Дикая слива

— Мальчик.

— Что мы станем с ним делать? Не пройдет и нескольких минут, как он раскричится!

— Эр-лэн влил ему в рот рисовой водки. Ребенок наверняка будет спать до утра, а утром отнесем его на рынок.

— Пусть только попробует запищать, — прошипела Дэ-хуа, — я вышвырну его за порог!

— Посмотри на эти тряпки, — примирительно произнес Минь. — Какая вышивка! Это младенец из знатной семьи.

Однако жена не сдавалась.

— И где прикажешь искать его родителей?! Их давно съели рыбы! Кстати, где Эр-лэн взял этого мальчишку?

— У рыбаков. Они нашли лодку, и в ней был этот ребенок.

Дэ-хуа презрительно хмыкнула.

— И твой приятель отдал его тебе, как только понял, что на нем не заработать ни единого шу!

— Может, отнести мальчика обратно?

— Пусть остается, — немного подумав, решила женщина. — Не удастся продать — выбросим прямо на рынке.

Минь положил ребенка в угол, словно куль с тряпьем, и повалился на дырявую циновку.

Резкий плач разорвал пелену сна и отозвался в глубинах утомленного сознания. Досадный, назойливый, он буквально вгрызался в нервы.

— Удивительно, как этот парень не захлебнулся! — воскликнула Дэ-хуа. — У него глотка размером с пасть дракона!

Она принялась трясти ребенка, но тот не унимался. Тогда старуха вышла на улицу и поплелась по берегу, проклиная все на свете. Ей с трудом удалось уговорить одну из соседок, которая имела грудного ребенка, накормить найденыша.

Утром Дэ-хуа и Минь отправились на рынок. Им повезло: в тот день на одной из площадей давал представление развеселый балаган. Здесь были акробаты, жонглеры, канатоходцы, а также всякие уроды, которых показывали за деньги. Нередко в таких театрах ставились непристойные пьесы, делавшие большие сборы.

Когда к старику и старухе подошел мужчина в темном одеянии, с красивым и властным лицом, по-видимому, хозяин балагана, те принялись расхваливать свой товар:

— Мальчишка здоровый и сильный! Слышали бы вы его голос! А посмотрите, в какие тряпки он был завернут!

— Где его родители?

— Утонули, — не моргнув глазом, заявила Дэ-хуа.

Покупатель и продавцы долго торговались. В конце концов, обе стороны остались довольны сделкой.

Возле повозок несколько неопрятных женщин готовили на костре еду. Швырнув ребенка одной из них, мужчина сказал:

— Позаботься о нем.

— Зачем еще один младенец, Пай? — осмелилась возразить другая. — Его придется кормить, а мы почти ничего не заработали в этом городе.

— Не заработали здесь, получим в другом месте, — жестко произнес мужчина. — Сейчас мы отправимся на север и, возможно, дойдем до Пекина. Ничейный мальчишка, из которого можно сделать евнуха или урода, и выгодно перепродать, всегда пригодится. Берегите эти тряпки! Если мы когда-нибудь отыщем его родителей, то искупаемся в золоте.

Глава 7

Иногда Мэй казалось, что нет ничего лучше, чем жить так, как она жила сейчас: ни о чем не заботясь, думая только о сыне. Пока что она была для него самым главным, незаменимым человеком: даже когда Айсина желали видеть Юйтан или Сарнай, именно Мэй держала его на руках.

В остальное время ее никто не беспокоил. Мэй не общалась с другими женщинами отчасти потому, что они были наложницами Юйтана или служанками наложниц, а она имела совсем другой статус. И потом женщины князя обеспечивали себе будущее, используя свои тела, тогда как она уповала только на сердце.

Сидя на качелях в саду с ребенком на руках, глядя на его смуглые атласные щечки, напоминавшие лепестки граната губки, глазки, похожие на два черных агата, Мэй упивалась тем, что Айсин принадлежит ей и Куну, так же как Кун — только ей и малышу.

Муж навещал ее каждую ночь. Поначалу это были торопливые, жадные, жаркие ласки, после чего Мэй испуганно умоляла Куна уйти. Сперва он соглашался, но потом стал задерживаться, и вскоре покидал ее только утром. Днем он, как правило, отлучался по служебным и иным делам, но все равно находил возможность проведать жену и сына. Он забрасывал их подарками, он был нежен и ласков с ними.

Вообще-то внуку правителя Гуандуна полагалось иметь не меньше четырех кормилиц, но Мэй справлялась одна. Она не допускала и мысли доверить Айсина другой женщине.

Мэй сильно отличалась от обитательниц женской половины дворца: каждый поворот головы которых, малейшее движение пальцев были выверены до тонкостей, тогда как она была сама естественность. Они даже мыслили в определенных рамках, в то время как Мэй позволяла себе сомнения и грезы.

Все здесь словно застыло в роскошной вечности, вместе с тем как она была изменчивой и живой. Существование в княжеском дворце походило на медленный танец, на глубокий сон, а Мэй хотелось бегать и дышать полной грудью.

— Не волнуйся, — уверял Кун, — сейчас ты кормилица, а потом станешь няней Айсина. Когда он подрастет, мы посвятим его в нашу тайну. А как только Сарнай и Юйтан покинут мир живых, я немедленно объявлю тебя своей женой. Поверь, мы сумеем представить доказательства того, что в тебе течет маньчжурская кровь.

— Ты хочешь, чтобы князь умер? — задумчиво произнесла Мэй.

— Не хочу. Он дал мне все, что мог, и я привязан к нему, ведь я никогда не знал другого отца.

— Как думаешь, он простил бы тебя, если б узнал правду?

— Нет, никогда.

Спустя некоторое время Сарнай сказала Юйтану:

— Тебе известно о том, что твой сын спит с новой кормилицей?

— Нет, — несколько нервно ответил Юйтан. — Разве это имеет значение?

— Он в трауре по Сугар.

— Траур предполагает отказ от повторного брака в течение года и соблюдение некоторых обрядов, но не полное воздержание.

— Это было бы лучше, чем делить ложе с какой-то безродной!

— Возможно, это позволяет ему пережить горе, — уклончиво произнес Юйтан.

— Мне кажется, что они были знакомы прежде, — заявила Сарнай.

— С чего вы взяли?! — изумился князь.

— Сугар призналась мне, что у Киана в Кантоне была женщина. Он много раз посещал ее, оставляя молодую жену в одиночестве. Сугар не удалось выяснить, кто она такая: бедная девочка была слишком горда, скромна и всецело предана мужу. И вот Киан приводит эту кормилицу. Откуда она взялась?

Демонстрируя пренебрежение к домыслам матери, Юйтан пожал плечами.

— Киан рассказывал о том, как они встретились.

— Чем его привлекла такая женщина?

— Не знаю, — раздраженно произнес князь, теряя терпение. — Возможно, ее губы блестят и без краски, взгляд чист, будто капли росы, а сокровенные уголки тела дарят райское наслаждение? В данном случае происхождение не имеет никакого значения.

— Не слишком ли много совпадений? — настаивала Сарнай. — Вдобавок как могло случиться, что Сугар и вся ее свита погибли, а ребенок, крохотный ребенок — спасся?!

— Вы хотите знать, как это было?

— Да.

— Зачем?

— Потому что правда — это меч, разрубающий иллюзии, Юйтан!

Когда Киан сообщил Мэй, что намерен взять ее и сына с собой в Кантон, она очень обрадовалась. Ей страшно хотелось вновь побывать «на воле».

Отцу он сказал, что хочет показать Айсина одному из самых известных в провинции гадателей, дабы узнать его судьбу.

— Судьба того, кому удалось спастись столь чудесным образом, не может быть несчастливой, — сказал Юйтан.

— И все-таки я за него волнуюсь: ведь это мой единственный сын.

— Я тебя понимаю, — вздохнул князь и, пользуясь случаем, добавил: — Через год ты можешь, жениться снова и заиметь еще детей.

— Едва ли это случится: я слишком скорблю по Сугар.

Юйтан сомневался, стоит ли это говорить, но все же сказал:

— Сарнай разнюхала, что ты спишь с новой кормилицей Айсина.

Отпираться не имело смысла.

— Да, это так.

— Кто она для тебя?

Киан помедлил.

— Женщина.

— А если она родит от тебя ребенка?

Он не мог не сказать правду:

— Я признаю его своим.

Князь помрачнел.

— Тогда будет лучше, чтобы этого не случилось.