Запретная страсть

Элиза терялась в догадках. Почему ее задержали? За долги отца? А может, за его подложный вексель? Она вспомнила о его письме, возможно, он опустился до шантажа. Вымогательство тоже было преступлением. Минуты ожидания казались часами.

Наконец заскрипел ключ и в комнату для допроса вошел мировой судья в парике вместе с помощником. Приглядевшись, Элиза узнала в судье одного из гостей, который присутствовал на обеде у леди Хартвуд.

— Ваше имя Элиза Фаррел? — начал расспрашивать судья.

— Да.

И тут же помощник заскрипел пером.

— Это имя вам дали при крещении?

— Да.

— В каком приходе была зарегистрирована запись и какая дата вашего рождения?.

— Лондон, приход Сент-Джайлс. Дата рождения — 29 ноября 1788 года.

— Вы живете в доме леди Хартвуд с прошлой субботы?

— Да.

— Вы поддерживаете случайную связь с ее сыном Эдвардом Невиллом, лордом Хартвудом, несмотря на требования хозяйки покинуть ее дом?

— Да, — еле слышно ответила Элиза.

— Правда ли, что вы выдаете себя за предсказательницу, составляете гороскопы и утверждаете, что можете предугадывать по ним будущее?

— Да, я занимаюсь астрологией, но в этом нет никакого преступления.

— Брали ли вы деньги от лорда Хартвуда за то, что доставляли ему сексуальные наслаждения, а также за то, что предсказывали будущее?

— Нет, — закричала Элиза, — не брала! Что за нелепые вопросы! В чем меня обвиняют? Я имею право знать. Нет ничего противозаконного в том, чтобы быть любовницей.

— Сейчас не время обсуждать выдвинутые против вас обвинения. Моя цель — установить факты, но скажу вам, что в Брайтоне предсказания будущего за деньги караются законом.

— Но я ничего такого не делала, что…

— Попридержите язык. Вы должны только отвечать на мои вопросы. Вы унесли из дома какие-нибудь вещи или драгоценности, принадлежащие леди Хартвуд?

— Я не воровка.

— Предъявите доказательства, — проворчал судья помощнику, и тот услужливо подал сумку Элизы. Судья по очереди вынул все вещи, а клерк тут же составил их подробную опись. Последним предметом, вынутым из сумки, был нож для разрезания бумаги. Судья поднес его, поближе к липу и пробурчал под нос: — Нож для бумаге рукоятью из золота и оникса с фамильным гербом Хартвудов. Это уличает вас в том, что вы говорите неправду. Ведь все это находилось в вашей сумке, когда вас задержали после выхода из дома Невиллов. Эти вещественные доказательства будут предъявлены суду, — И тут судья торжественно возвысил голос: — Теперь можно сказать, в чем вас обвиняют. Леди Хартвуд, проживающая по адресу Марин-Пэрад, дом 31, обвиняет вас в противозаконной любовной связи, непристойном поведении, предсказании будущего и воровстве. Ваше дело будет рассмотрено в суде во время ближайшей квартальной сессии в ноябре, а до этого времени вы будете находиться под стражей. Учитывая ваш пол, вы будете содержаться не в общей тюремной камере, а в отдельном помещении при доме констебля и оплачивать ваше содержание.

Так вот почему она здесь! Леди Хартвуд устроила ее арест, отомстила сыну. А ведь Эдвард уверял, что мать целиком и полностью в его власти, он считал, что она будет плясать под его дудку и никогда не осмелится идти против его воли. Однако даже материальная зависимость не заставила леди Хартвуд смириться. Эдвард унизил и оскорбил мать, и она не смогла удержаться от мести.

Внутри у Элизы все похолодело. А на что она рассчитывала, доверяясь человеку, который прославился своей ветреностью и непостоянством? Сперва она лишилась тетиного наследства из-за глупости отца, а теперь пришла очередь платить за безрассудства другого, еще более привлекательного мужчины.

Элизу охватило отчаяние. До осенней сессии было целых шесть недель. В случае откладывания судебного решения дело могли перенести на зимнюю сессию, а это уже целых пять месяцев. У нее нет денег, чтобы оплачивать содержание в тюрьме, значит, ей придется все это время жить впроголодь. Если ее осудят за распутство, то ее ждет высылка в колонии, а какое будет наказание за предсказание будущего — она вообще не знала. Как бы там ни было, если же ее осудят за воровство ножа с гербом Хартвудов, то за кражу вещей стоимостью более одного шиллинга, как было хорошо всем известно, полагалась виселица.

Эдвард говорил, что нож отца перешел к нему по наследству, но ведь это было всего лишь его предположение. Возможно, он заблуждался. Не исключено, что по закону нож принадлежал вдове умершего лорда Хартвуда.

Ах, ну зачем только она встретилась с Эдвардом, зачем составляла его гороскоп! Если бы она вняла голосу благоразумия! Если бы прислушалась к тому, о чем предупреждал ее собственный гороскоп, то избежала бы беды, в которую попала.

Однако сделанного не воротишь и сожалеть о содеянном было уже поздно. Она связала свою судьбу с сумасбродным лордом Лайтнингом и сама стала точно такой же безрассудной, как и он. Более того, несмотря на все его предостережения, она влюбилась в него, и это было хуже всего.

Теперь пришла пора расплачиваться за свои ошибки.

Глава 17

Эдварду спалось легко, безмятежно, и проснулся он в чудесном расположении духа. Позади была прекрасная ночь, а впереди еще более прекрасный день. Дурманящий запах Элизы как будто исходил от его рук и пальцев. Элиза! От ее имени у него сладко замирало сердце. Эдвард чувствовал себя свежим, бодрым, полным сил и желаний, как никогда в жизни.

Позвонив камердинеру, он оделся с его помощью, причем очень тщательно выбрал наряд и непривычно много времени провел перед зеркалом. Ему хотелось произвести на Элизу самое лучшее впечатление. Он надеялся, что для нее это утро тоже было особенным, и ее настроение должно было быть таким же радостным и праздничным! Но тут ему припомнились последние минуты расставания. Какими же они были холодными и отчужденными, они словно скрывали под собой что-то нехорошее. Элиза как будто отдалилась от него. От нее веяло едва ли не ледяным холодом. Мурашки поползли у него по спине. Точно такое же чувство он испытал в юности: сначала горячая влюбленность и пришедшее ей на смену предчувствие надвигающейся беды. Эдвард решительно встряхнул головой. Все это пустые страхи! Незачем создавать воображаемые препятствия на ровном месте! Как бы Элиза ни дорожила своей независимостью, должна же она понимать: после того, что произошло между ними прошлой ночью, у нее только один выход из положения. Если она тревожится, если ей страшно, то он быстро развеет все ее страхи, сделав ей предложение.

В их отношениях не было ничего предосудительного, ничего такого, что могло бы настроить ее против него. Да, он мог ошибаться в ее чувствах к нему. Женские переживания — вещь чрезвычайно сложная и запутанная, ни одному мужчине не под силу разобраться в них. Зато Эдвард разбирался в том, что хочет женское тело. Ему удалось вызвать в теле Элизы настоящую бурю. Никогда раньше ни одна женщина не приходила в такое возбуждение от его ласк. Пора было кончать с неопределенностью в их отношениях. Как только Элиза согласится стать его женой, их связь сразу станет законной, жизнь их обоих войдет в обычную колею, и Эдвард в душе нисколько не возражал против того, чтобы так продолжалось до конца его жизни.

Но когда он постучал в дверь комнаты Элизы, там внутри царила тишина. Эдвард постучал опять, и снова — никакого ответа. Он толкнул дверь и вошел.

Спальня была пуста.

Первой мыслью, которая пришла ему в голову, было то, что она уже спустилась вниз к завтраку. Но, осмотревшись, он понял: она ушла. В комнате не было ни ее сумки, ни ее альманахов, стопкой лежавших на столе. Вместо них на нем белел лист бумаги.

Мурашки пробежали по его спине. Счастливые женщины не выражают своих чувств в письменном виде. Дрожащими руками он взял письмо и прочитал.

В нем говорилось: она разрывает их договор, так как он, по-видимому, разорвет его сам, потому что она нарушила его; она решила избавить его от неприятной сцены расставания и уходит сама, не желая его тревожить; она благодарила его за доброту и ни в чем не винила. У Эдварда сжалось от боли сердце. Как всегда, Элизе было не занимать мужества. Она ни в чем его не упрекала, не жаловалась ни на что, а смело взваливала на свои худенькие плечи все последствия ее смелого шага.