Святые сердца

– Неизвестно, хотя я думаю, она знала, иначе не стала бы… – Голос ее прерывается. – Но лихорадка у нее еще есть, так что уксус с мятой могут помочь.

Аббатиса отнимает руку от лица Зуаны. Девушка права. Сестратравница горячая, но вид у нее абсолютно спокойный, не похоже на человека, который только что отрыгнул свои внутренности. Чиара берет себя в руки, выдержка возвращается к ней.

– Будем надеяться, что ты не ошиблась. Пойди и позови прислужницу, мы должны перенести ее в келью.

Теперь, когда она снова стала хозяйкой положения, перечить ей нельзя. Серафина покорно поднимается с пола.

– А когда вернешься, то первым делом расскажешь мне о том, что ты делала в аптеке.

Но Серафину не так легко смутить.

– Я пришла, чтобы вернуть сестре Зуане книгу с рецептами снадобий, которую она дала мне почитать и которая может понадобиться ей сейчас, – говорит она, показывая на тетрадь, лежащую на рабочем столе так открыто, словно ее только что туда положили.

Обходя лежащую без сознания Зуану, Серафина хватает тетрадь и быстро сует ее на полку.

Во дворе второй галереи изрыгает пар прачечная, но внутри трудится лишь одна прислужница, и та старая и скрюченная, как сухое дерево, она мокрую простынюто с трудом поднимает, где уж ей поднять увесистую монахиню. На кухне Серафина обнаруживает Летицию, проливающую слезы над горой резаного лука. Сестра Федерика едва не воет, поняв, что у нее сейчас заберут помощницу, однако, услышав причину, соглашается.

– Господь всемогущий, ну и денек! Сначала старшая прислужница, теперь сестра Зуана. Если так и дальше пойдет, то скоро я буду готовить для общины покойниц.

– Не волнуйся. Мы их обеих скоро вылечим.

И столько уверенности – даже радости – звучит в голосе послушницы, когда она обещает ей это, что Федерика дивится преображению, произошедшему с девушкой за последние недели, и думает, что, возможно, перестаралась, добавляя золы в ее покаянную трапезу.

Пока две молодые женщины стремительно пересекают двор, направляясь в главную галерею, Летиция бросает на Серафину взгляды, полные неприкрытого любопытства.

– Что такое? Чего ты уставилась?

– Ничего.

– Ну так не пяль зенки.

Вернувшись в аптеку, они поднимают Зуану с пола и переносят в лазарет. Первое намерение было нести ее в келью, но по пути Серафина предлагает:

– Мадонна аббатиса, а может, лучше положить ее здесь на кровать? Тогда тот, кто будет заниматься делами лазарета, сможет заодно приглядывать и за ней. А она, когда очнется, будет наставлять и помогать. Вряд ли она захочет разлучаться со своими пациентками.

То ли потому, что в этой идее есть смысл, то ли потому, что монахиня уж очень тяжелая, – знание, должно быть, утяжеляет плоть, думает Серафина, пока они с трудом отрывают Зуану от пола, – аббатиса соглашается.

Они кладут ее на ближайшую кровать, опустевшую после смерти Имберзаги.

Когда аббатиса возвращается в аптеку, Летиция пытается приглядеть за Зуаной, но Серафина отталкивает ее, набрасывает на неподвижную сестру тонкое покрывало и протирает ей влажной тряпочкой лоб.

– О Мария, Матерь Божия! Что здесь происходит? – В дверях, точно порыв злого ветра, возникает вдруг сестранаставница. – Послушница Серафина, тебе положено быть у себя и молиться. Это… – Тут она замечает Зуану, лежащую на кровати, и аббатису, выходящую из аптеки.

– Не беспокойся, сестра Юмилиана. – Голос мадонны Чиары ясно дает понять, что ситуация находится под контролем. – Сестра Зуана заболела, а послушница помогает, так как ей известна причина ее болезни.

Однако теперь сестранаставница сверлит взглядом обеих, своим неприкрытым неодобрением показывая, что монастырю, который осаждают такие беды, помощью одной непокорной послушницы не обойтись. «Ах, – с торжеством думает Серафина, – то ли еще будет».

Немного погодя Летиция рискует нарушить молчание вопросом о том, можно ли ей уйти.

– Сестре Федерике некому больше помочь. Она с меня шкуру спустит, если я задержусь здесь.

– Надеюсь, что она все же не станет прибегать к столь жестокому наказанию. – Теперь, когда кризис миновал, к аббатисе возвращается ее обычная любезность. – Можешь идти. Скажи, как себя чувствует главная прислужница?

– Очень плохо, – качает головой девушка. – Сестра Зуана говорила, что зайдет к ней позже.

– Ах, мы в полной осаде. – Голос сестрынаставницы исполнен муки.

Летиция шмыгает за дверь, как раз когда сестра Юмилиана падает на колени перед кроватью.

– О Господи Иисусе, в час тьмы помоги нам и облегчи страдания сестры, которая трудится во имя Твое.

Юмилиана склоняет голову и погружается в молитву, словно показывая, что в час испытаний это и есть единственная работа, которую надлежит делать. Серафина мешкает, но в следующий миг тоже опускается рядом с ней на колени и, закрыв глаза, молится молча, но так истово, что ей самой становится страшно, как бы слова не вырвались из нее против ее воли. «Пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, помоги и мне тоже…»

На время все погружается в тишину. Непонятно, молится аббатиса или нет, но, когда она начинает говорить, ее голос звучит на удивление спокойно.

– Помоему, довольно. Серафина, ты можешь идти к себе.

Девушка встает и, держа глаза долу, кротко спрашивает:

– Мадонна аббатиса, можно мне сказать?

– Хорошо, говори.

– Я хочу предложить свою помощь в лазарете. Выхаживать больных.

Она скорее чувствует, чем слышит, как возмущенно цокает сестранаставница за ее спиной. Нелегко угождать двум таким разным начальницам сразу, но придется. Если события последних месяцев и научили ее чемуто, то лишь тому, что жеманство и притворство ее сестры принесли той больше радости, чем естественная независимость, выказанная ею самой.

– Я могу помочь. Сестра Зуана рассказывала мне, чем лечить лихорадку… Конечно, я знаю, что недостойна… что я вела себя глубоко себялюбиво… – Тут она переводит взгляд на сеструнаставницу. – Об этом я глубоко сожалею. Я… Я даже боялась, что, может быть, СантаКатерина поплатилась за мое дурное поведение, и я…

– Не говори глупостей, девочка, – резко перебивает ее мадонна Чиара, но Серафина успевает заметить впечатление, которое ее речь производит на Юмилиану. – Половина города больна, а у нашего Господа есть дела поважнее, чем обращать внимание на раздувающуюся от гордости послушницу. Если хочешь исправить причиненное зло, делай это в хоре.

Но мучения Серафины кажутся столь неподдельными, что даже аббатиса удивлена.

– Мадонна аббатиса. – Голос Юмилианы раздается изза ее плеча, негромкий, но твердый. – Можно мне переговорить с вами?

Наступает короткая пауза. Серафина стоит, не поднимая глаз. Никто не должен думать, будто она както повлияла на решение, и потому по первому слову аббатисы она поднимается с колен и поспешно выходит из комнаты.

Она не отходит от двери, изза которой доносятся голоса, но слов разобрать не может. Ей становится интересно, что сказала бы Зуана, будь она с ними сейчас. Поверила бы ей или нет? Она слышит шаги и пятится от двери в тот самый миг, когда ее распахивает сестранаставница. Однако по ее лицу прочесть ничего не возможно.

Вернувшись в комнату, Серафина стоит перед аббатисой, потупившись.

– Сейчас ты пойдешь к себе и проведешь остаток часа в молитве.

– Да, матушка аббатиса, – с безупречной кротостью отвечает она.

– Если общине понадобится твоя помощь, мы позовем тебя позже.

– Благодарю.

«И тебя тоже благодарю, сестра Юмилиана», – добавляет Серафина про себя. Лучше она бы и сама не спланировала: ведь теперь, прежде чем запустить руки под чужой матрас, у нее будет возможность достать коечто из своего собственного.

– Сестра Юмилиана, – говорит она тихо, – разрешите ли вы мне прийти к вам за наставлением сегодня? Я так в нем нуждаюсь.

Глава двадцать четвертая