Пламя

На склоне холма, на опушке густой рощи, раскинувшейся в горной долине, Аллен занимался разделкой трех оленей, которых они убили. Опустив охотничье копье и удерживая поводья своего жеребца, Гэвин рассеянно наблюдал, как управляющий бросал обрезки добычи ожидавшим собакам.

«Похоже, Джоанна Макиннес сошла сума», – размышлял он, вспоминая о встрече и ее последних словах, произнесенных перед исчезновением из его спальни на рассвете.

Было вполне объяснимо, что молодая женщина могла потерять рассудок от горя после такой трагедии. А еще и жить так, как она жила эти последние шесть месяцев! Потеря родителей в таком пожаре и при таких обстоятельствах могла легко вывести из равновесия и помутить разум любого человека. «Должно быть, так и случилось», – подумал он. Вполне вероятно, что впоследствии она намеренно выбрала для себя образ жизни отшельницы, избегая любых контактов с людьми, а затем выпестовала в своем воображении бредовую идею о том, что безобидная старая женщина каким-то образом совершила массовое убийство.

«Но при всем этом она совершенно не производит впечатление безумной», – подумал Гэвин.

Если бы только сегодня утром у него было больше времени для вопросов в отношении выдвинутого ею обвинения в адрес Матери… Но Джоанна так поспешно нырнула в проход и растворилась во тьме. И если бы не этот презренный негодяй – его гость, то он смог бы последовать за ней. «Совершенно идиотская ситуация, когда на твою территорию вторгается компания, которую ты меньше всего хотел бы видеть», – думал Гэвин, придерживая беспокойного коня. Проклятый граф планирует остаться еще на неделю, а сам он уже почти созрел для оскорблений и начала междоусобицы и совершенно не представлял, каким способом сократить этот тяготивший его визит.

Перед тем как отправиться утром на охоту, Гэвин нашел время, чтобы задать священнику вопросы о подземных склепах, упомянутых Джоанной. Гэвин и глазом не моргнул, когда отец Вильям открыл рот, изумленный познаниями лорда в области тайных подземелий.

Использовав минимальный нажим, Гэвин заставил церковника говорить, хотя сведения, которыми тот владел, были очень поверхностными. Выяснилось, что эти захоронения были сделаны несколько сотен лет назад, как сообщил отец Вильям, хотя сам он почти не располагал данными о том, кто в них погребен.

Когда Гэвин спросил, сможет ли тот провести его вниз, священник неохотно кивнул и сказал, что эту дорогу показал ему его предшественник. Поглядывая в сторону ущелья, где на Гэвина упал валун, чуть не стоивший ему жизни, отец Вильям добавил, что существует внешний вход в склеп и что он, безусловно, сможет его найти.

«Возможно, все это и бессмысленно», – подумал Гэвин, наблюдая за тем, как пес Макс тащит большой кусок мяса. Тем не менее он был решительно настроен на поиски ответов на вопросы, возникшие в результате появления Джоанны. При мысли о ее предстоящем вечернем визите его охватило нетерпение. Борясь с охватившим его возбуждением, Гэвин с силой вонзил охотничье копье во вспаханную землю. Может быть, другой, более разумный человек не поверил бы в ее возвращение, полагая, что она использует представившуюся возможность, чтобы сбежать, но только не Гэвин.

Невысказанная клятва доверия связывала их, и это был договор, который давал Гэвину повод надеяться, что она вернется. И тогда он хотел бы поделиться с ней собственными соображениями. Он не мог заставить себя поверить, что Мать является убийцей, и должен был выяснить, что заставило Джоанну выдвинуть такое обвинение против старой женщины из аббатства.

Но он понимал и другое: чтобы спорить в отношении возможного убийцы ее родителей, ему необходимо иметь гораздо больше сведений об истории этих владений, чем те, которыми он располагал в настоящее время.

Бросив взгляд в направлении долины, Гэвин не обнаружил никаких признаков присутствия там Этола. Граф и сопровождавшие его охотники удалились, удовлетворившись несколькими оленями, что, честно признаться, совершенно устраивало Гэвина. Этим утром при каждом взгляде на Джона Стюарта Гэвина окутывала черная пелена гнева. И хотя он отказывался признать, что может просто ревновать графа, общее прошлое Этола и Джоанны вызывало в нем ярость, которую нельзя было ни подавить, ни отбросить.

Она не ребенок, и он понимал это. Откровенный и пылкий отклик на его ласки и поцелуи говорил Гэвину о ее страстной натуре. Но это могло указывать и на прошлый опыт. Все утро мысли о ее предыдущей жизни не выходили у него из головы. Если бы этот гнусный ублюдок Этол не был гостем в замке Айронкросс, если бы Гэвину не приходилось слишком часто смотреть в чертовски красивое лицо шотландца, то, возможно, подобные мысли не мучили бы его так сильно.

Но все это было, и будь оно проклято!

Гэвин еще раз вонзил копье в склон холма, кляня себя за неспособность обуздать свои чувства. Никогда в жизни прошлое женщин, с которыми он был близок, не беспокоило его ни в малейшей степени. Девственность, в принципе, казалась ему явно завышенным требованием. Например, Мэри Болейн – одна из прекраснейших женщин, которых он когда-либо знал, – была любовницей короля, и только небеса знают, кого еще. Его губы сжались в тонкую линию. Но почему он ощущает совершенно иное чувство в отношении Джоанны Макиннес?

Гэвин мрачно уставился на свою мускулистую, испещренную шрамами руку, сжимавшую копье. «Какого черта, – сказал он себе, – она заставила меня захотеть ее? Это влечение, безусловно, носит чисто физический характер». Никто лучше Гэвина не знал, насколько хрупким может быть будущее. Это было вожделение, внушал он себе, и ничего больше. Что же еще могло заставить его?.. Ладно, пусть все идет к чертям.

Сделав над собой усилие, Гэвин выбросил из головы мучившие его мысли и снова сосредоточил внимание на Аллене. Соскочив с лошади, он направился по склону к управляющему, размышляя на ходу о подземных склепах и гадая, что же еще ему сможет рассказать маленький священник.

Едва землевладелец приблизился к стоявшей неподалеку группке людей, к нему тут же привязался лохматый пес Макс. Как только Гэвин замедлил шаг, эта бестия тут же подпрыгнула, положила большие лапы на грудь хозяина и, вытянув шею, принялась облизывать его лицо.