Дочери Рима

— И все-таки ты не станешь отрицать, что это дурные предзнаменования. Это чувствуют все. Город сейчас живет в постоянном напряжении. Не говоря уже о сырости. А еще как назло все эти голодные, бездомные, раздавленные развалинами домов.

— Тише! — произнес Тракс, прижимаясь лицом к ее животу.

Лоллия хихикнула и запустила пальцы в его волосы. Тракс принялся ласкать ей грудь. Какое мне дело до того, что в Риме полно дурных предзнаменований? — подумала она. — Я здесь. Я в безопасности.

Глава 9

— Моя славная Корнелия! — приветствовал их император Отон и крепко пожал обеим руки. — Мои славные девушки, как я рад видеть вас! — Подняв кубок с вином, он провозгласил тост. — За войну!

— Не понимаю, зачем нужно пить за войну, — заметила Марцелла. — Ведь это всего лишь необходимое зло.

— Главное слово из произнесенных тобою — «необходимое», — улыбнулся Отон. — Для меня стало неотложной необходимостью отправиться на север, чтобы раз и навсегда разделяться с этим обжорой Вителлием. Поднимите за это кубки вместе со мной. За войну!

— За войну! — эхом отозвались собравшиеся. Внимательная Марцелла решила, что не готовность армии Отона выступить в поход стала поводом для празднеств, а тот факт, что над Римом снова светило солнце. Уровень воды в Тибре наконец начал спадать. Жизнь в городе оживилась. Открылись лавки. Именно по этой причине Отон приказал устроить бои между гладиаторами из Галлии и Британии и травлю диких зверей на арене цирка, а затем пир в Золотом дворце. Императором руководило стремление отблагодарить небеса за благосклонность и выпить за неизбежное падение Вителлия. Если бы этого пьяницу и обжору, сеющего смуту на севере, можно было убить празднествами здесь, в Риме, он уже давно был бы мертв.

— Нам всем непременно нужно быть во дворце, — нервно заявил Гай. Поглядывая на Корнелию, когда стало известно о грядущих праздниках. — Нам всем, и на это раз ты не посмеешь ослушаться воли императора…

— Я приду, — неожиданно произнесла Корнелия. Как успела заметить Марцелла, неудавшаяся попытка покончить с собой каким-то образом повлияла на сестру. Корнелия тихо проплакала весь день, позируя дяде Парису, который делал ее портрет.

— Ты можешь сделать из меня музу трагедии, — вздохнула она.

— Нет, нет, — покачал головой скульптор. — Музе трагедии следует быть нежной, с затуманенным слезами взором, а не хлюпающей носом и с опухшими глазами. Улыбнись мне, могу я тебя об этом попросить? У тебя превосходные ямочки на щеках. Они в одно мгновение позволят сделать из тебя музу комедии.

— Я рада, что хотя бы кто-то находит это смешным, — раздраженно бросила Корнелия, когда Марцелла рассмеялась. Что ж, очередное свидетельство тому, что ей уже гораздо лучше. Корнелия по-прежнему ела очень мало, но по крайней мере теперь она хотя бы время от времени сидела за прялкой или устраивалась где-нибудь в атрии с кубком подогретого вина и сухими глазами.

— Хорошо, я пойду на игры Отона, — заявила она, чем заставила Гая расплыться в довольной улыбке. — Но я все равно оденусь в черное. Я согласна есть угощения этого убийцы-узурпатора, но траур не сниму ни за что.

Лоллия включилась в разговор раньше, чем кто-то успел оскорбиться.

— Прекрасная мысль, — беспечно прощебетала она. — Мы заявим о себе своим видом. Мы нарядимся в черное, белое и серое. Убьем их всех наповал!

В тот день Лоллия превзошла самое себя. Император Отон поднял кубок в приветственном жесте, отдавая дань живописной картине, когда все четверо вошли в его ложу над гладиаторской ареной. Корнелия — в узком платье из черного шелка, руки от запястий и почти до самых плеч унизаны браслетами эбенового дерева с золотой инкрустацией. Сама Лоллия в диадеме из черного жемчуга, выигрышно оттенявшей платье из серебристой ткани, складки которой ловили каждый солнечный луч. Диана — в просторном воздушном белом платье, трепетавшем при каждом дуновении ветра; волосы короной уложены на макушке и скреплены золотыми заколками.

— Не понимаю, что заставляет тебя одеваться так просто, — укорила Лоллия Марцеллу, глядя на ее жемчужно-серую столу, расшитую по подолу серебряной нитью. — Неужели у тебя не нашлось ожерелья или сережек?

— Думаешь, после Луция с его нескончаемыми дорожными расходами у меня могли остаться какие-то драгоценности?

— Пустяки, я могу дать тебе что-нибудь из моих украшений. Вот, смотри, это лунный камень.

— Я не хочу одалживать у тебя браслеты, Лоллия. — Действительно, это напоминало их детство, когда Лоллия беспрестанно хвасталась перед кузинами новыми платьями, жемчужными ожерельями, щенками и пони. И хотя натура Лоллии отличалась щедростью, все равно она оставалась той, у кого было все.

— Мой любимый квартет Корнелий, — расплылся в улыбке Отон, ставя в сторону пустой кубок, после того как они подняли тост за войну. — Малышка Диана, обещаю тебе на этой неделе скачки. А еще я устрою пир для твоих «красных», и это при том, что император не имеет права отдавать предпочтение ни одной из фракций.

— Это почему же? — возразила Диана. — Известно, что император Калигула был большим поклонником «зеленых».

— А ты вспомни, малышка, чем закончил император Калигула, — ответил Отон, приподнимая ей подбородок, что отнюдь не доставило ей удовольствия. Затем его взгляд упал на Корнелию. — О, Корнелия Прима! Рад видеть тебя, дорогая.

При разговоре с вдовой своего бывшего соперника, к тому же облаченной в траур, глаза императора как-то странно блеснули, и по спине Марцеллы пробежал неприятный холодок. Страх.

— Тебе давно пора появиться в свете!

По всей видимости, взгляд Отона напугал и Корнелию. Было видно, что ей стоило немалых усилий ответить ему даже коротким кивком.

Сестры пропустили начало церемонии — молитвы жрецов, выход стражников в красно-золотых доспехах, жертвоприношение белого быка, которого провели вокруг арены под смех танцующих на его спине мальчишек. Затем по арене, выкрикивая приветствия императору, прошли гладиаторы — все как один с серьезными, строгими лицами. Половина из них сегодня умрет, если, разумеется, зрители не проявят милосердия. Не прерывая разговора с десятком собеседников, Отон ответил им небрежным взмахом руки.

Диану тотчас окружила кучка поклонников; Корнелия же уселась подальше от перил ложи и обиженно поджала губы. Марцелла знала, что сестра не одобряет игр, но их не любил никто из них четверых. Диана терпеть не могла, когда убивают животных. Лоллия, в чьих жилах текла кровь раба, всегда сочувствовала пленникам, вынужденным убивать друг друга на арене на потеху публике. Корнелия считала цирковые забавы дурным вкусом. Марцелла не видела в подобных зрелищах никакого смысла. Как это низко и неблагородно со стороны властителей, вынуждать и без того несчастных людей убивать друг друга на потеху грубой кровожадной толпе. Настоящая власть — это нечто много большее, грандиозное и великодушное. Тем не менее плебеи тысячами заполняли цирк и кричали гладиаторам, как будто те были боги, хотя потом умирали, как собаки.

Марцелла села рядом с Дианой, так как здесь плотная стена поклонников любительницы скачек закрывала собой арену. Лоллия развлекалась по-своему, потягивала вино и улыбалась шуткам императора. В последнее время она выглядела печальной и, как только разговор заходил о судьбе Рима, то и дело упоминала дурные предзнаменования.

— Рим подобен женщине, — однажды заявила она. — Так сказал Тракс, и я думаю, что он прав. Империя — женщина, император — ее муж. Женщина не хочет, чтобы муж от нее ушел.

А, может, Рим хочет нового мужа, подумала Марцелла, глядя на Луция, который смеясь о чем-то разговаривал с полководцами Отона. Лично я точно не отказалась бы от нового. Этим утром она вновь завела разговор с Луцием, и как обычно из этого ничего не вышло.

— Значит, ты не хочешь обзаводиться собственным домом, но мне все равно нужны свои деньги.