Замужество Сильвии

Все это рассказала мать ребенка, которая работала на фабрике в качестве упаковщицы стекла. Она горячо любила маленького Анджело. Когда я повторила несвязные слова, в которых она старалась описать мне вид маленького истерзанного тела ее сынишки, некоторые дамы украдкой прослезились.

После моего сообщения несколько женщин подошли ко мне поговорить. Гости понемногу разъезжались, и зал был почти пуст, когда ко мне приблизилась еще одна дама, ожидавшая своей очереди. Прежде всего меня поразила ее необычайная привлекательность, что всегда с первого взгляда на нее изумляло и пленяло людей, сталкивавшихся с ней. Затем ее наружность показалась мне почему-то очень знакомой. Где я встречала прежде эту молодую женщину?

Она сказала то, что всегда говорят в таких случаях: все это очень интересно, она и представить себе не могла, что на свете существуют такие ужасы. Чтобы испытать ее, я ответила:

– Столько людей говорили мне это, и я начинаю верить в их искренность.

– Да, мне вы можете поверить, – поспешно ответила она. – Видите ли, я прожила всю свою жизнь на Юге, а там не существует таких тяжелых условий труда.

– Вы уверены?

– Во всяком случае, наши негры всегда могут взять достаточно, чтобы насытиться.

Я улыбнулась. Затем, помня, что я должна пользоваться каждой минутой для своей пропагандистской работы, я поспешила добавить:

– У вас есть лесопильные заводы в Луизиане и сталелитейные в Алабаме, а также табачные и бумажные фабрики, фабрики тростниковых изделий, но знаете ли вы, как живут люди, работающие на них?

Все это я произнесла совершенно машинально, ибо подобные аргументы не более как привычный шаблон для каждого мало-мальски опытного агитатора. Но в то же время мозг мой, охваченный каким-то странным смятением, работал в совершенно ином направлении. Меня волновали прелесть этой молодой женщины, порывистость и глубина чувства, отражавшегося на ее лице, и, главное, это странное сознание, что я уже встречалась с ней когда-то. Однако, если бы мы действительно столкнулись с ней раньше, я никогда не забыла бы ее лица. Это было невозможно.

Хозяйка подошла к нам и рассеяла мое недоумение.

– Вам следовало бы завербовать миссис ван Тьювер в ваш комитет по охране детского труда, – сказала она.

Я почувствовала что-то вроде испуга. Мне хотелось воскликнуть: «Так это Сильвия Кассельмен!» Но как мне было объяснить им, почему я знаю ее? Не могла же я в самом деле сказать: «У меня в комнате висит ваш портрет, который я вырезала из газеты». Еще меньше могла я сослаться на знакомство с приятельницей ее мужа.

К счастью, Сильвия не заметила моего волнения, – к тому времени она уже научилась принимать, когда нужно, соответствующий вид.

– Пожалуйста, не сочтите это за лицемерие. Я действительно ничего не знаю об этих вещах. И если бы могла, с удовольствием помогла вам чем-нибудь.

Говоря это, она смотрела мне прямо в глаза своими рыжевато-карими глазами, и во взгляде этом выражались такая чистота, ясность и честность, какие можно было бы представить себе только во взоре ангела, случайно спустившегося на землю и увидевшего, в какую ужасную сеть запутались мы, грешные.

– Берегитесь! – засмеялась наша хозяйка. – Вы попали в опасные руки.

Но Сильвия не обратила внимания на ее предостережение.

– Я хочу узнать побольше обо всем этом, – сказала она. – Вы должны сказать мне, чем я могу быть полезна в вашем деле.

– Ловите ее на слове, – обратилась ко мне миссис Эллисон. – Куйте железо, пока оно горячо!

От меня не ускользнула нотка удовлетворения, прозвучавшая в ее голосе. Если она сможет сказать, что вовлекла миссис ван Тьювер в работу нашего комитета, – это будет для нее воистину ценный трофей.

– Я с удовольствием расскажу вам все, что знаю, – сказала я. – В этом заключается моя задача здесь, на земле.

– Возьмите мисс Аббот с собой, – посоветовала Сильвии моя энергичная хозяйка.

И прежде, чем я успела что-либо толком сообразить, оказалось, что я приняла приглашение миссис ван Тьювер покататься в парке. Исполняя свою роль deus ex machina, хозяйка постаралась освободить меня от других гостей, и я вскоре очутилась в большом новом автомобиле, скользившем по Мэдисон авеню так же бесшумно и быстро, как тень облака по полям. Когда я пишу эти строки, на моем столе лежит социалистическая газета, а в ней карикатура, где талантливый Вилли Дайсон изобразил двух дам на светском приеме. Одна из них говорит: «Это социальное движение становится, право, очень интересным». «Да, – отвечает другая, – на собраниях можно увидеть такое хорошее общество».

Во всей этой истории роль Сильвии была гораздо благороднее моей. Сидя в роскошном автомобиле в обществе одной из любимиц этого мира, я должна была чувствовать глубокую уверенность в святости своей миссии, чтобы не испытывать никаких сомнений. Ведь я ничего не могла принести ей, кроме страданий. Я говорила об условиях работы на фабриках, об ужасах, скрытых за стенами сахарных заводов, и видела, как тени одна за другой набегают на ее лицо. Вы, может быть, скажете, что с моей стороны было жестоко срывать повязку с этих прелестных глаз, но в подобных случаях я чувствовала себя ангелом Господним и носителем его идей.

– Я ничего не знала об этом! – снова воскликнула она.

И я убедилась потом, что это была правда. Мне было трудно представить себе, чтобы, живя в наше время, можно было стоять так далеко от действительности. В тех мужчинах и женщинах, с которыми ей приходилось встречаться, Сильвия разбиралась с необычайной проницательностью. Но для нее существовало только два сорта людей – люди ее круга и их слуги – негры. Целый полк родичей ревниво охранял ее от знакомства с другим миром, и, если случайно какой-нибудь опасный факт проникал за семейные заграждения, у них всегда были наготове освященные традицией формулы, чтобы лишить его всякого значения.

– Но теперь, – продолжала Сильвия, – у меня есть деньги, и я могу помогать. Поэтому я не имею права оставаться в прежнем неведении. Вы должны указать нам путь, мне и моему мужу. Я уверена, что он тоже не знает, чем тут можно помочь.

Я обещала сделать все, что будет в моих силах. Ее помощь будет неоценима не только благодаря деньгам, которые она сможет дать, но главным образом благодаря блеску и влиянию ее имени. Она привлечет внимание общества ко всякому делу, за которое возьмется.

Я объяснила ей методы работы и цели нашего комитета по охране детского труда. Мы добиваемся издания новых законов, мы осаждаем всевозможных должностных лиц и настаиваем, чтобы они следили за исполнением уже существующих законов. Но главная наша задача – популяризировать этот вопрос, внушить обществу, какое негативное для общества значение имеет тот факт, что новое поколение растет без образования и тупеет от преждевременной непосильной работы. Тут-то она и могла оказать нам большую поддержку. Пусть она собственными глазами убедится в том, что все это правда, а затем пусть выступит зимой перед законодательной комиссией в защиту нашего нового законопроекта.

При этих словах она испуганно посмотрела на меня. Ее понятия о том, как делают добро в этом мире, можно было назвать по меньшей мере устарелыми. Она считала, что для этого достаточно посещать бедных и раздавать милостыню. Она знала о современных способах борьбы с социальным злом не больше, чем о современных болезнях.

– Но ведь я же не сумею произнести речь! – воскликнула она.

– Почему? – спросила я.

– Я никогда даже не помышляла об этом. Я слишком мало знаю.

– Но вы можете научиться.

– Я привыкла думать, что только мужчины способны на такую работу.

– Мы дали возможность мужчинам проявить себя, но они-то как раз и создали это зло. Кто же, если не женщины, позаботятся теперь о детях?

С минуту она молчала в нерешительности, затем сказала:

– Боюсь, что вы станете смеяться надо мной.

– Нет, нет, – пообещала я, но, взглянув на нее, я догадалась: – Вы хотите сказать мне, что место женщины – у семейного очага?