Пес государев

Царь до собора доехал, на колоколенку взобрался да сам в колокола отзвонил. В храме молебен отстоял, свечи поставил за здравие да за упокой. Воды святой в купели набрал, освятив куличи да яйца, обратно во дворец вернулся, праздновать.

– Государюшко, – Федька к нему на лавку в трапезной подсаживается да чарку с водкой подносит. – С праздником тебя великим!

– И тебя, Федя, с праздником, – царь отвечает да чарку опрокидывает.

– Может, навестить тебя вечерком? – Федька еще одну чарку наливает и пред Царем ее на стол ставит.

– Я опосля трапезы в Москву собираюсь, – тот Басманову отвечает, стараясь в глаза черные не смотреть. – Меня Владыко ждет, да народу стольному показаться надобно.

– Опять к Филиппу едешь? – Федька удивляется деланно. – А я думал, что до тебя уж слухи дошли. Про дела митрополита Московского.

– Слухи? – Царь всем телом вздрагивает да на Федьку глаза выкатывает.

– Тут дьякон один, с Москвы присланный, в кабаке пьяный обмолвился, – Федька шепотом сказывает, – дескать, опальных воевод Филипп у себя схоронил. Поит их да кормит. От тебя бережет.

– Враки то! – Царь рявкает громко. – Не верю я в такое предательство!

– А ты не кричи, государь! – Федька выпрямляется да в глаза царю смотрит. – Среди тех воевод племянник его. Иван Колычев.

Царь по коридорам коршуном промчался. Велел коней седлать. Служки его быстро в походное приодели. Царь на коня черного вскочил и, охраны не дожидаясь, из ворот дворцовых вылетел.

Все тихо во владениях митрополита Московского. Праздничный молебен отслужил. Благословил люд столичный. Хорошо и светло на душе у Владыки. Отдыхает он в саду в беседке чистой. Вокруг него сидят воеводы да сбитень и медовуху душистую попивают.

– Никак не ждал ты меня, Владыко! – голос сухой за спиной у Филиппа раздается. Ветки слабые расходятся и открывают лицо Царя, все злобою перекошенное.

– Я тебя, гость мой дорогой, всегда жду, – митрополит поднимается Царю навстречу и руку ему протягивает.

Царь к перстам припал, но руки не поцеловал его. Принюхался, как пес уличный, носом по руке поводил да, головы не поднимая, сказывал.

– Медом пахнет. Словно рука ангела. Вот только пошто ангел сей врагов моих привечает да потчует?

– Не враги они тебе, государь, – Владыко отвечает и Царя к столу жестом приглашает. – То герои войны, от смерти спасшиеся.

– То трусы и отступники! – Царь выкрикивает да посохом по полу беседки стукает. – Настоящие герои на поле бранном лежать осталися. А эти бежали предательски, посрамив пред ливонцами Русь матушку да Царя свого.

– Успокойся, государь! Сядь с нами, медку испей. Да послушай, что я тебе скажу, – Филипп молвит да осекается, в глаза Царю глянув. А в глазах тех мрак кромешный, да огни сатанинские в той темноте пляшут.

– Не буду я боле слушать тебя, Владыко, – Царь скалится. – Растратил ты мое доверие поступком ентим.

– Чем это я тебе не угодил? Тем, что людей от смерти спас? – Филипп со скамьи поднимается да кулаком об стол бьет.

– А ты не смей кричать на государя своего, – Царь змеем шипит. – Али думаешь, раз власть у тебя, то управы на тебя не найдется? Эй! Охрана! Взять сих предателей да под конвоем в слободу Александровскую доставить. А ты, митрополит, жди вестей тута. А чтобы отсель не сбежал никуда, я к тебе ребятушек своих приставлю.