Пират моего сердца

– Думаю, он вряд ли так поступит. Разве что Аннелиза ему сильно не понравится. Но я ни за что не сказал бы, что она выглядит непривлекательной, а больше ему не к чему придраться. Аннелиза отправится к нему с полным комплектом документов. Правда, в них не будет последнего штампа, но и без этой формальности по прибытии туда она уже будет Аннелизой Хотендорф.

Аннелиза Хотендорф. Трудно – как для выговора, так и для восприятия. Но, может быть, ее новая фамилия будет звучать не так резко на мелодичном фоне тропических бризов?

Незаметно для себя Аннелиза оказалась возле шкатулки. Подняв перчатку, она взяла ее в ладони и стала медленно покачивать, словно взвешивая тяжесть покрывавших ее драгоценных камней. Отборный жемчуг перемежался вкраплениями переливающихся сапфиров, изумрудов и рубинов, а прозрачные камушки, что сидели на кончике каждого пальца и сияли всеми цветами радуги, конечно же, были бриллиантами. Среди прочих были и такие камни, которых Аннелиза прежде не видела, в том числе молочно-белые, овальной формы, с зелеными, оранжевыми и голубыми огоньками внутри.

– Это опалы, Аннелиза, – пояснил директор, проследив за ее взглядом. – Они довольно редки. На острова Банда их доставляют маленькие темнокожие дикари, но они отказываются говорить, откуда их берут.

Аннелиза провела пальцем по поверхности камня. Разноцветные мерцающие искорки, вспыхивавшие в его сердцевине, ударяясь о безжизненную белую оболочку, рождали необычную иллюзию ежесекундных микроскопических взрывов. Неожиданно Аннелиза почувствовала что-то родственное между собой и этим камнем. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Не она ли внушала своим ученицам, что в брачных перчатках они найдут для себя источник поддержки? «Вы будете смотреть на перчатку, – говорила она, – и мысленно представлять себе своего мужа. Перчатка – это символ его близости, несмотря на тысячи разделяющих вас миль. Надевая перчатку, вы почувствуете его любовь и заботу».

Теперь все почти так же случилось и с ней. Принять брачную перчатку от Хотендорфа для них с Бриттой означало устранить главное препятствие, неизменно возникавшее у них на пути. Замужество Аннелизы избавляло их от позорного пятна и неуважительного отношения сограждан.

Правда, господин Хотендорф не обещал своей новой жене любви, о чем честно предупреждал в письме, но Аннелиза и не обольщалась на этот счет. Она ясно представляла, что ее ждет. Супруга будет для него чем-то вроде племенной кобылы, правда, тщательно оберегаемой и лелеемой. Зато она избегнет опасности оказаться в плену безумной страсти – той, что погубила ее мать. Что ж, может быть, это даже неплохо – вести жизнь свободно пасущейся лошадки? Можно будет резвиться на воле под теплым солнечным небом, где каждый глоток воздуха напоен ароматом цветов, и никогда больше не слышать грязных слов о своем происхождении. Разве это так уж мало?

– Скажи, мама, а как ты справишься без меня со школой? – Аннелиза была готова отказаться от предложения в случае малейших возражений со стороны матери.

– Конечно, одной мне будет нелегко, – печально проговорила Бритта. Материнская любовь, самопожертвование и чувство собственного достоинства в эту минуту переполняли ее. – Но я люблю свою работу и знаю, что ты… – Она запнулась и робко потянулась к перчатке.

Аннелиза положила ее матери на колени. Бритта накрыла перчатку дрожащей рукой, и Аннелиза опустила сверху свою руку. Перчатка, Бритта и Аннелиза заключали тайное соглашение. Если предложение будет отвергнуто, им придется влачить прежнее жалкое существование, до конца дней терпеть невзгоды, молча глотать оскорбления и обманывать себя бессмысленными надеждами на лучшее будущее. Принятие предложения для всех них открывало новые перспективы. Для стареющего мужчины это был единственный путь к осуществлению заветной мечты. Создание династии могло стать для него явью. Двое других людей получали возможность обрести достаток и уважение.

– Хорошо, я согласна, – сказала Аннелиза. – Я стану женой Хотендорфа.

Чтобы не дать ей времени передумать, директор Одсвелт тут же объявил:

– Итак, бракосочетание по доверенности состоится завтра. Прямо с него и начнем. Я сам проведу обряд и отправлю личное поручительство твоему мужу.

«Твоему мужу». Аннелизу бросило в дрожь. С отчаяния ей даже пришла в голову мысль примерить перчатку прямо сейчас, однако все знали, что ее не следовало надевать до замужества – это считалось плохой приметой. Но… хотя бы попробовать. Только просунуть руку и посмотреть, пройдет ли этот холод, неожиданно сковавший ей душу.

Глава 2

– Отойдите, пожалуйста, от перил. Хоть мы и на якоре, все равно это опасно – с приливом начнется качка, и вас может выбросить в море.

Аннелиза опустила голову и с покорным видом отступила на палубу. Страйпс, корабельная кошка, выгнув спину, с жалобным мяуканьем терлась возле ее ног.

– Извините, капитан, но я так мечтала увидеть Африку! Может быть, вы… Вы не передумали? Нельзя же держать меня все время как заключенную в тюрьме. Почему мне нельзя сойти на берег, пока мы на стоянке?

– Вы не в тюрьме, госпожа Хотендорф.

– В тюрьме, – упрямо произнесла Аннелиза. Она нагнулась и взяла кошку на руки. – Страйпс и я – единственные узники. Всем остальным позволено сойти на берег.

– Кошку на берег брать нельзя. Она может убежать.

«Как и я, – неожиданно подумала Аннелиза, и сама удивилась этой мысли. – Я тоже могу убежать».

Капитан Фербек широким жестом обвел палубу. В отсутствие матросов и привычной рабочей суматохи она выглядела устрашающе необъятной.

– Смотрите, какой простор. Гуляйте на здоровье по всему кораблю.

– Что корабль, когда Африка совсем рядом! – Аннелиза с тоской посмотрела в сторону берега. – Вон и порт – я даже слышу крики рабочих, только слов не разберу.

На миг ей показалось, что в глазах капитана появился проблеск сочувствия, однако Фербек тут же решительно покачал головой. Ну что ж. Нет так нет. Аннелиза круто повернулась и ухватилась за поручень. Интересно, можно ли его чем-нибудь разжалобить? Как бы он повел себя, если бы она призналась, что всю жизнь мечтала увидеть диких слонов и только это помогло ей кое-как дотянуть до стоянки. Ни у кого из мужчин не было такой катавасии в желудке, как у нее, из-за бесконечной качки, никто, кроме нее, так не страдал от других последствий – тех, о которых из деликатности принято умалчивать. К тому же моряки спокойно переносили разлуку с близкими, тогда как у нее после прощания с матерью до сих пор щемило сердце. Фербеку было невдомек, какие надежды она возлагала на встречу с Африкой, как ей была необходима эта короткая передышка для поддержания бодрости духа и тела. После монотонного плавания, когда день казался длиной в неделю, когда недели тянулись месяцами, а череда месяцев сводила с ума своей бесконечностью, ей требовался отдых. В отличие от экипажа, и в особенности от капитана Фербека, она жестоко страдала из-за неудобств корабельной жизни. Зато они, эти насквозь пропитанные солью морские волки, буквально смаковали каждый из убогих дней, проведенных в океане.

– Не стану скрывать от вас, – извиняющимся тоном произнес Фербек. – Я сам собираюсь на берег – нам нужно забрать последнюю партию провианта.

– Вот и прекрасно, капитан. Я могла бы пойти вместе с вами.

– Увы, это слишком опасно.

Аннелиза скорчила недовольную мину и тут же устыдилась. В течение всего путешествия капитан был неизменно вежлив и снисходителен к ней. Именно о таком обращении она всегда мечтала. Но жизнь порой преподносит самые неожиданные сюрпризы.

Она оказалась на строгой щадящей диете, едва успев ступить на борт «Острова сокровищ». Ей казалось, что с началом плавания ее существование изменится, и это действительно произошло, но скорее в сторону ограничения свободы, а не наоборот, хотя формально она не могла ни к чему придраться. Здесь все обращались с ней самым уважительным образом. Ей нечего было возразить на вежливые распоряжения капитана. Как можно было отказываться выполнять уязвлявшие самолюбие приказы, если они сдабривались столь любезными комплиментами? В результате она превратилась в маленькую марионетку, послушно отвечающую на осторожные подергивания мастера за веревочки.