Трепетное сердце

– Протестую, – выкрикнул Хоулком. – Это призыв к умозрительным построениям. – Переформулируйте.

– Мириам, возможно ли, чтобы Фредерик, который не захотел завести интрижку ни с вами, ни с другими женщинами, вдруг вступил в интимную связь в лесу с незнакомкой?

– Протестую. Призыв к умозрительным построениям.

– В этом вопросе мисс Бестелл – большой знаток. Я спрашиваю ее о вероятности, а не прошу высказывать мнение.

– Хорошо, – сказал судья, – можете ответить на вопрос.

– Вряд ли Фредерик стал бы заводить внебрачную связь.

– Благодарю вас, мисс Бестелл.

– Эсквайр Хоулком, желаете ли вы устроить перекрестный допрос? – поинтересовался судья.

– Да. Мисс Бестелл, вы заявили, что Фредерик ни за что не нарушил бы брачных обязательств?

– Не нарушил бы.

– А что, если бы его заставили, угрожая оружием? Возможно ли, чтобы Фредерика заставили раздеться и вступить в связь или набросились на него против его воли?

– Такое может произойти с кем угодно.

– Спасибо. Вы когда-либо наблюдали эксцентричное поведение Николетты Карон?

– Эксцентричное?

– Да. Одну минуту – так, другую – эдак.

– Ну, она решила не ехать на бал, но потом передумала. Хотела отдохнуть, а через несколько минут уехала.

– В этом и заключается эксцентричность. Одну минуту мила, другую – жестока. Благодарю. Можете вернуться на место.

Лорд Бастон встал.

– Минуту. Мисс Бестелл, вы когда-нибудь изменяли свои решения? Например, собирались что-то сделать, а потом передумали?

– Да.

– Вы знаете женщин, которые тоже так поступают время от времени?

– Разумеется.

– Могу ли я напомнить суду, что привилегия женщины – изменять мнение и что для слабого пола это весьма характерно? Я закончил. Еще раз благодарю вас, мисс Бестелл.

Остальную часть утра Хоулком перечислял свидетелей, называя всех уважаемых людей, которые видели Николетту и Дентона на королевском балу, включая супругу доктора Йена Линдсея. Они свидетельствовали, что Дентон был увлечен ей настолько, что, кажется, попал под ее чары, что обращался с ней как с особой королевской крови, хотя она обычная женщина, к тому же француженка. Хотя сказать этим людям было больше нечего, одно присутствие такого количества могущественных людей могло повлиять на жюри.

Лорд Бастон попытался снизить эффект:

– Миссис Линдсей, вы заявили суду, что видели Николетту Карон и Дентона Брикмана на королевском балу. Но видели ли вы, что Николетта Карон нанесла Дентону Брикману какой-либо вред?

– Нет, не видела.

– Выглядел ли Брикман так, будто у него что-то болит?

– Нет.

– Другие свидетели заявили, что он восхищался женщиной, которую обнимал. Вы с этим согласны?

– Да.

– Миссис Линдсей, давайте уточним. Вы засвидетельствовали, что Дентон Брикман и Николетта Карон присутствовали на королевском балу.

– Совершенно верно.

– И что вы лично видели, как Николетта и Брикман танцевали, и что Брикман, казалось, гордился Николеттой и выглядел счастливым.

– Да, именно так оно и было.

– И Дентон Брикман вовсе не выглядел больным, не так ли?

– Именно так.

– Благодарю, миссис Линдсей, за то, что приняли участие в судебном слушании.

Она улыбнулась.

– Впрочем, ваше присутствие было вовсе не обязательно.

Миссис Линдсей застенчиво покинула свидетельское место. Лорд Бастон вернулся к своему столу.

Никаких убедительных улик не было представлено до тех пор, пока Хоулком не упомянул факт, что рядом с телом Фредерика были найдены виноградные кисти, а Мириам, вызванная для допроса, подтвердила, что следующим утром Николетта угостила ее виноградом. Хоулком вызвал торговца фруктами, который продал Мари виноград, и тот заявил, что та – его частый клиент, потому что ее хозяйка любит виноград.

Хоулком вызывал свидетелей, которые называли даты и места, доказывая, что Николетта находилась именно там, где совершались убийства.

– Что-то не так. У него ничего нет. Должно быть, у него заготовлено что-то еще.

– Не важно, у меня – тоже, – прошептал лорд Бастон Николетте и вернулся к присяжным.

– Ваша честь, во время предварительного изложения дела эсквайр Хоулком намекнул на то, что Николетта Карон находится под судом не за то, что спала с несколькими мужчинами. Если бы дело обстояло не так, у судов не хватало бы времени на настоящих преступников. То, что у мисс Николетты Карон могло быть более одного мужчины, не обсуждается и никоим образом не касается ни суда, ни обвинителя. Здесь собрались серьезные люди, так что необходимо сконцентрироваться на серьезном вопросе. Я вызываю для допроса мадемуазель Бейб Кили.

– Кто это? – шепотом поинтересовалась Мари у Николетты.

– Не знаю, – ответила та.

К свидетельскому месту медленно приблизилась темноволосая француженка небольшого роста, страдавшая артритом. На ней был очень большой шарф, укрывавший голову и несколько раз обернутый вокруг шеи и скрывавший подбородок. Она старательно произнесла слова присяги на Библии и с трудом опустилась на свидетельское место.

– Мадемуазель Кили, где выживете? – спросил Блейк.

– В Ницце, во Франции.

– Вы знакомы с Николеттой Карон?

– Не совсем.

– Что вы имеете в виду?

– Я не знаю Николетту Карон, женщину. Я знала ее младенцем в момент ее рождения. Она…

– Протестую, – заявил Хоулком. – Ваша честь, это не имеет отношения к делу. Здесь не устанавливается факт ее рождения.

– Ваша честь, я сказал, что ознакомлю суд с положением Николетты Карон, что для этого дела весьма существенно. Прошу дать мне возможность это сделать.

– Хорошо, приступайте, – распорядился судья.

– Мадемуазель Кили, вы говорите, что знали ее в момент рождения. Вы не могли бы рассказать об обстоятельствах ее рождения?

– Я была личной горничной матери Николетты, Мишель Дюбуа. Она была прекрасной куртизанкой, любовницей французского дипломата Жана Жака Бомона, женатого на Доротее Ройер, французской наследнице и затворнице, страдавшей депрессией.

Хоулком заерзал и наклонился к судье:

– Протестую, это не относится к делу.

– Ваша честь, особенность Николетты появилась при рождении. Сейчас мы услышим о странностях, обнаружившихся еще при рождении.

– Отклоняется.

– Мадемуазель Кили, расскажите нам все, – попросил Блейк.

Прежде чем заговорить, француженка взглянула на присяжных и судью.

– В 1870 году мы жили в Ницце. Жан Жак и Мишель страстно любили друг друга, а когда она забеременела, оба очень обрадовались. Однако перед самым рождением ребенка Жана Жака назначили послом в Америке.

Я должна была помогать во время родов, но он хотел, чтобы Мишель находилась под мужской защитой. Он нанял человека по рекомендации коллеги, а у того человека был партнер. Ни Мишель, ни я не испытывали доверия к этим людям, поэтому мы тут же отослали обоих, оставив им жалованье.

Той декабрьской ночью Мишель устала и рано легла спать. Позднее в дверь постучали, но мы решили не открывать. В дом ворвались двое мужчин, связали меня и избили палкой. Когда я попыталась защититься руками, они сломали мне руки в нескольких местах. А когда упала, они сунули мне в рот кляп и несколько раз ударили палкой по голове. Они изнасиловали меня, а потом затолкали в стенной шкаф.

Из шкафа я слышала, что происходит, время от времени теряя сознание. Такие ужасные удары непозволительно наносить ни одной женщине, тем более беременной.

Мишель Дюбуа была раздета, избита и изнасилована. Изнасилование ускорило схватки. Увидев это, нападавшие бросили ее, второпях оставив дверь открытой. Ледяной ветер врывался в дом.

Я пыталась крикнуть Мишель, но зубы мои были сломаны, рот опух, челюсть выбита. Звуки, которые издавала Мишель, становились все слабее и слабее. Она не кричала во время родов, как это обычно бывает, а лишь постанывала. Звуки становились все тише и тише, я думала, она умирает.

Я ничем не могла помочь Мишель, а схватки у нее продолжались.