Поцелуйте невесту, милорд!

— Матушка! — Красивое лицо Джеймса, как отметила Эмма, приобрело весьма необычный багровый оттенок. Хотя, возможно, это была игра солнечных лучей, струившихся в высокие окна, расположенные позади ее кресла. С какой стати Джеймсу краснеть?

— Фу! — сказала леди Денем, отмахнувшись от сына. — Я видела, как вы поглядывали друг на друга через весь бальный зал…

Эмма вдруг отчаянно возжелала, чтобы пол под ее креслом разверзся и поглотил ее целиком. Конечно, они с Джеймсом часто спорили при всех, но Эмма никогда не подозревала, что кто-то, помимо Стюарта, а тем более ее нынешняя свекровь, обращал на это внимание. И конечно же, их жаркие дискуссии не были, что бы там ни думала леди Денем, чем-то большим, чем попыткой двух совершенно разных людей навязать друг другу свой образ мыслей. И насколько Эмма могла судить, никаких томных взглядов тоже не было, во всяком случае, с ее стороны.

А что касается Джеймса, Эмма никогда не замечала, чтобы он проявлял к ней какие-либо чувства, кроме братской снисходительности — до недавних пор, разумеется.

Но в этом ей некого винить, кроме себя. В конце концов, все началось с ее дурацкого желания поцеловать Джеймса на ночь. Конечно, предполагалось, что это будет невинный поцелуй в щеку. Но Эмма явно недооценила своей порочной натуры, оказавшейся не способной противостоять низменным инстинктам, а в ту ночь ей ничего так не хотелось, как увидеть, что скрывается под шелковым халатом Джеймса Марбери.

Что ж, она смогла удовлетворить свое любопытство. Неудивительно, что Джеймс теперь едва удостаивает ее взглядом. Можно себе представить, какого он мнения о ней!

— Так мы оставим сундук здесь, милорд? — Несмотря на вопросительный тон, Бэрроуз, похоже, заранее был уверен в положительном ответе. Который он и получил, к величайшему изумлению Эммы.

— Конечно, — кивнул Джеймс, даже не взглянув в ее сторону, и добавил: — Пойду узнаю, когда доктор Стоунлеттер сможет принять мальчика…

И, не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

О Боже! Это никуда не годится. Шокирован Джеймс ее распущенностью или нет, но теперь ему придется поговорить с ней. Не могут же они оставить все как есть!

Вскочив с кресла, Эмма обратилась к леди Денем:

— Прошу прощения, миледи, я на минутку отлучусь. — И кинулась бегом за Джеймсом, не обращая внимания на слуг, провожавших ее изумленными взглядами.

Услышав стук каблуков, Джеймс обернулся. При виде Эммы лицо его приняло выражение властной неприступности.

— Послушай, Эмма, — начал он, прежде чем она успела произнести хоть слово.

Но Эмма была сыта по горло его отговорками. Вцепившись в руку Джеймса, она втащила его в ближайшую комнату, оказавшуюся утренней гостиной леди Денем, что, впрочем, не имело никакого значения. Главное, там была дверь, которую можно было закрыть, что Эмма и проделала, прежде чем повернуться лицом к графу

— Нет, это ты послушай, Джеймс, — прошипела она, с трудом удерживаясь от крика. — Так больше не может продолжаться. Нам нужно поговорить Я знаю, что ты меня не одобряешь — и видит Бог, я сама не слишком довольна собой, — но ты не выйдешь из этой комнаты, пока мы не решим, что делать дальше.

Джеймс, в глазах которого зажглись веселые искорки, скрестил на груди руки. Эмма старалась не смотреть на выпуклые мускулы предплечий, обрисовавшиеся при этом под его одеждой — зрелище, хотя и крайне привлекательное, но не из тех, на которые должна обращать внимание вдова викария, даже если эти мускулы принадлежат ее мужу.

— И что такого, — осведомился Джеймс сардоническим тоном, — ты сделала, чего я, по-твоему, не одобряю?

Эмма, к своему стыду, почувствовала, что ее щеки загорелись.

— Неужели непонятно? — прошептала она. — Признаю, я совершила ошибку, когда поцеловала тебя. Но и ты в этом участвовал. Так что не стоит сваливать всю вину на меня.

— Эмма, — сказал Джеймс все так же сухо, — я тебя ни в чем не обвиняю. Совсем наоборот.

Не совсем уверенная из-за крайнего смущения, в котором она пребывала, что он имеет в виду, Эмма только и могла, что покачать головой и взволнованно спросить:

— Что нам теперь делать? — Джеймс удивленно приподнял брови.

— Не имею ни малейшего понятия, — сказал он. — А ты что предлагаешь?

На секунду Эмма онемела, но довольно быстро пришла в себя и прошипела:

— Что я предлагаю7 С самого начала это была твоя затея. Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю, — сказал Джеймс, сунув руку в карман жилета и взглянув на часы, которые он извлек оттуда, — чтобы мы выпили чаю. Лично я проголодался. А после чая нам не мешает отдохнуть. Как я понял, на ужин пожалует вся твоя семья, чтобы отпраздновать наше счастливое бракосочетание.

Эмма топнула ногой достаточно энергично, чтобы многочисленные безделушки, расставленные на полках по всей комнате, зловеще зазвенели.

— О, как ты можешь превращать все в шутку? — воскликнула она. — Неужели ты не понимаешь, что судья Риордан все испортил? Твоя мать все знает! Мы же собирались сохранить наш брак в секрете, а теперь она все знает!

— Да, — согласился Джеймс, убрав часы в карман и почесывая подбородок. — Она, бесспорно, знает.

На его лице, однако, не отразилось и намека на негодование, которое, с точки зрения Эммы, должно было вызвать подобное предательство.

— Джеймс, как же нам теперь аннулировать брак? — пожелала знать Эмма. — Твоя мать в таком восторге, что только об этом и говорит. Она попросила меня называть ее Онорией. Представляешь, она уже рассуждает о внуках!

Джеймс с удивленным видом уронил руку. Но не в связи, как могла предположить Эмма, с надеждами его матери на грядущее потомство.

— О, — сказал он, слегка прикрыв ореховые глаза, так чтобы Эмма не могла прочитать их выражение. — Ты все еще хочешь расторгнуть брак?

Челюсть Эммы снова отвисла, но на сей раз она не сразу закрыла рот. Она была слишком ошеломлена, чтобы думать о подобных безделицах.

— Джеймс, ты сошел с ума? Конечно, я хочу аннулировать брак! — Она устремила на него настороженный взгляд. — А ты… разве нет? Разве не в этом состоял наш план?

— Вообще-то я полагал, что наши планы изменились. — Джеймс говорил так спокойно, словно речь шла о планах на пикник или о том, чтобы заложить коляску и прокатиться по парку. — Мне показалось той ночью, что тебе понравилось… э-э… быть за мной замужем.

Эмма почувствовала, что ее щеки снова зарделись. Как он может говорить о том, что произошло между ними, в такой небрежной манере? Неудивительно, что он дожил до тридцати лет и все еще не женат!

Хотя, конечно же, женат. В том-то вся проблема.

— То, что произошло той ночью, — прохрипела Эмма, смущенная настолько, что у нее сдавило горло, — было ошибкой. Мне кажется, я это уже объяснила.

Джеймс, напротив, совсем не страдал от смущения. Он смотрел на нее сверху вниз с выражением вежливого внимания, которое обычно демонстрировал, хотя Эмма лично могла бы припомнить ситуацию, и не одну, когда лицо его выражало куда более сильные эмоции.

— Жаль, что ты так считаешь, — любезно заметил он. — Признаться, я подумал… но теперь вижу, что ошибался.

Пульс Эммы участился, хотя она и не совсем понимала, с чего бы ему учащаться.

— О чем ты подумал? — поинтересовалась она. Но Джеймс больше ничего не добавил, во всяком случае, о своих личных чувствах.

— Письмо судьи Риордана, — сказал он, — осложнило ситуацию, но я не вижу оснований для паники, Эмма. Не понимаю, почему мы не можем осуществить наш план, если таково твое желание. Моя мать, конечно, будет разочарована, но она переживет это, как, полагаю, и твоя семья. Так что если ты уверена, что не ожидается… э-э… непредвиденных плодов нашего союза…

Эмма чуть не задохнулась. Хотя она и считала, что это едва ли возможно, ее смущение достигло такой степени, что, казалось, даже пальцы ее ног подогнулись в поношенных башмаках.

— Понятно, — сказал Джеймс, наблюдая за ее реакцией с приподнятыми бровями, но без особых эмоций. — Пожалуй, нам следует отложить окончательное решение до того времени, когда этот вопрос разрешится.