Графиня тьмы

— Четверо вместе с девчонкой. Понталек подыскал себе двоих подручных, братьев Фраган, здоровенные бандюги, а мозгов — с гулькин нос, они и охраняли его персону. Хотя моряки были хоть куда, орудовали парусом за шестерых. Но никто из них так и не выплыл.

— Странно, они могли бы спастись, — заметил хорошо знавший море Анри. — Сейчас высокие летние приливы, и вода подходит к самому берегу. А они далеко и не отошли, те, что были на «Мари-Роз». Господь, прибери все же их души! Уж хотя бы душу девушки и двоих парней!

Никто не заметил, когда вошла Огюстина Анри; она уже давно сидела у огня, помешивая угли кочергой, и молча слушала разговор.

— Узнать бы! — вздохнул Жуан. — Когда тут самый низкий отлив?

— Завтра, но не очень-то надейтесь обнаружить судно, если вы это имеете в виду. Там, где оно село на дно, глубоко…

— Надеяться не воспрещается! Привет честной компании! Пора мне идти получать указания на завтра.

Он вышел. За ним направилась Огюстина: она окликнула его уже у лестницы:

— Прошу простить, я хотела бы спросить у вас… тут мне одна вещь покоя не дает…

— Что такое?

— Да вот насчет молодой дамы наверху. С тех пор как она приехала, мне все время кажется, что я ее уже видела. Лицо ее мне знакомо, весь вечер думаю, где бы я могла ее встретить…

— К вам заезжает столько народу, а если к тому же у вас хорошая память на лица… — проворчал недовольно Жуан, пытаясь пройти, но она не отступала.

— Не сочтите за праздное любопытство, — мягко настаивала женщина, — но, когда заметишь черты дорогого тебе человека, поневоле заволнуешься…

— Сдается мне, у каждого из нас есть в этом мире двойник. Взять, к примеру, мисс Адамс: американка, а…

— А похожа на молодого месье Себастьяна де Лодрена: он уплыл на «Атланте» в 1788 году вместе с моим сыном Ивом, они были друзьями с детства. «Атланта»… затонула в тот же год в Индийском океане. Они… они были одногодками.

На глазах у женщины выступили слезы, и Жуан понял, что у него не хватит наглости и дальше ее дурачить. Но точно так же не считал он себя вправе прямо ответить на вопрос, который она не решалась задать. Все это касалось Лауры, и только ее. Тогда он спросил:

— А хорошо ли вы знали этого молодого человека и всю его семью?

— Семью — нет, только его. Мадам де Лодрен проводила часть лета в Лодренэ. Она не любила уезжать надолго из конторы в Сен-Мало, но сынок ее на каждые каникулы приезжал сюда с наставником, аббатом Жоли. Хороший был человек, он умер с горя, узнав о крушении корабля. Молодому Себастьяну было не до бумажек: он любил море и только море. Так вот, они подолгу рыбачили с моим Ивом, гуляли, ездили в самые отдаленные уголки на побережье. Здесь мальчика все очень любили. У него еще была сестренка, на три года моложе, но она в «Старом Пеликане» не появлялась. Девочке не место в трактире, вот она и ездила гостить к какому-то крестному в Пэмпонском лесу [12], когда их отпускали из монастыря. Ее звали…

— Анна-Лаура, — послышался сверху, словно с неба, голос. Это был голос Лауры: она вслушивалась в их беседу, стоя на площадке второго этажа. — Хотите к нам подняться, мадам Анри? И вы тоже, Жуан!

Они вошли в комнату, где Лали доедала десерт. Лаура подошла к столу, где свет был ярче, и обернулась к вошедшим:

— У вас зоркий глаз, мадам Анри, и вдобавок хорошая память. Я сестра Себастьяна, Анна-Лаура де Лодрен.

Трактирщица в ужасе отступила, словно от привидения.

— Пресвятая Дева Мария! Супруга Понталека? Та, которую почитали мертвой? А я-то думала, вы ей… кузина…

— Нет, это я и есть, а приехала, чтобы заставить Понталека заплатить за все зло, которое он причинил. Сначала мне… Потом матери, когда он уговорил ее выйти за него и убил! Так скажите мне, где он?

— Мы как раз об этом и говорили внизу, — вступил в разговор Жуан. — Сейчас расскажу вам обо всем. Мадам Анри, надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу деликатность, хотя бы до того, как встретимся с господином Эрве Беде, управляющим покойной Марии де Лодрен.

Мадам Анри подошла к Лауре, взглянула ей прямо в глаза, и лицо ее, покрытое морщинами, расцвело от счастья. Она от души расцеловала девушку и тут же потупилась:

— Прошу простить меня, госпожа мар… ох, и не знаю, как вас теперь величать! Не смогла удержаться, такая радость увидеть вас! Мы с Анри уж сумеем держать это при себе. Вы здесь у себя дома, не сомневайтесь, тут только друзья…

— К чему извиняться? Это был сердечный порыв, и я счастлива, что попала к вам в дом. Однако я приехала еще и для того, чтобы попытаться спасти то, что осталось от дома нашей семьи, и, по всей вероятности, долго тут не пробуду. Завтра же я намереваюсь съездить в нашу старую контору и увидеться с господином Эрве Беде. Вы ведь знаете его, он тоже частенько захаживал в «Старый Пеликан»?

От этих слов Лауры, произнесенных с улыбкой, по лицу мадам Анри потекли слезы.

— Боже правый! — простонала она. — Конечно, откуда же вам знать? Бедняжку месье Беде с женой мэр Лекарпантье отправил в Париж на казнь вместе с целой партией наших горожан.

— В Париж? На казнь? — вскричала в ужасе Лаура. — Но за что? Этому мерзавцу уже не хватало своей гильотины в Сен-Мало?

— Так она не бездействовала, нет, да только тех, кто поважнее, он любил отправлять подальше.

— Чтобы отличиться и продемонстрировать великим мира сего свою бдительность, — презрительно бросил Жуан.

— Не только. Мне кажется, он боялся, что простым людям не понравится, если на эшафот потащат бывалых моряков, монахинь, добропорядочных дам и в особенности мадам де Басаблон, чистого ангела милосердия наших двух городов. Для бедняжки эшафот у ворот Святого Фомы не годился: надо было помучить ее еще дальней дорогой, да к тому же показать парижским дьяволам!

Она могла бы говорить так еще долго, но Лаура уже не слушала. Весть о кончине старого друга, вернейшего управляющего лодреновской компании, глубоко ее потрясла. Почему-то она считала, что раз Беде не аристократ, то никто его не тронет, что он ничем не рисковал, и сейчас поняла, что эта мысль была абсурдной. С чего бы в Сен-Мало оставили бы в покое добропорядочного человека, к тому же вполне зажиточного, тогда как в Париже гильотинировали даже нищих! К тому же здесь жил Понталек, и Эрве Беде, должно быть, изрядно мешал ему набивать карманы добром своих жертв.

Сообразив наконец, что постоялице нужен покой, мадам Анри оставила гостей. И тут Жуан объявил:

— Я знаю, о чем вы думаете, но Понталека нет в живых. Он подорвался на судне, на котором собирался сбежать со своей последней любовницей… монастырской послушницей. Похоже, очищающий огонь был делом рук отца этой девицы…

— Ах!

Лаура присела к Лали и взяла ее за руку. Ей было необходимо прикоснуться к живому существу, теплому и внушающему покой. Эта новость ворвалась в ее сознание как смерч, она была совершенно не готова услышать такое известие. Полная противоположность добряку месье Беде, злой гений Понталек: мог ли он навсегда исчезнуть в пламени огня, словно провалившись в ад по зову Сатаны? Как это было бы прекрасно! Но почему-то от этой мысли ей не становилось легче. Она услышала, как Лали спросила:

— Нашли ли тело?

— Нет, так и не нашли. Нет даже обломков корабля, но здешние люди надеются, что море вынесет что-то в пору больших приливов. Это был люгер, а на борту было четверо.

— Давно это было?

— Немногим меньше месяца, так я понял. Завтра схожу в порт, попробую еще что-то разузнать…

— Завтра, — перебила его Лаура, — мы едем в Лодренэ. Мне надо увидеть, в каком состоянии дом.

Неподалеку от старого замка Тертр-Ришар, чьи великолепные сады, созданные по проекту версальского садовника Ленотра, вызывали неизменное восхищение, и находилось поместье Лодренэ. И хотя его аллеи, сбегавшие к Рансу, напоминали не Версаль, а скорее английскую дворянскую усадьбу, само здание не уступало замку по красоте и очарованию. В центре сада возвышался огромный кедр: в тени его раскидистых ветвей не раз спасались от летнего зноя обитатели поместья. Сооруженный в начале века в типичном стиле этих мест, дом был прост, но чрезвычайно удобен для жизни: семь окон по фасаду, а среднее, над входной дверью, выходило на балкон с балюстрадой. К двери вели семь ступеней, а перила, чьи контуры повторяли узор балюстрады, напоминали руки, распростертые для объятия. Так что прибывающие гости как будто сразу оказывались в объятиях радушных хозяев, которые сопровождали их на террасу продолговатой формы — туда выходили высокие рамы окон первого этажа. Три чудесных слуховых окошка и четыре трубы украшали большую крышу из синей черепицы, к которой изо всех сил отважно тянулся гигантский куст белых роз: эти нежные и ароматные цветы были некогда привезены из Индии прадедом Лауры. Она любила этот дом почти так же, как свой замок в Комере, и особенно ей был мил вид на реку из окон. В Комере воды пруда казались замершими, уснувшими, а здесь, в Лодренэ, воды жили жизнью моря, унося вдаль свои волны. Еще детьми они с Себастьяном часами просиживали на берегу у воды, там, где в отлив причаливала лодка, и вглядывались в зеленые переливы вод. Для девочки Анны-Лауры это были бесценные часы, проведенные наедине с братом, в такие моменты ее отпускала боль одинокого детства. Большую часть года, зиму, Себастьян проводил в коллеже, а на каникулах все сильнее стремился к морю, видя в нем свою судьбу. В отличие от сестры, он не любил Комер, считая его слишком глухим местом: там, в дремучем лесу, окруженном лесными сказками, мальчику не хватало свежего дыхания морских просторов, а он так их любил! Брат и сестра встречались только в Лодренэ. И вот в один прекрасный день юноша взошел на борт корабля, отправляясь на острова Индийского океана, и больше не вернулся. Весть о кораблекрушении привезло судно Индийской пароходной компании. Мать погрузилась в траур, пыталась забыться в работе, а дочь отправилась в Комер просить у волшебника Мерлина [13]и у феи Вивианы [14] облегчения от горя, налетевшего внезапно, подобно буре, и оставившего глубокий след в неокрепшей детской душе. А вскоре она уже стала невестой Жосса де Понталека…