал губами.

– Ты точно уверен, что никто к ней не ходил наверх, ну, чтобы там переговорить с ней… встретиться? Никого не видел?

– Как я могу знать, если там было с сотню гостей, и этот окаянный Уинстон все вертелся рядом и орал на меня – сделай то, подай это, сходи туда? Но, если ты хочешь знать, не видел ли я, чтоб кто-нибудь прошмыгнул наверх, так этого я не видел.

Сидевший, как мешок, старик просветлел.

– Ладно, не кипятись, ты все сделал как надо. Зайди-ка сюда и чаю попей на дорожку.

Приготовляя чай, Шэй напряженно думал над тем, что сейчас услышал от О'Лэйри.

– Ты мне во что еще скажи – допытывался он, подавая мальчишке дымящуюся кружку с чаем. – Ты когда в последний раз ее видел?

О'Лэйри задумался.

– Три дня назад это было, утром в субботу, значит. Я, значит, чистил серебро, тепло еще было и, значит, двери в зал стояли открытые. Она сошла вниз, вся одетая в черное – она все в черном ходит – и стала говорить с Уинстоном, а потом куда-то пошла.

– А что она ему говорила? – не отставал Шэй.

– Я не мог разобрать – далеко стоял, а они у входа шептались.

– Шельма ее язви, – мрачно заключил Шэй, подняв над столом большой, весь во вмятинах чайник и доливая чай. – Здесь что-то не так, я это нутром чую. Если бы мы могли знать, что у нее на уме, во что она играет, то могли бы на этом хорошо наварить. Но ведь она всех на шаг опережает, эта Кэррен.

Молодой человек подумал о том, что пора возвращаться в тот самый дом на Даусон-стрит и о проклятьях, которые обрушит Уинстон на его бедную голову.

– Спору нет, это так, но я никак в толк взять не могу, чего это они все по ней так с ума сходят? Баба она и все тут, таких хоть пруд пруди, разве что только нос задирает. Бабы ведь они все как сестры-близнецы: задница, пузо да пара сисек, ну… и еще кое-что…

Шэй не соглашался с этим утверждением.

– Нет, Черная Вдова – это, я тебе скажу, дело другое. Ты про ее жизнь ничего не знаешь?

– Ничего про нее я не знаю, знаю только, что мне было сказано: иди и гляди во все глаза.

– Правильно, и ты должен глядеть во все глаза и все видеть, что она от нас скрывает, мегера эта.

Шэй свернул сигарету и прикурил.

О'Лэйри с завистью посмотрел на него:

– Слушай, Пэдди, дай и мне немного табаку, на одну закрутку.

– Не могу я табак раздавать кому попало, как богач какой. Послушай лучше, что я тебе расскажу о Лиле Кэррен. Значит, дело было так. Родилась она на Мур-стрит, здесь в Дублине. В каком-то грязненьком подвальчике, посреди зимы. Мать ее померла и ее отец выхаживал. Вообще-то ничего дивного в этом, может быть и нет, но, разве только, что они были еврейчики.

– Евреи? Да быть того не может!

– Э-ээ, нет, это чистая правда, Бог тому свидетель. Правда, в Дублине их не очень, чтобы много, да и не хотят они свои черные рожи напоказ выставлять, стыдятся видно, что нагрешили на своем веку невпроворот. Но Лила Кэррен не из тех, что прятаться будут – наглая – ни стыда, ни совести.