Украденная роза (Соблазненная роза)

Генри был потрясен столь искусным маневром – ведь этот гвардеец совсем еще мальчик. Если повезет, он доедет до Йорка и сообщит, что его хозяин в опасности.

Страшно разъярившись, белобрысый приказал догнать беглеца. Один из оборванцев попытался оседлать Диабло, но тот скинул наглеца на землю.

– Лучше отойди! Он никого не подпустит. Я ведь недаром назвал его Дьяволом, – прокричал Генри.

Упоминание дьявола заставило бандитов отшатнуться. Никому не хотелось оказаться под страшными копытами. Громила накинулся на них с укорами. Он лошадей не боялся, видимо был к ним сызмальства приучен, однако сам почему-то не пытался залезть на Диабло. Скорее всего, просто не умел ездить верхом, вот и подначивал других.

Он протянул Генри руку:

– Выкладывайте золото, ваша светлость.

Генри лишь криво усмехнулся:

– Для этого вам придется догнать ускакавшего парня – золото у него.

На грязных физиономиях отразилось недоверие. В иных обстоятельствах Генри не преминул бы всласть похохотать. Говоря по чести, он слукавил: у Финдлея была только треть золота. Остальные деньги были у самого Генри и у сброшенного этими мерзавцами с коня Колли.

Недоверие между тем сменилось злостью. Окончательно потеряв человеческий облик, они накинулись на Генри сзади. Генри удалось ответить двумя ударами кинжала, но очень скоро его схватили.

– Придется тебе остаться здесь, покуда твой солдатик не принесет золота.

– Боюсь, вам долго придется его ждать, – сказал Генри, уверенный, однако, что Финдлей довезет золото в целости и сохранности. Он был слишком предан роду Рэвенскрэгов, чтобы обесчестить себя кражей.

– Зато тебе недолго, – буркнул белобрысый.

Отчаянно вырывавшегося Генри потащили к самому дальнему – от палатки – шалашу. Ему накрепко связали руки и ноги, и Генри окончательно убедился, что на человеческое обращение ему надеяться нечего. Его бросили на подстилку из листьев папоротника и посоветовали не шуметь – иначе придется вставить ему в пасть кляп.

Кошелек Колли найден был очень скоро – хозяин его лежал в зарослях дрока с проломленным черепом. Затем бандиты принялись ловить его коня – Генри слышал восхищенные возгласы, означавшие, что породистый конь очень даже им приглянулся. Кто-то разговаривал с его Диабло: Генри видел сквозь щелку, как чья-то рука нежно гладит его гриву и бок. Уж не тот ли это парень, который спас Розамунду и которого он позвал в конюхи? Надо бы попробовать склонить его на свою сторону: он вроде не такой злобный, как весь этот сброд. Генри стал обдумывать план бегства.

Довольно скоро к нему пришли, срезали ремень с оружием и забрали кошель. Один из воришек жадно смотрел на его перстни, однако снять не осмелился. Генри оставили одного.

А наискосок от его шалаша, лежа на грубых мешках в залатанной палатке, Розамунда пыталась понять, что происходит, что за суета поднялась в лагере. Ее зачем-то вытащили из палатки и тут же снова запихали обратно, потом вообще никто не приходил… Неужто Генри приехал ее спасать? Волнение охватило Розамунду. Может, весь этот переполох из-за Генри и его гвардейцев? Но если ее Генри здесь, почему же она до сих пор сидит связанная в этой грязной вонючей палатке? Она слышала возбужденные возгласы и шум драки, потом раздались вскрики боли. Среди гвалта она признала сердитый голос Стивена – и вроде бы все стихло. Может, они там что-то не поделили, вот и передрались? Генри… Ведь он не стал бы приезжать сюда один? Розамунда похолодела от одной этой мысли. А если все же приехал? Значит, он теперь тоже их пленник…

Ворочаясь на грубой мешковине, Розамунда со страхом и нетерпением ждала новостей. Однако время шло, но никто не приходил. Снаружи уже слышался лишь обычный шум бивачных буден. Сдернуть повязку с глаз или хоть немного ослабить путы на щиколотках и запястьях никак не удавалось. Слезы бессилия катились по ее щекам: она целиком зависела от Стивена.

Услышав поблизости какой-то шорох, Розамунда насторожилась. Она втянула в себя воздух, как часто делают слепцы. Запах был женский, не сказать чтобы приятный, но мужчины пахли по-другому.

– Тебе велели меня развязать? – с надеждой спросила Розамунда. – Или хотя бы снять повязку с глаз?

В ответ только молчание. Розамунда вздохнула. Это молчание было ей не ново. Женщина никогда с ней не разговаривала. Розамунда догадывалась, что она подчиняется кому-то из здешних солдат. В лагере были и другие женщины – Розамунда слышала их голоса. Однако сторожить ее доверяют только одной этой.

Нелл опустилась рядом на колени, изнемогая от желания перемолвиться с пленницей хоть словечком. Что тут особенного? Стивен и не узнает. Она поставила перед женщиной плошку с мясом и, протянув руку к повязке, сказала:

– Эй, ты. Если будешь хорошо вести себя, так и быть, я сниму повязку.

Розамунда, не ожидавшая услышать ее голос, да еще так близко, невольно вздрогнула и отшатнулась, но тут же поспешно закивала, заранее радуясь хоть этой малости. Когда пришедшая сняла с ее глаз туго завязанный платок, Розамунда ощутила ломоту в висках, глаза саднило. Она попробовала их открыть и тут же снова закрыла – от боли.

Женщина, стоявшая на коленях, внимательно ее рассматривала. Сморгнув слезы, Розамунда увидела, что у нее тонкое личико и непокорные светлые волосы. Женщина оказалась куда моложе, чем думала Розамунда. Она попыталась улыбнуться своей надзирательнице.

– Спасибо тебе. А как тебя зовут?

– Нелл.

– А меня Розамундой. Расскажи мне, что тут произошло. Что за шум был с утра?

Нелл, сев на пятки, напряженно раздумывала. Ей очень хотелось поговорить с этой нарядной леди, хотя Стивен строго-настрого приказал ей молчать. Вот бы рассказать ей про того дворянина, и про убитого солдата, и про мешочек золота, который она видела только мельком…

Нелл развязала пленнице руки и протянула плошку с мясом. Потом с усмешкой спросила:

– Этот могущественный лорд – твой муж?

У Розамунды все внутри оборвалось. Значит, ее сердце-вещун не ошиблось: Генри приехал за ней! Стараясь не выдать своего волнения и любопытства, она спросила:

– А он еще здесь?

– Ну да, они связали его. Они думают, что возьмут за него хороший выкуп – еще больше золота.

– Это Генри Рэвенскрэгский? – на всякий случай все же спросила Розамунда.

– Он и есть, – охотно кивнула Нелл, и личико ее страшно оживилось. – Скрутили сердешного по рукам и ногам и затащили в шалаш, в тот что за кустами остролиста. Меня туда не пустят – к нему ходит только сам Стивен.

Розамунда попробовала представить себе лагерь. Она успела рассмотреть место, где росло несколько кустиков остролиста, – до того, как ей завязали глаза. Там действительно был рядом шалаш. Значит, Генри там. Хорошо, что она запомнила это место. Вот бы прокрасться и развязать его. Нет, это слишком опасно, нельзя пока даже и мечтать об этом…

– Он ранен? – осторожно спросила Розамунда, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть у нее из груди.

– Да нет, хотя ему от них крепко досталось. Он стал драться с ними – пробовал вырваться. Ну Стивен и рассвирепел, ясное дело.

«Еще бы Генри не пытался драться, – усмехнулась про себя Розамунда. – Хорошо хоть его не ранили. Однако, если никто не приедет с выкупом, одному Господу известно, что еще взбредет Стивену в голову».

– Ты не поможешь мне с ним увидеться? – Розамунда улыбнулась подкупающей улыбкой.

Нелл даже расхохоталась от таких слов.

– Хочешь, чтобы мне перерезали глотку? Увидеться… Ну и придумала… – Сверкнув глазами, она наклонилась поближе: – Он похож на настоящего принца, верно? Однажды в Лондоне я видала одного, тот был ненашенский. С головы до пят в дорогих каменьях и на чудесном коне, так гордо на нем сидел – залюбуешься. Я помню, сердце у меня так и зашлось, как его увидела. – Нелл умолкла, услышав шорох листьев, – кто-то сюда шел.

Вскоре в палатку просунулась голова Ходжа.

– Ты с ней разговаривала, я слышал. Вот погоди, все скажу Стивену. Он тебе задаст.