В плену страстей

Рэн захотелось накричать на него, высказать все в лицо, но она не смогла вымолвить ни слова. Может быть, она наконец повзрослела? Если так, то это мучительно… Да скажет он хоть что-нибудь?! Наверное, он ждет, когда заговорит она? Рэн с трудом сглотнула и облизала губы, колени ее неудержимо дрожали. Что ему нужно? Сара… От этой мысли Рэн передернуло, и она стиснула зубы. Отлично! Он может обладать Сарой с ее безумными глазами и Баскомом в придачу. И пусть они все плывут хоть на край света!

И тут Калеб ласково заговорил:

– Не очень мудро с твоей стороны прогуливаться по палубе в столь поздний час.

– Я не могла уснуть, в каюте очень душно, вот и захотелось проветриться, – ответила Рэн и изумилась: неужели этот нежный грудной голос принадлежит ей?

– Ты долго здесь стоишь?

– Нет. Но если мое присутствие раздражает тебя, я вернусь в каюту, Калеб, я…

Калеб легонько коснулся пальцем ее губ.

– Меня это совсем не раздражает. Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Это легкое прикосновение опалило губы Рэн.

– Сожалею, что так получилось. Кажется, я всегда все порчу. Мне очень жаль, Калеб.

В лунном свете черты лица девушки казались спокойными, и невозможно было догадаться, что творится в ее душе.

Калеб глубоко вздохнул. Это прекрасное создание, стоящее сейчас перед ним, не могло быть той вспыльчивой Рэн, которая успешно защищалась, когда он поцеловал ее в саду Тайлера Синклера. Не была она похожа и на ту девушку, которая убила матроса и изуродовала другого мужчину.

Калеб хотел подобрать правильные слова, чтобы не испугать ее и не вынудить бежать.

– Все в порядке, – хрипло проговорил он. – А для чего тогда нужен брат?

Как только эта фраза сорвалась с языка, Калеб сразу же понял, что сказал глупость: он не был ей братом и не хотел им быть.

Рэн отступила назад и отвела глаза. Голос ее прозвучал так тихо, что Калеб едва расслышал слова:

– Не знаю почему, Калеб, но я никогда не думала о тебе как о брате. Уверена, что ты уже не помнишь, но очень давно я влюбилась в тебя, как маленькая девчонка влюбляется в своего учителя. Я, помню, спросила, подождешь ли ты, пока я вырасту…

– А я ответил, что могу подождать.

Рэн широко открыла глаза и улыбнулась. Порыв свежего ветерка шевелил ее накидку и тонкую ночную сорочку.

– Тебе холодно, – заметил Калеб. – Я не хочу, чтобы ты замерзла и простудилась, особенно после того, что мы все вместе пережили, чтобы поставить тебя на ноги, – он взял девушку за руку и повел по палубе. – Пойдем ко мне в каюту. Там есть бутылка бренди, это поможет тебе согреться.

Рэн послушно последовала за Калебом в маленькую каюту, которую он занимал с тех пор, как отдал женщинам свою. Каюта освещалась тусклым светом фонаря, но, когда Калеб потянулся, чтобы увеличить свет, Рэн остановила его:

– Не надо. Так очень хорошо.

Калеб наполнил бренди два узких бокала и протянул один Рэн.

– Пей, дрожь пройдет. А затем отправляйся в свою постель.

– Не обращайся со мной, как с ребенком, – Рэн надула губки. – Я уже выросла, или ты до сих пор не заметил?

Калеб запрокинул голову и расхохотался.

– Ну разумеется, заметил!

Рэн ощутила легкое покалывание во всем теле, которое смешивалось с разливающимся теплом от выпитого бренди. Она чувствовала, как ее тянет к Калебу, хочется, чтобы его руки обняли ее, как во время болезни.

Калеб, будто прочитав ее мысли, привлек Рэн к себе и ласково закрыл ей рот поцелуем. Рэн чувствовала его дыхание, ощущала тепло его стройного мускулистого тела, нежность рук. Девушка не сомневалась, что он мог стиснуть ее в объятиях так, что кости бы затрещали, но руки Калеба были осторожными и заботливыми, а не грубыми и властными, как у Малькольма. Щетина на подбородке слегка царапала ей кожу, но от этого соприкосновение их губ казалось более нежным.

«Это Калеб, – говорила себе Рэн. – Калеб, который никогда не обидит и не унизит меня…» Но девушку преследовали воспоминания о том, что ей пришлось вытерпеть от Малькольма Уэзерли и матросов.

Калеб сжимал Рэн в объятиях, стараясь унять дрожь ее тела, побуждая ответить на поцелуй. Сквозь тонкую ночную сорочку он ощущал ее стройный стан и соблазнительную высокую грудь. Губы Рэн были мягкими, с привкусом только что выпитого бренди, руки крепко обвивали шею Калеба. Она казалась такой маленькой, такой уступчивой…

У горячего голландца закружилась голова. Ему хотелось сорвать тонкую ткань сорочки, прикоснуться к обнаженному телу, раздеться самому и…

Рэн резко отстранилась. В янтарных глазах Калеб прочел страх и изумление, но он чувствовал, что в данную минуту не способен рассуждать здраво, потому что ни одна женщина еще так не возбуждала его. Он был обуреваем диким желанием обладать ею.

Не обращая внимания на ее испуг, Калеб подхватил Рэн на руки и понес на постель. Опустив девушку на матрац, он лег рядом. Его губы искали ее рот, руки ласкали шелковистую кожу под ночной сорочкой и потайное местечко между плотно сжатыми бедрами.

Рэн пыталась оттолкнуть его, выкрикивая какие-то нечленораздельные звуки в знак протеста, но Калеб обхватил ее ноги своими и крепко прижался к девушке, остро ощущая упругость ее плоти. Из его груди вырвался стон:

– Я хочу тебя, хочу безумно…

Рэн отбивалась от него изо всех сил: слишком свежи были страшные воспоминания о Малькольме и матросах. Внезапным движением она вырвалась из его объятия и поползла по кровати. Калеб поймал ее за лодыжку и потянул назад, намереваясь подмять под себя. Рэн вцепилась ногтями в его запястья, а другой рукой потянулась к лицу Калеба, чтобы расцарапать его. Их взгляды встретились – друг и враг, охотник и добыча, хищник и жертва.

Две крупные слезы показались на глазах у Рэн и покатились по щекам, из груди вырвалась отчаянная мольба:

– Только не ты, Калеб! Пожалуйста, прошу тебя, – прошептала она. – Только не ты!

Калеб долго смотрел на нее. Вдруг он прижал девушку к себе и, вытерев слезы, нежно поцеловал. Рэн уткнулась лицом ему в грудь, вся содрогаясь от пережитого волнения.

– Думала, что не смогу простить тебя, а выходит иначе… – всхлипнула она, обжигая плечо Калеба слезами.

Сквозь иллюминатор виднелась луна, погружающаяся в океан. Близился рассвет.

Они жались друг к другу, как дети, помирившиеся после ссоры. Шло время, и слезы Рэн высохли, но она все еще лежала уткнувшись в шею Калеба и время от времени всхлипывала.

Страсть голландца улеглась, уступив место раскаянию. То, что он чуть было не сотворил с Рэн, давило страшным грузом. Зная о совершенном над ней насилии, он считал свою жестокость и неутолимую похоть непростительными. Но Рэн все же простила его. Она крепко прижималась к Калебу в поисках утешения. Он обнимал девушку, чувствуя ее тепло и думая с тихой грустью, что любит Рэн. Он желал ее, но хотел, чтобы и она отвечала тем же и нашла в нем своего возлюбленного. Но как может Рэн желать его, когда сама мысль отдать себя мужчине наполняет ее ужасом?

Когда первые золотистые лучи озарили небосклон, Калеб вдруг вспомнил беседу с Риганом. «Терпение», – говорил ему отец. Вдыхая аромат густых темных волос Рэн, Калеб закрыл глаза и с улыбкой повторил это слово про себя: «Терпение».

ГЛАВА 14

«Морская Сирена» шла на всех парусах точно по курсу, скользя по низким волнам. Солнце только что показалось из-за горизонта и заиграло золотистым светом на иллюминаторах по правому борту.

Сара лежала на своей койке и наблюдала, как солнечные лучи пробиваются сквозь запотевшее стекло. При звуке открываемой двери она быстро смежила глаза и притворилась спящей, хотя на самом деле проснулись несколько часов назад и сразу же заметила, что соседняя кровать пуста. Рэн ушла и вот теперь возвращается. До ушей Сары донесся шепот, и она безошибочно определила, кто провожал ее бывшую подругу: Рэн провела ночь с Калебом ван дер Рисом!

Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять: встреча «брата» и «сестры» была далеко не невинной. Сара чувствовала, как от Рэн по комнате распространяется тепло; она даже ощущала исходящую от Рэн чувственность. Одиночество и опустошенность обрушились на Сару. Она произведет на свет ребенка – незаконнорожденное существо, без отца, без имени; у него никогда не будет права носить благородную фамилию. Пальцы Сары пробежали по едва выступающему животу, словно нащупывая зарождающуюся внутри жизнь. А сама она станет отверженной, падшей женщиной, презираемой своей семьей.