Ночь соблазна

Она проявила восхитительную непокорность, когда он привязал ее к столбику кровати. Но что ж делать: как всякая страстная женщина в столь соблазнительном положении, она не могла не раздвинуть ножки и не умолять насытить ее.

Эверод ревностно взялся за решение этой благодарной задачи.

Маура, сгорающая от желания, была точно греческая богиня Гедона, дочь бога чувственной любви Эроса и богини Психеи. В ее объятиях Эверод впервые в жизни почувствовал, как тает его тело и размягчается душа. Он ведь даже излился в нее и не корил себя за такую неосторожность. Эверод мечтательно улыбнулся. Пусть уж Маура сама все усложняет, а он просто-напросто получал удовольствие от ее тела. Эверод не мог по-настоящему упрекнуть себя в том, что совершил.

Он испытывал нежность к женщине, которая сумела насытить его волчий аппетит, и готов был потакать ее капризам. Осторожным движением он убрал прядь волос с ее щеки, чтобы ничто не мешало любоваться красотой Мауры. Она открыла глаза и, похоже, растерялась при пробуждении не меньше, чем Эверод.

– Мы что, так долго спали? – вымолвила она срывающимся голосом. – Который теперь час?

Она привстала в постели на колени. Ею овладел страх, что их вот-вот обнаружат.

– Успокойся, – ответил виконт, рассеянно поглаживая ее руку. – Твоя служанка постучит не раньше чем через час.

– Ах! – заметно было, как страх отпускает Мауру.

– Ах! – передразнил Эверод и поманил ее пальцем. – Приди ко мне, моя маленькая Гедона.

– Твоя маленькая кто? – спросила она грозно, потом вспомнила, что ей рассказывали на уроках мифологии. – А, поняла. Я бы назвала тебя Эросом, но тогда выйдет, что ты – мой отец. – Маура сморщила носик. – Это слишком ранит мою чувствительную душу – а твою, наверное, нет?

– Маура, любовь моя, несколько последних часов доказали, что твоя чувствительность прекрасно сочетается с моей.

Она, все еще обнаженная, подползла к нему и поцеловала. Ее волосы щекотали Эверода, он улыбнулся и потянул ее за левую ногу, помогая Мауре устроиться верхом на нем.

– Где бы нам встретиться?

Ее глаза округлились при этой просьбе, которую она сочла нелепой.

– Ты увидишь меня сегодня вечером, Таунсенд, – сказала она, доставив ему удовольствие тем, что назвала по имени без его настояния. – Ты же пойдешь на бал к лорду и леди Керстинг, так ведь? Там будут и твой отец с моей тетушкой, равно как и твой брат, но на балах всегда много народу. Не сомневаюсь, что нам удастся погулять в парке или провести несколько минут вдвоем в отдаленной гостиной, если ты захочешь.

– И тебя устроят такие встречи украдкой? – спросил ее Эверод, внутренне удивляясь тому, что его самого это почему-то не устраивает.

– Да ведь почти все твои романтические свидания со светскими дамами просто не могли не быть тайными, – поддразнила его Маура и потерлась носом о его нос.

Эверод улыбнулся, хотя ничего смешного в сказанном не увидел. Да, верно, когда он заводил новую любовницу, то не стремился привлекать к этому всеобщее внимание. Сплошь и рядом тайна оказывалась необходимым условием свиданий, и он играл на страхе той или иной своей дамы перед угрозой огласки. Он и с Маурой поначалу повел себя так же, хотя гордиться этим не мог. И если на примере прежних любовниц он хоть что-то узнал о том, как устроена женская душа, то Маура должна бы теперь настаивать на том, чтобы он во всеуслышание объявил о своих чувствах к ней. Эверода неприятно удивило то, что она соглашается сохранять их связь в тайне.

Неужто она замышляет порвать связующую их нить раньше, чем он сам это сделает?

– Кого ты стараешься защитить, Маура? – спросил он, облизнув большой палец и стирая им пятнышко джема возле ее пупка. – Себя, меня или родственников?

– А надо выбирать кого-то одного? – вздохнула она. – Я ведь тоже могла бы усомниться в твоих побуждениях. Быть может, ты соблазнил меня сегодня ради того, чтобы возбудить гнев своего отца или даже получить вызов на дуэль от Роуэна?

Еще совсем недавно Эверод и сам раздумывал над тем, как ему позабавиться с Маурой и тем досадить семье. И все же сегодня он пришел к ней по своему желанию, и стремился он к чему-то куда более сложному, чем месть.

– Я пришел к тебе, Маура, ради себя самого. Я желал тебя и явился потребовать то, что принадлежит мне.

Маура нахмурилась и отбросила локоны за спину. Хоть она сидела верхом на нем и была обнажена, у нее был вид королевы, беседующей с мятежным подданным. В ответ на его резкий тон она подняла правую бровь.

– Примите мои извинения, лорд Эверод. Как неучтиво с моей стороны расспрашивать вас, зачем это вы прокрались в мою спальню, привязали меня к кровати и принудили терпеть безобразия вашего распутного языка, ваших рук и вашего стержня.

В груди виконта заклокотал веселый смех. Он схватил Мауру руками за бедра, не давая ей откатиться в сторону. Ее чопорное перечисление того, чем они занимались нынче днем, немедленно вернуло ему веселое расположение духа. И пыл страсти. Его стержень затвердел и стал быстро вздыматься, пока не ударил Мауру сзади по ягодицам, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.

– Ну и ну! Я теперь начинаю понимать, отчего ты получил интригующее прозвище Эверард! – воскликнула она, а в ее глазах цвета морской волны плескался едва сдерживаемый смех.

Эверод шутливо шлепнул ее по ягодице.

– Дерзкая девчонка! – Он потер рукой то место, на котором мог остаться след от удара. У него не было ни малейшего желания объяснять Мауре, что именно он делал с леди Спринг и леди Сильвер, чтобы заслужить это злосчастное прозвище. – Всякому ведь известно, что в слухах редко присутствует истина.

Пусть у Мауры было здоровое любопытство и страстная натура, он все равно сомневался, что сидящая верхом на нем девушка поймет, а тем более одобрит ту жизнь, какую он вел с тех пор, как был изгнан из Уоррингтон-холла.

Маура издала протестующий возглас.

– Не скажи. – Она приподняла бедра, и его вздыбленное мужское естество скользнуло в промежность, осторожно нащупывая вход в расселину. – Ты уже два раза насытил свою похоть, – заметила она, полузакрыв глаза, и легкими покачиваниями помогла ему проникнуть глубже. – И вот, полюбуйтесь: снова готов вложить в меня свой стержень, словно меч в ножны, и снова, и снова, пока я не капитулирую.

– Или я, – возразил Эверод, неожиданно вонзая упомянутый меч по самую рукоять.

Маура в экстазе запрокинула голову. Длинные темные кудри разметались по спине, их шелк ласкал руки Эверода, а нежные вьющиеся кончики щекотали его тугие яички.

Оставалось еще больше получаса до того, как служанка придет будить Мауру. И Эверод наслаждался каждой минутой, подталкивая Мауру к вершине блаженства и тут же отступая, – он тянул время до прихода камеристки, пока ее шаги не послышатся в коридоре. Страх быть пойманными на месте преступления удесятерит наслаждение Мауры. И когда виконт попросил, чтобы они встретились позднее тем же вечером, она не смогла отказать ему.

– Дядюшка, вы нынче выглядите молодцом, – сказала Маура, когда они втроем подъезжали к особняку Керстингов. – Укрепляющий отвар тетушки Жоржетты вернул румянец вашим щекам.

От комплимента племянницы граф гордо вскинул голову.

– Спасибо, милочка. Можно и я тебе сделаю комплимент? В твоих глазах пляшут искорки, а щечки так и рдеют. Это говорит о том, что ты отлично себя чувствуешь. Хорошо зная свою супругу, я догадываюсь, что и ты, и все домочадцы усердно пили отвар, пока я был прикован к постели.

Маура почувствовала, что при этом замечании ее щеки вспыхнули еще сильнее. Сама она объясняла свое хорошее настроение долгим любовным свиданием с Эверодом. Благодаря его неутомимости и неиссякаемому восхищению ее телом она ощущала боль в местах, о которых не принято говорить, и была невероятно счастлива.

– Ну вот, а когда я посоветовала ей вздремнуть, Маура противилась этому точь-в-точь как в раннем детстве, – поведала мужу Жоржетта. – А впрочем, я согласна с Уоррингтоном. Несколько часов сна – и у тебя исчезли тени вокруг глаз и вернулась joie de vivre, которая свойственна тебе с детства.