Английский союз

Крови на виске, конечно, не было, только старый шрам, скрытый теперь волосами. Но голова болела все сильнее, как в первые месяцы после ранения. Перед глазами мелькали видения; вначале неясные, бессмысленные и не связанные между собой, они постепенно приобретали все более четкие очертания. Яркие вспышки образов перемежались темнотой, и он опять почувствовал, что из уютного лондонского дома перенесся в маленькую захудалую гостиницу в Америке.

Сара беспомощно наблюдала за ним, сердце бешено стучало в ее груди. Она поняла: как только он оторвет руку, от виска и посмотрит на нее, случится то, чего она так боялась, то, что заставило ее, не раздумывая, сбежать после их вчерашней встречи в Лондон — память окончательно вернется к нему. Она даже не удивилась, услышав его хриплый голос, с неведомой ей прежде интонацией спросивший:

— Это мой ребенок?

Она колебалась, ей очень не хотелось, чтобы он знал правду, но между ними было и так уже слишком много лжи. Ведь это ее ложь привела ко всему тому, что происходило между ними обоими. Поэтому она через силу произнесла:

— Да.

Он прикрыл глаза. Лицо его заливала смертельная бледность. Наконец он проговорил отрывистым, требовательным тоном, в котором не осталось и следа присущей ему обаятельной мягкости:

— Скажите мне правду! Я... я взял вас силой?

Она помедлила немного с ответом. О да, ей было бы намного легче, если б она могла позволить ему так считать. Но тут же с презрением отвергла этот порыв. Заметив Десси, молчаливо взиравшую на них с порога комнаты, она сказала резко:

— Забери его, Десси. Я... попозже я спущусь и уложу его спать.

Ни слова не говоря, Десси унесла ребенка, и Чарльз спросил тем же незнакомым голосом:

— Так это... мальчик? У меня сын?

— Да, — ответила она и бесстрашно добавила: — Что касается... другого, нет, вы не взяли меня насильно.

Его лицо стало чуть менее напряженным.

— Слава Богу хотя бы за это. Почему вы ничего не сказали мне, глупышка?

Она вздрогнула, но не от холода.

— Почему не сказала? Но вы же ничего не помнили о... проведенных со мною днях, а я не имела представления, где вы и что с вами, живы ли вы вообще. Кроме того, не забывайте, я считала, что вы женаты.

— Не удивительно, что вы были так потрясены вчера, узнав правду. Итак, думая что я убит — или женат, — вы вышли замуж за юношу, с которым вместе выросли?

— Да, — ответила она, упрямо приподнимая подбородок.

— А он знает правду?

Это ее задело.

— За кого вы меня принимаете? Конечно!

Он саркастически рассмеялся.

— По всей видимости, я, в таком случае, должен быть ему признателен, но как-то не нахожу в себе благодарности. А Магнус тоже все знает?

— Нет. Никто не знает, кроме Десси. Вам не о чем беспокоиться, — устало сказала она. — Все считают, что мы с Джефом тайно поженились за неделю до того, как его призвали. Никто не знает... и не должен узнать. Я не хотела, чтобы и вы узнали об этом.

Он засмеялся снова.

— Ну спасибо! А вы не подумали о том, что мне будет далеко не безразличен тот факт, что у меня есть сын? И раз уж речь зашла об этом, то известно ли вашему услужливому супругу, что вы замужем за мной, а не за ним?

Она буквально потеряла дар речи. А она-то горячо молилась и надеялась, что хоть об этой смехотворной церемонии он не вспомнит! Она не сразу смогла заговорить, и голос ее был не громче шепота.

— Нет, неправда. Это не было законно... а если и было, то ведь никто же не знает... Пожалуйста. Пожалуйста! Я же сказала, мне ничего от вас не надо. О, я не должна была никогда сюда приезжать, но я уеду, немедленно уеду в Америку. Так уж получилось, и вы ничего поделать не можете. Пожалуйста, уходите и забудьте про те несколько дней. Я бы все отдала, чтобы тоже их забыть!..

Тут она замолчала и попыталась взять себя в руки.

— Простите меня. Мы оба потеряли голову, а это нам не поможет. Забудьте обо всем, умоляю вас! Вам не в чем себя винить, это я от страха нагородила столько нелепой лжи — и вот результат. Вы не виноваты, не корите себя!

Нахмурившись, он с трудом заговорил:

— Я все еще не уверен, что припомнил все детали. Вы действительно хотели, чтобы я поверил, что мы женаты, или это безумный бред?

У нее вспыхнули щеки.

— Да, хотела. Вы можете ругать меня какими угодно словами — я их заслуживаю. Когда вы потеряли память, мне показалось, так будет проще — проще! О Боже! — позволить вам считать, что мы женаты. Я одно добавлю в свое оправдание: я жила в постоянном страхе, что память вот-вот вернется к вам и вы выпалите правду в присутствии Тигвудов. Ведь было ясно, что потеря памяти лишь временная. А пока вы считали себя американцем и... моим мужем, вы были в безопасности, уверяла я себя. Непростительная глупость! Сейчас над этим можно смеяться; недаром вы однажды назвали меня наивной — все с самого начала было обречено на провал. Я пыталась сделать как лучше... это я виновата во всем!

Его лицо смягчилось. Он протянул к ней руку, но она отстранилась. Тогда он сказал неожиданно тихим, спокойным голосом:

— Я далек от того, чтобы винить вас, потому что обязан жизнью вам и вашей сообразительности. Примите мою благодарность и восхищение. Быть может, вы забыли, но я-то помню, что вы считали своим долгом защитить всех нас — включая раненого вражеского солдата, потерявшего память. Если бы не ваша выдумка, я был бы схвачен или убит. — Он помолчал, лицо его странно дрогнуло. — Хотя, думаю, вы правы, это была игра с огнем.

— Это было безумие, — резко сказала она, отвергая его великодушное прощение. — Я и тогда это понимала, но как только была сказана первая ложь, все так ужасно запуталось! Я хотела выиграть день-другой, но... В общем, если это вас утешит, у меня было достаточно времени убедиться в справедливости всех ваших слов обо мне; а раньше я и не подозревала, что способна на такую глупость!

Она отвернулась к огню, обессиленная бессонной ночью и этим трудным разговором. Лучше бы он побыстрее ушел. Им больше не надо встречаться. Ах, зачем она только поехала в Англию!

Но он и не думал уходить.

— Теперь я понимаю, почему вы так похудели и побледнели, — после некоторого раздумья сказал он. — Моя бедная девочка, если бы я только знал! Сколько же горя я принес вам! Вы меня ненавидите?

Его нежность разоружила ее.

— Нет... нисколько, — устало ответила она.

— Я не заслуживаю такого великодушия. Но что будет теперь? Вы предлагаете мне уйти и забыть о том, что у меня есть сын, о существовании которого я и не знал, и в благодарность за спасение моей жизни оставить вас наедине с вашим несчастьем?

Она подняла голову.

— Вы ничем мне не обязаны, я уже говорила. По закону это не ваш ребенок, а тот, кто дал ему имя, никогда не выдаст секрета. Лучше бы вам ничего не знать!

— Это вы так считаете, не я, — сардонически ухмыльнулся он. — Боюсь, вы не учли два очень важных обстоятельства, моя дорогая.

Она неторопливо, как бы против воли повернулась к нему.

— Каких именно?

— А таких, что я полюбил вас, когда мы повстречались в Америке, и люблю до сих пор, — сказал он совершенно спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся. — И у меня нет ровно никакого желания куда-то уходить и оставить свою жену — и своего сына — другому человеку.

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

— Вы в своем уме? — с изумлением спросила она. А потом добавила с горечью: — Впрочем, что еще вы могли сказать, вы же джентльмен. Но каковы бы ни были ваши понятия о чести, вам нет необходимости пытаться сделать «честную» женщину из меня!

К ее удивлению, он рассмеялся.

— Ну что вы, я вовсе не так великодушен. Дело в другом: вы много месяцев преследовали меня, Сара; в самые трудные дни моей жизни передо мной вставало ваше лицо. Но только вчера, встретив вас снова, я начал понимать что к чему. Должно быть, я полюбил вас еще до того, как мы попали в ту кошмарную гостиницу, но ранение и потеря памяти помешали мне это осознать. Так неужели вы думаете, что теперь, когда с глаз моих спала пелена, я могу вас покинуть? Если так, то вы плохо знаете меня, дорогая, и я намереваюсь это непременно исправить.