Нож Равальяка

— Могу я полагать, что он разочаровал разборчивую принцессу де Конти? — шутливо спросила Лоренца.

— Можете. Произошло именно что-то в этом роде. Он красив, обольстителен и на своем пути не встречал отказов. Даже я в какой-то миг думала о нем, но не дольше мига. Слишком уж он уверен в своей власти над женщинами, а я никогда не потерплю, чтобы надо мной кто-то властвовал. А теперь, мне кажется, он забыл о том, что время не стоит на месте... И о том, какими разрушениями чревата разгульная жизнь. Дружба с Кончини ему кажется безобидной, но она уже отметила его черной печатью.

— Но, как мне кажется, он должен был жениться. Хотя я что-то не вижу его нареченной среди фрейлин.

— Разумеется, ее больше нет среди придворных королевы. Я никогда ее особенно не любила, но в конце концов очень ей посочувствовала. Бедная де Ла Мотт-Фейи в самом деле заслуживает сострадания.

— Что же с ней случилось? Он женился на ней и, быть может...

Глядя на встревоженное лицо Лоренцы, Луиза де Конти рассмеялась.

— Вы подумали, что Антуан поступил с ней так же, как его отец с вами? Нет. Но, мне кажется, он поступил еще хуже. Сначала он сделал ей ребенка, а потом наотрез отказался жениться на ней. Категорически.

— И среди ее семьи не нашлось мужчины, который со шпагой отстоял бы ее честь?

— Там больше нет шпаг. Единственный мужчина в семье — хилый, едва живой дядюшка. Вся энергия клана сосредоточилась в виконтессе, ее матери. Она очень сильная женщина, поверьте. Мне рассказывали, что соблазнитель провел с ней не самый лучший час в своей жизни. Но король умер, и ей некому было пожаловаться.

— Но... А королева? Ведь девушка была ее фрейлиной!

Луиза посмотрела на Лоренцу с искренним недоумением.

— Вы были и остаетесь ее крестницей, ее родственницей, но она заставила вас пройти по всем кругам ада! Неужели вы до сих пор не поняли, что она бессердечная, что она не способна даже на самую обыкновенную жалость? Нет, она ничего не сделала для мадемуазель де Ла Мотт-Фейи и приняла де Сарранса с распростертыми объятиями, когда Кончини привел его к ней.

— И что же сталось с мадемуазель де Ла Мотт-Фейи?

— Будущей мамочкой? Ей поспешили подыскать супруга. И нашли. Не слишком молодого, довольно потрепанного, к тому же из магистратуры, но очень богатого. Она теперь мадам президентша д'Эпаленж и, я думаю, очень скоро родит. Признаюсь, что я хотела бы узнать, как сложится в дальнейшем ее жизнь, но здесь мы ее никогда больше не увидим. Право бывать при дворе осталось только у ее матери.

— Бедная девушка! Можно ей только посочувствовать!

— Совершенно с вами согласна. Но я рассказала вам об этом только для того, чтобы предостеречь: наш ненаглядный Антуан обладает даром обольщения.

— Благодарю вас. Но мне теперь не до обольстителей. Всевышний послал мне мужа, которого я люблю всей душой и не могу не тревожиться о его участи. А отношение к нему королевы никак не может меня успокоить!

— В этом случае я, к величайшему своему сожалению, ничем не могу помочь. И моя мать тоже, хотя она и мадам де Монпансье лучшие подруги королевы... французские, я имею в виду, потому что никто и никогда не заменит ей Галигаи... Но я плохо себе представляю, как вы могли бы подольститься к Галигаи.

— Даже если предположить, что я захотела бы сделать это, шаг этот был бы для меня весьма рискованным и вряд ли привел бы к добру. Галигаи караулит своего супруга, как сторожевая собака овцу, и не выносит, когда он заговаривает со мной. Именно поэтому я предпочитаю держаться в стороне от них обоих.

— Я понимаю ваши тревоги и все-таки желаю вам хорошенько выспаться. Вы уже дома. Передайте мои самые дружеские пожелания вашей тете.

Но, похоже, ни Лоренце, ни ее близким не суждено было в эту ночь рассчитывать на мирный сон. Едва она только вошла в Ангулемский дворец, мажордом Совгрен сообщил ей, что герцогиня желает видеть ее немедленно.

— В такой час? Ведь уже очень поздно!

— Позволю себе сообщить, что в этот поздний час госпожа герцогиня не одна. У нее господин барон, госпожа графиня и господин Джованетти.

Молодая женщина вздрогнула.

— Он здесь? Как же я не заметила во дворе его кареты?

— Он приехал верхом, госпожа баронесса, и мне кажется, проделал очень долгий путь. Я бы даже сказал...

Но Лоренца уже его не слышала. Сердце у нее сжалось от недоброго предчувствия, она подхватила юбки и бросилась к лестнице, ведущей в парадные покои.

Джованетти в самом деле сидел в гостиной. Он расположился в кресле в углу камина, напротив герцогини Дианы. Было заметно, что он очень замерз, ведь погода стояла промозглая и холодная. Когда Лоренца появилась на пороге, он постарался прийти в себя, отпив большой глоток горячего вина с пряностями. Запах пряностей наполнял гостиную, в которой все сидели молча. Лоренца вдруг поняла, что на

Джованетти направлено три пары удрученных глаз, и после радостного возгласа:

— Сьер Филиппо! Наконец-то вы приехали! — она тихо добавила: — Какие же новости вы привезли? Тома, он не...

— Нет! — воскликнул барон Губерт, с живостью поднимаясь со своего места и усаживая Лоренцу. — И думать об этом не стоит! Наш дорогой мальчик прекрасно себя чувствует. По крайней мере, мы все на это надеемся.

— Надеетесь? И вы полагаете, что такие надежды могут меня успокоить? Сьер Филиппо! Что вы уже сообщили? Почему не рассказали обо всем мне первой, ведь это я просила вас поехать в Брюссель!

Сьер Филиппо поставил чашу с вином на стол, вытер платком губы и изобразил некое подобие улыбки на своем лице.

— Именно вас я и пришел повидать, донна Лоренца. Но вас не оказалось дома.

— Да, правда! Простите меня! Так скажите же, что вам удалось узнать? И от кого? С кем вы виделись?

— С инфантой Изабеллой Кларой Евгенией и эрцгерцогом Альбертом. До того, как приехать послом во Францию, я был у них при дворе, исполняя некое поручение великого герцога Фердинандо. Они пожелали об этом вспомнить. Встреча с ними не входила в мои планы, потому что я хотел только узнать, где содержатся господин де Курси и господин де Буа-Траси. С этой целью я обратился к своему другу, банкиру Кривелли, он близок с Их Высочествами и их окружением. С его помощью я собирался получить необходимые мне сведения. Но он привел меня прямо во дворец Куденберг, где меня приняли с немалой обходительностью...

— Оставим любезности и перейдем к фактам, господин Джованетти, — попросил барон Губерт.

— Они незамысловаты. Двух французских дворян обвинили в попытке похитить принцессу де Конде и посадили в тюрьму. Известие об этом не сразу было отправлено в Париж, так как смерть короля спутала все карты... Объясню, что имею в виду, как ни трудно с этим примириться: гибель французского государя вызвала в Голландии, и особенно в Брюсселе, необычайный прилив радости. Они праздновали это событие не один день...

— Мы знаем, — прервала Джованетти графиня Кларисса. — И что потом?

— Потом об аресте известили регентшу. Она выразила глубокое удовлетворение, послав ответное письмо с тем же курьером. Однако два дня спустя, к величайшему удивлению Их Высочеств, к ним явился эмиссар от Марии де Медичи в сопровождении небольшого вооруженного отряда и попросил их соизволить вернуть обоих узников. Основания для ее просьбы были следующие: неприличная страсть ее супруга к юной Шарлотте была оскорбительна в первую очередь для нее. Поэтому ей и надлежит карать тех, кто стал соучастником этой постыдной авантюры. Посланец привез письмо, написанное рукой королевы, и эрцгерцог — впрочем, очень довольный таким поворотом событий — не увидел никаких оснований отказать королеве в ее просьбе. Он освободил двух молодых людей из тюрьмы и передал их эмиссару, который приехал за ними...

— Кому же именно? — поинтересовалась Лоренца.

— Вот это и есть самое интересное, — процедил сквозь зубы барон.

— Господину де Витри, капитану второй гвардейской роты, приехавшему в сопровождении двенадцати человек.