Неукротимое сердце

– Ты уезжаешь? – выдохнула она. Он поднял на нее глаза.

– Я еду на перевал Апачи.

У Кэндис перехватило дыхание.

– Прошу тебя, не делай этого!

Джек молча свернул одежду и сунул ее в седельную сумку, где уже лежали запасное одеяло, его набедренная повязка, кремень и немного вяленого мяса. Затем надел ожерелье и спрятал его под рубаху.

– Я должен, – спокойно отозвался он.

– Зачем тебе туда ехать? – воскликнула Кэндис. – Что ты можешь сделать? – Ее голос сорвался. – Ты надолго?

Джек надел головную повязку.

– Мне нужно увидеться с Кочисом.

– Ты сошел с ума? Это слишком опасно! Джек, прошу тебя!

– Ты не понимаешь, Кэндис. Кочиса предали. Я должен быть с ним.

Она молчала, не сводя с него потрясенного взгляда. Джек подошел к жене и, опустившись на постель, потянулся к ее руке. Она отпрянула.

– Прости меня, – сказал он. – Я не могу поступить иначе.

– Как поступить?! – пронзительно выкрикнула она. – Ты что, собираешься воевать на стороне Кочиса?

Джек кивнул.

– И ты готов бросить меня здесь, беременную, чтобы сражаться вместе со своими проклятыми апачами?

Джек вздрогнул.

– У меня нет выбора.

– Нет выбора? У каждого человека есть выбор!

– О Господи! – простонал Джек. – Кэндис, это мой долг. Я не могу поступиться честью и верностью.

– Долг? Твой долг быть здесь, со мной!

– Я отвезу тебя домой, к твоим родным. Смысл его слов не сразу дошел до нее.

– Нет. Я не поеду. Джек, прошу тебя, не уезжай. Ты ничем не поможешь им.

– Я должен, Кэндис. Неужели ты не понимаешь?

– Нет! Не понимаю! Ты мой муж, и я жду твоего ребенка! Ты не имеешь права оставлять меня одну!

– Поэтому я и хочу отвезти тебя на ранчо «Хай-Си».

– Нет, Джек, я не поеду!

Он сжал ее холодные руки в своих ладонях.

– Боишься, что они узнают, что ты ждешь от меня ребенка?

– Да! Я боюсь встретиться с ними, боюсь того, что они скажут, что подумают – будь ты проклят!

Джек поднялся и, подойдя к столу, начал складывать вещи в седельную сумку. Кэндис приглушенно всхлипнула. Он вскинул сумку на плечо.

– Я попрошу сына Сантаны помочь, если тебе что-нибудь понадобится. Здесь сорок долларов. Этого хватит на несколько месяцев, если я не вернусь раньше.

Кэндис молчала, комкая простыню, на которую капали слезы. Джек подождал, пока она посмотрит на него, а когда понял, что не дождется, двинулся к выходу.

Кэндис догнала его у самой двери и повисла на нем.

– Не уходи, Джек, ты нужен мне!

Он попытался успокаивающе улыбнуться, но это ему не удавалось.

– Я вернусь, как только смогу.

– Нет! – всхлипнула Кэндис, с ужасом глядя на мужа. Джек поцеловал ее неподатливые губы и не оглядываясь вышел.

Кэндис застыла в отчаянии. Что, если его убьют? Что, если она никогда больше не увидит Джека?

Двигаясь как в тумане, она надела халат. Кэндис чувствовала себя больной и разбитой. Мир ее разваливался на части: мужчина, которого она любит, уезжает на войну, чтобы сражаться против ее народа. Сорвавшись с места, она босиком выбежала из дома. Джек выводил коня из загона. Кэндис бросилась к нему через двор. Он вскочил в седло.

– Нет! – закричала она, вцепившись в его лодыжку. – Джек, не уезжай!

– Я должен. – Лицо его казалось непроницаемой маской. – Иди в дом, Кэндис.

Она залилась слезами.

– Не уезжай, Джек! Ты не можешь так уехать, черт бы тебя побрал!

Джек на секунду закрыл глаза.

– Я люблю тебя, – тихо сказал он и пустил вороного рысью.

Вцепившись в ограду, Кэндис плакала и долго смотрела вслед темной фигуре.

Глава 56

На третьи сутки, безжалостно погоняя взмыленного вороного, Джек добрался до перевала Апачи. Чтобы индейцы не убили его, он предупредил о своем прибытии дымовым сигналом. При въезде в лагерь его встретили шесть воинов и проводили к Кочису.

Лагерь апачей располагался в каньоне Гудвина, в полутора милях от перевалочной станции. Заметив на окрестных кряжах вооруженных до зубов воинов, Джек воочию убедился, что Кочис действительно обложил станцию и держит ее в осаде. Спешившись вместе с сопровождавшими его воинами, он увидел высокую фигуру Нахилзи, торопливо шагавшего к нему. С минуту Нахилзи настороженно молчал, вглядываясь в лицо Джека.

– Я пришел, как один из вас, как друг и брат, – проговорил Джек.

Лицо Нахилзи было непроницаемым. Он явно не одобрял появления Джека и сомневался в нем. Не сказав ни слова, Нахилзи повернулся и пошел прочь. Джек последовал за ним, остро ощущая разницу между этой встречей и приемом, оказанным его пару месяцев назад. Его конь нуждался в воде и пище, но никто не предложил позаботиться о нем. Кочис в угрюмом молчании сидел перед своим вигвамом. Он медленно поднялся, завидев Джека и Нахилзи. Он молча ждал.

– Колючки оказались слишком острыми, – заметил Джек, намекая на слова Кочиса о том, что нельзя бесконечно сидеть на изгороди, разделяющей мир белых и индейцев.

Кочис улыбнулся.

– Добро пожаловать. – Он правильно понял Джека. Они обнялись, однако Нахилзи ничуть не расслабился.

– Прости меня, – обратился он к Кочису. – Но Сальваж белый.

– Не оскорбляй моего брата недоверием, – уронил он. – Позаботься о его коне.

Нахилзи подчинился и ушел с рассерженным видом.

– Похоже, что все на пределе, – заметил Джек.

– Садись, – сказал Кочис. – Ешь. Пей. Мне достаточно, что ты здесь. Взглянув на тебя, я вижу, что в сердце ты апачи. Кровь не имеет значения. – Он махнул в сторону лагеря. – Мне не хватит пальцев, чтобы пересчитать всех воинов, в жилах которых не течет кровь апачей, но все они настоящие сыновья моего племени.

Джек осушил чашу хмельного напитка, которую первая жена Кочиса тут же снова наполнила, и жадно принялся за еду. Кочис молчал, глядя на далекие хребты. Закат окрасил небо в лилово-багряные цвета, казавшиеся особенно яркими на фоне выпавшего недавно снега.

– Что произошло? – спросил Джек, покончив с едой.

– В моем слове усомнились. Меня назвали лжецом. Меня – и мой народ – предали.

Джек внимательно слушал, пока Кочис рассказывал, как было дело. Вождь говорил бесстрастно, но глаза его гневно сверкали.

Четыре дня назад отряд кавалерии под командованием лейтенанта Баскома прибыл на перевал Апачи и разбил лагерь неподалеку от каньона Гудвина. Спустившись на перевалочную станцию, Кочис узнал у служащих, с которыми находился в дружеских отношениях, что военные направляются в Рио-Гранде, но Баском хотел бы повидаться с ним. Он будет ждать Кочиса в своей палатке, вывесив белый флаг. Эта деталь должна была насторожить вождя апачей. Зачем белый флаг, если они не находятся в состоянии войны? Но тогда эта мысль даже не пришла ему в голову.

Кочис отправился в лагерь вместе со своей второй женой, восьмилетним сыном, братом и двумя взрослыми сыновьями другого брата. Баском вывесил белый флаг на одной из палаток, куда их пригласили войти. Как вскоре выяснилось, все это было тщательно продуманным планом, чтобы заманить вождя в ловушку.

Баском потребовал, чтобы Кочис вернул сына Уордена и скот, угнанный во время налета. Это было равносильно обвинению в преступлении. Проигнорировав оскорбление, Кочис с достоинством заявил о своей непричастности к похищению и предложил оказать содействие в поисках и последующем выкупе мальчика. Баском пришел в ярость, дважды назвав Кочиса проклятым лжецом, а затем сообщил, что задержит его семью в качестве заложников, чтобы обменять на мальчика. Кочис мгновенно выхватил нож и вспорол палатку. Призвав своих родственников следовать за ним, он прорвался через ряды солдат и устремился в горы. Раздались ружейные залпы, Кочис был ранен, к счастью, легко, но больше никому не удалось бежать.

– Тем не менее я не собирался воевать с белыми, ибо понимал, что Баском – всего лишь наглый щенок, – сказал Кочис. – С несколькими воинами мы спустились к перевалочной станции, чтобы захватить заложников для обмена. Я поименно вызвал их: Калвера, Уэлча и Уоллеса. Они вышли, поскольку доверяли мне. Однако одно предательство порождает другое, и нам не удалось договориться. Калвер был ранен при попытке к бегству. Уэлча случайно застрелили солдаты, когда он перелезал через стену, окружающую станцию. Мы захватили Уоллеса и отошли.