Дама червей

Кори ахнула и отпрянула от шкафа.

– Кэрью, – пролепетала она, – беги за помощью. – Ее колени подогнулись, и она бессильно опустилась на пол, пытаясь совладать с накатившей дурнотой.

– Что там? – Кэрью заглянул в шкаф через ее плечо, невзирая на ее слабые попытки удержать его. – Боже правый! – Он отпрянул, потрясенный. – Не трогай ее. Я позову отца, он прекрасно разбирается в таких делах.

– Да, пожалуйста. – Когда Кэрью убежал, Кори подтянула к себе стул, намереваясь опереться на него и встать, но ноги не держали ее. Сидя на полу, девушка пыталась справиться с тошнотой. Она не должна смотреть на бедняжку Молл, на ее искаженное лицо и сведенное судорогой тело, не должна думать, какой мучительной была ее смерть.

Прижавшись щекой к ножке стула, она закрыла глаза и молилась. Скоро придет Мэтью и возьмет все в свои надежные руки. Человек, который не умеет наладить контакт с сыном, прекрасно знает, как надо действовать в случае опасности. Человек, который знает, что делать в случае убийства. После всех их споров Кори не знала, что о нем думать, но сейчас она хотела лишь одного – переложить это ужасное бремя на его надежные широкие плечи.

Мэтью сидел в своей комнате, склонившись над картами, обдумывал маршрут следующего плавания, но не мог сосредоточиться на работе. Все его мысли занимала последняя ссора с сыном и с Корделией.

Бессмысленно было надеяться, что он хоть как-то сможет помочь Кори или что Кори сможет помочь ему с Кэрью. Он не мог согласиться с тем, как она разговаривала только что с его сыном. Ее откровенность в таком щекотливом вопросе выводила его из себя. Когда обнаружилось, что мальчишка подглядывал за ними, Мэтью только и мог, что рычать, как раненый зверь.

Кэрью предпочел сбежать, чтобы не испытывать на себе его гнев, то же сделала и Кори. Ослепленный желанием, Мэтью даже рад был остаться один. Теперь, когда он начинал понимать, что произошло между ними, он задавал себе вопрос: а не потому ли все это время он внутренне отгораживался от Кэрью, что боялся той ответственности и уязвимости, которая приходит, когда отношения затрагивают настоящие чувства? Быть может, он просто боялся принести страдания другим и страдать сам.

Мэтью посмотрел в окно на часы на башне. Уже час ночи, а Кэрью все еще нет. Конечно, он не собирался наказывать его, он просто волновался. Куда мальчишка мог подеваться? Он уже давно должен был почистить башмаки.

Часы пробили час ночи, потом полвторого, а Мэтью все вспоминал, как Кэрью обнимал королеву фей и как потом сам он стоял, закрыв глаза, на туманном берегу Темзы, а Титания чудесным образом перенесла его в детство. Ее нежный голос успокаивал, как легкий весенний бриз; ее рука касалась его руки. На какой-то миг он вернулся в детство. Он опять почувствовал, что любит и любим.

Кэрью влетел в комнату, запыхавшись, словно за ним гнались.

Мэтью приподнялся, вдрогнув от неожиданности.

– Кэрью, где ты был? Уже очень поздно.

Кэрью оперся о стул, с трудом переводя дыхание.

– Идем… скорее… – еле произнес он, задыхаясь.

Радуясь, что видит сына целым и невредимым, и в то же время встревоженный его видом, Мэтью быстро накинул на рубашку камзол и последовал за Кэрью к двери.

– Показывай дорогу. Что-то случилось?

– Да уж, случилось. – Не теряя времени на пояснения, Кэрью понесся вперед.

Мэтью молча бежал за ним по лабиринту коридоров.

Казалось, мрачная тьма окутала дворец, когда Мэтью закрывал дверцу шкафа. Для верности он обмотал ручки толстым шелковым шнуром и завязал его сложным морским узлом. Ему не хотелось, чтобы кто-то случайно наткнулся на труп девушки.

– Пойду разбужу капитана гвардии, – сказал он Кэрью. – Королеве надо сменить резиденцию как можно скорее. Возможно, ее жизнь в опасности. Но сначала займемся виконтессой.

Он нагнулся к Корделии, которая так и сидела на полу, вцепившись в стул. Ее лицо было пепельно-серым.

– Это та пропавшая камеристка, Молл Дейкинс, – вполголоса пояснил Кэрью, кивая на шкаф. – Она пропала за пару дней до твоего приезда, ничего никому не сказав, даже Кори, а ведь она ее лучшая подруга. Кори ужасно волновалась за нее.

– Это объясняет, почему она в таком шоке. – Мэтью взял Корделию за руку и почувствовал, что рука ледяная. – Нужно срочно ее согреть.

Он взял ее на руки и был поражен отсутствующим выражением на ее лице. Ему хорошо были знакомы признаки шокового состояния – широко открытые глаза, невидящий взгляд, отсутствие слез.

На море он видел, как у одного раненого шок привел к смерти. И хотя виконтесса не была ранена, сильный стресс мог быть даже более опасным.

Нужно поскорее уложить ее в постель, но только не в общую спальню фрейлин. Если он войдет сейчас и застанет их в ночных рубашках, они поднимут переполох, а Корделии сейчас не нужен лишний шум. Ее убежищем станет его собственная комната.

Мэтью нес ее по темным переходам дворца, а Кэрью скромно держался позади. Дойдя до своей комнаты, Мэтью толкнул ногой дверь, вошел и положил девушку на кровать. Он проследит, чтобы она пришла в себя, и тогда пойдет за капитаном гвардии.

– Кэрью, ты можешь снять с нее туфли? А я ослаблю завязки корсета, чтобы она могла дышать свободнее. – Расстегнув платье, он провел рукой по ее спине, ища завязки, но, к своему удивлению, не нашел корсета. На ней был только корсаж с юбкой и белье.

Ощущение ее хрупкого, не стесненного корсетом тела, было почти болезненным, и Мэтью с трудом подавил безумное желание прижать ее к себе. Исходящий от нее нежный аромат нарциссов усилил его смятение, особенно когда он вспомнил, как совсем недавно она таяла от его поцелуев. Но, решительно отогнав неуместные мысли, он взял ее запястье и почувствовал еле ощутимое биение пульса.

– Я снял туфли, – сказал Кэрью, выпрямляясь, – но чулки оставил, потому что у нее ужасно холодные ноги. Это ведь нехорошо, правда, отец? Может быть, мне развести огонь?

Мэтью одобрительно кивнул, довольный тем, как по-взрослому ведет себя сын.

– Да, и приготовь грелку, – сказал он. – Тебе придется нагреть простыни, если она не согреется сама. – Он поудобнее устроил Корделию на высоких подушках и подоткнул одеяло. Но, когда он нагнулся и всмотрелся в ее лицо, она по-прежнему глядела в пространство прямо перед собой, безучастная ко всему.