Репутация леди

– Я люблю тебя, – сказала Мэдди.

– Я люблю тебя больше жизни, моя дорогая Мэдлин. Именно поэтому я не должен позволить, чтобы моя собственная судьба коснулась тебя.

– Но, Эйдриан…

– Нет, Мэдлин, попытайся понять, – тихо, но твердо сказал он. – Когда закончилась война, я поклялся, что больше никогда не приговорю никого к смерти. По ночам мне снились такие кошмары… Ты же слышала, как я говорил о лужах крови, преследовавших меня.

Он на мгновение закрыл глаза, а она вздрогнула от одной мысли о том, что ему пришлось пережить.

– Вот почему я должен позаботиться о твоей безопасности. Когда я буду знать, что сделал для этого все, я смогу подумать и о том, что возможна какая-то альтернатива. Но сначала ты должна позволить мне позаботиться о тебе.

Она неохотно кивнула и дотронулась до его щеки.

– Ты держишь в руках мое сердце, Эйдриан. Я буду сама не своя, пока ты ко мне не вернешься. Помни об этом!

– Я не забуду, – поклялся он. – Никогда.

Потом они долго лежали молча. Но слова были не нужны.

Когда наступил рассвет, Эйдриан поцеловал ее и ушел также тихо, как появился. Мэдди расслабилась и уснула неспокойным сном. А проснувшись, поняла, что уже давно наступило утро. Она смотрела на лучи солнца, пробивавшиеся через задернутые занавески, и вспоминала все, что было этой ночью, – восторг разделенной любви, радость физической близости и вместе с тем мучительный страх за него и за себя, боль от того, что Эйдриан должен покинуть ее.

Мэдди с большим трудом держала в узде свою печаль. Для печали у нее будет много времени потом – бесконечно много времени. А сейчас она должна дорожить каждой минутой. Мэдди торопливо умылась, оделась и спустилась вниз. Оказалось, что все уже позавтракали.

Из кабинета отца доносились мужские голоса. Фелисити и Бесс она застала на кухне. Бесс раскатывала тесто, а Фелисити занималась пудингом.

– Ты в порядке? – спросила Фелисити. – Мы не хотели тебя будить. Бесс предположила, что у тебя началась головная боль.

– Нет, все хорошо, – солгала Мэдди. – Просто спала плохо. Пожалуйста, занимайтесь своими делами, Я сама приготовлю себе завтрак.

Мэдди налила себе чаю и сделала пару бутербродов. Обычная рутина должна была ее успокоить. Однако Мэдди показалось, что Фелисити бледна и как будто тоже чем-то обеспокоена.

У самой Мэдди было достаточно секретов, с которыми она ни с кем не делилась, поэтому она понимала, что не стоит вмешиваться в дела подруги.

Оставив Бесс заканчивать готовку, подруги, сняв передники, отправились в спальню Мэдди.

– Я должна убедиться в том, что свадебное платье хорошо на вас сидит, – сказала Фелисити. – Я погладила кружева и ленты на вашей лучшей нижней юбке. Почему бы нам не примерить платье, пока мужчины заняты своими шахматами?

Так они и поступили. Мэдди надела платье, посмотрела на себя в зеркало и едва себя узнала – так она была бледна и растеряна.

– Платье просто прелестно. И оно так вам идет!

– Спасибо, – В зеркале был кто-то чужой, незнакомый. Она – замужняя женщина… а сколько пройдет времени до того, как она станет вдовой и сменит белое платье на черное? О! Она этого не вынесет!

– Мэдлин, что с вами? Вы сожалеете о том, что согласились выйти замуж за лорда Уэллера?

– Нет, нет. – Мэдди закрыла лицо руками и постаралась успокоиться, а потом вкратце рассказала о том, что виконт нашел пулю. – Оказалось, что это и была «пчела». У него есть враг, который пытается его убить – это длинная и сложная история. Этот человек безумен. Виконт чувствует, что должен уехать до того времени – если оно вообще наступит, – когда этот человек перестанет быть угрозой не только для него, но и для тех, кто его окружает, особенно для меня.

– Как ужасно! – Фелисити была потрясена. – Я понимаю, он не хочет, чтобы вы пострадали, и согласна, что надо соблюдать осторожность. Но неужели нет другого выхода?

– Я тоже пыталась его в этом убедить, но безуспешно. Попытка убийства в доме викария только укрепила Эйдриана в решимости уехать сразу после свадьбы. Так что вы понимаете, что моя быстро приближающаяся свадьба вызывает у меня смешанные чувства. – Мэдди сглотнула, чтобы удержать слезы.

Фелисити хотела ее обнять, но Мэдди отстранилась и сказала:

– Вот так. Поэтому я хочу сейчас снять это платье. Оно наводит меня на слишком печальные мысли.

– Конечно, – согласилась Фелисити, а Мэдди посчитала плохим предзнаменованием слишком долго разгуливать в свадебном платье перед тем, как наступит день свадьбы. Вокруг и так уже было слишком много дурных предзнаменований.

Подруги повесили платье в шкаф, а полагавшуюся к нему накидку Фелисити забрала в свою комнату, чтобы кое-что доделать, Мэдди же взяла письма матери и отправилась на чердак.

Ей хотелось навестить могилу матери на церковном кладбище, но виконт посчитал это слишком опасным, и Мэдди с ним согласилась. На чердаке она встала на колени перед сундуком, в котором нашла перевязанную лентой пачку писем. Поцеловав пачку, Мэдди положила ее на самое дно сундука.

– Мама, я рада, что у тебя был шанс полюбить, и ты им воспользовалась, – прошептала она, опустив пыльную крышку. – Я на тебя не сержусь, поверь мне. Я тебя понимаю.

День был дождливый, и поскольку Эйдриан решил, что лучше оставаться дома из-за того, что безумный стрелок был где-то поблизости, они не совершили свою обычную прогулку по саду. Они сели втроем играть в бирюльки, и виконт отпускал глупые шуточки, чтобы поднять дамам настроение. Мэдди старалась не отвлекаться, но так получалось, что ей все время выпадало задавать Эйдриану вопросы о его детстве. Она вдруг поняла, что ее время кончается, а она почти ничего о нем не знает. У нее не будет возможности, например, услышать его рассказ о своем первом пони, на котором он в первый раз выехал за пределы двора.

– Мне казалось, что я страшный авантюрист, – рассказывал Эйдриан, доставая соломинку из общей кучи. – Я уже отъехал на порядочное расстояние, когда няня меня хватилась и подняла тревогу. За мной прибежал помощник конюха – почти такой же мальчишка, как я, и на этом мое приключение бесславно закончилось.

Все рассмеялись, а Мэдди представила себе пятилетнего Эйдриана с лицом херувима, и ее сердце растаяло.

– Вас наказали? – поинтересовалась Фелисити.

– Конечно. Меня на вес утро посадили в угол. Я посчитал это несправедливым. – Эйдриан вытащил еще две длинные соломинки.

– Да разве это наказание? Так – пустяк, – сказала Мэдди.

Настала ее очередь тянуть соломинку, но вместо того, чтобы смотреть на кучку, Мэдди не спускала глаз с Эйдриана, и кучка распалась.

– Ах, Боже мой! Какая я неловкая. Но вы и так нас обыграли.

Мэдди было не до игры, но она старалась быть веселой, хотя это давалось ей с большим трудом. Она с удовольствием посадила бы Эйдриана в угол, если бы могла, но это вряд ли поможет. К тому же он уже не был маленьким мальчиком, а взрослым мужчиной…

– По-моему, – покачала головой Фелисити, – вы двое совсем не думаете об игре. Я лучше сяду и почитаю. А вы можете держаться за руки, целоваться и миловаться, потому что только об этом и мечтаете.

Мэдди покраснела, а Эйдриан рассмеялся. Фелисити взяла книгу по древней истории из библиотеки мистера Эплгейта и села в дальнем углу комнаты. А Мэдди подсела к виконту, чтобы и дальше слушать истории о его детских шалостях. Сидеть рядом, слышать его голос и держать его руку – больше ей ничего и не надо.

За обедом все старались поддерживать непринужденную беседу. Если Мэдди и наблюдала исподтишка за Эйдрианом, отмечая некоторые детали и добавляя их к его портрету, об этом никто не должен был знать. Может, она сходит с ума. Но это безумие от любви и неизбежности грядущего одиночества.

Позже, когда все ушли спать и дом погрузился в тишину, Мэдди забралась в постель, оставив зажженной всего одну свечу. Затаив дыхание, Мэдди ждала до тех пор, пока дверь в ее спальню не открылась. Мэдди улыбнулась своему возлюбленному, стоявшему на пороге.