Убежденный холостяк

— Она захочет, чтобы эту роль выполнил Пятнистый, — добавил Эндрю, наливая себе чашку чаю.

— Кто такой Пятнистый? — хором спросили Чарльз и Гарет.

— Ее лучший друг, — уклончиво пояснил Эндрю. Гарет вопросительно вскинул бровь:

— Пятнистый — странное имя. Гм…

— Это имя или прозвище? — уточил Чарльз.

— А почему бы нам не принять его таким, какой он есть? — задумчиво предложил Гарет. — Вряд ли какой-нибудь фат согласился бы носить такое имя, не говоря уже о прозвище.

Люсьен, сидевший в кресле у камина, взял вечернюю газету:

— Пятнистый — это собака леди Челси.

— Ее собака? — опять хором воскликнули Чарльз и Гарет.

— Вам бы обоим на сцене выступать: вам отлично удается хоровое пение, — съязвил Эндрю, готовый в любую секунду, если потребует ситуация, броситься на защиту Челси. Повернувшись, чтобы налить себе еще чаю, он не заметил, как братья обменялись удивленными и одновременно заинтересованными взглядами.

— Прости, — сказал Гарет, потирая нос, чтобы спрятать улыбку, — я не хотел никого обидеть, дружище.

— Да, я тоже, — поддержал его Чарльз и радушной улыбкой попытался разрушить все подозрения младшего брата. — Где она живет, Эндрю? Если тебе это будет приятно, я с удовольствием съезжу к ней и привезу собаку в Лондон.

Эндрю пожал плечами:

— В этом нет надобности. Кроме того, свадьба состоится не в Лондоне, а в Блэкхите.

— Понятно, — протянул Чарльз, косясь на Люсьена, который спокойно читал газету. — А где вы собираетесь жить?

Эндрю тоже посмотрел на Люсьена.

— Подальше от чудовищ, которым очень нравится лезть в чужие дела.

— Леди Челсиана владеет немалой собственностью в Беркшире, — раздался голос Люсьена из-за газеты. — Уверен, она поддержит Эндрю в его стремлении.

— Негодяй, — сердито бросил Эндрю.

Чарльз, истинный джентльмен, притворился, будто ничего не слышал.

— В Беркшире, говоришь? — Он допил свой чай и поставил чашку на блюдце. — Хорошо, что ты будешь недалеко. Очень хочу с ней познакомиться. Нерисса сказала, что она красавица.

— Так и есть. — Эндрю отвернулся, чтобы никто не увидел, как у него вдруг от гордости запылали щеки. Но потом, сообразив, что Чарльз просто пытается снять напряжение, витавшее в воздухе, он позволил себе улыбнуться. — Черт, наверное, я бы стал источником ее неприятностей и без возбудителя.

— Должно быть, она больше, чем красавица, — сделал вывод Гарет. — Все эти годы удостаивали тебя своим вниманием множество женщин, но ты не замечал ни одну из них. Поэтому мне тоже очень интересно с ней познакомиться.

Эндрю почувствовал, что беседа тяготит его, особенно учитывая то, что Люсьен сидел рядом и восхищался своей более чем важной ролью во всей истории. Он достал из кармана блокнот и отошел в дальний угол комнаты, желая отгородиться от родственников, неприятностей и дружеского подтрунивания братьев. Устроившись на подлокотнике кресла, он принялся чертить. Он так увлекся, что не слышал ни голосов, ни шуршания газеты.

Когда у Эндрю появлялась какая-нибудь идея, он мог на время забыть о том, во что превратилась его жизнь, какие бедствия обещало будущее, о навсегда утерянной свободе. Карандаш скользил по бумаге, и вскоре на белом листе появились первые элементы нового устройства. Устройства, которое станет свадебным подарком для Челси.

Замысел этого изобретения пришел к Эндрю так же естественно, как к пекарю новый рецепт хлеба. Он что-то чертил, считал, определял напряжение и жаропрочность. Настроение улучшилось, он расслабился. Он не мог не думать о Челси. Эндрю вспоминал, как она, перестав сопротивляться, держала его за руку. Как она обняла его, когда стало ясно, что пути для отступления нет, как поддерживала его, когда он был в отчаянии. Горло сдавил спазм. Она действительно необыкновенная. И очень храбрая. И красива, как сказала Нерисса.

Эндрю снова ощутил гордость. Господи, да ведь он и в самом деле ждет не дождется, когда сможет представить ее родственникам, похвастаться ею. Интересно, какие отношения сложатся у нее с Джульет и Эми. Остается надеяться, что она, английская аристократка, не будет чувствовать себя чужой среди невесток-американок.

Эндрю поспешно записывал свои расчеты. Черт, может, и неплохо, что он женится на женщине, которая в отличие от себе подобных одержима собаками, а не детьми. Вряд ли в доме нужен ребенок. Все эти пеленки, вопли, кашки, бутылочки — фу, от них одно беспокойство. Эндрю содрогнулся.

— Боишься? — спросил Чарльз, стоявший у окна и смотревший, как дождь стучит по брусчатке.

— Еще нет.

Чарльз, покачиваясь на носках, продолжал смотреть в окно. Он был вдумчивым и добрым, и всегда заботился о других, И его прозвище — Любимец — подходило ему как нельзя лучше.

— Ты ей сказал? — тихо, чтобы никто, кроме Эндрю, не слышал, спросил он.

Карандаш замер. Вопрос брата подействовал на Эндрю как ушат холодной воды и снова вернул его в реальность.

— Нет, — ответил он, бросая взгляд на Люсьена. — Просто не нашел подходящего случая.

Чарльз больше ни о чем не спросил. Пламя свечей отбрасывало блики на его волосы. Все звуки, доносившиеся с улицы, приглушались соломой, которую слуги разбросали на мостовой, и он с интересом наблюдал, как воробьи выискивают в ней зерна.

— Я часто задавал себе вопрос, почему тот случай на тебя подействовал, а на меня — нет, — наконец нарушил он затянувшуюся паузу. — Ведь мы оба надышались той гадостью.

— Да, просто я дышал ею дольше.

Чарльз изо всех сил пытался притвориться беззаботным, однако Эндрю слишком хорошо его знал, чтобы понять, насколько тот обеспокоен.

— У тебя в последнее время были приступы?

— Несколько.

— Кажется, эти чертовы доктора ничем не помогли.

— Естественно, нет. Отныне я отказываюсь видеться с ними.

— Приступы стали тяжелее?

— Намного.

— И более частыми? Более сильными? Отличаются от тех, что были раньше?

Эндрю снова принялся чертить.

— Нет. Такие же, как и раньше, хотя видения не повторялись. Я веду записи. Возможно, когда меня упрячут в сумасшедший дом, кто-нибудь прочтет их и продвинется вперед в изучении болезни.

Чарльз дернулся, словно его ударили.

— Прости, — сказал Эндрю, сожалея, что своими словами еще сильнее расстроил брата. Ведь Чарльз просто проявил сострадание, которое было для него таким же естественным, как для самого Эндрю его безумные идеи. — Кажется, сюда идут дамы. — Встав, он закрыл блокнот, спрятал его в карман и с улыбкой похлопал Чарльза по плечу. — А вот и они.

Люсьен и Гарет поднялись с кресел, и все четверо братьев де Монфор поклонились Челси, которая вошла в комнату в сопровождении Нериссы, Джульет и Эми. Челси держалась прямо, стараясь под внешним спокойствием скрыть нервозность. От страха ее подташнивало.

«Что они обо мне думают? Что я уродлива? Что я плоскогрудая? Господи, не допусти, чтобы Эндрю чувствовал из-за меня неловкость! Не допусти, чтобы они жалели его за то, что у него такая костлявая и некрасивая невеста! Не допусти, чтобы повторилось прошлое, когда надо мной смеялись и издевались, называя тощей вороной с аистиными ногами!»

Однако никто из присутствующих не думал ничего подобного. Хотя все четыре женщины были очаровательны, Эндрю любовался только Челси. Своей Челси. Он был так восхищен ею, что у него даже перехватило дыхание.

Он не мог отвести от нее глаз. Ее густые волосы решили не пудрить и собрали в высокую прическу, оставив несколько локонов, которые обрамляли лицо. Ожерелье из розовых жемчужин сочеталось с платьем из блестящего зеленого шелка. Подол юбки был расшит розовыми и золотыми нитями. Корсаж облегал ее стан, подчеркивая тонкую талию и оттеняя совершенный цвет кожи. Несмотря на нервозность, Челси выглядела как принцесса.

Эндрю поспешил к ней, взял ее руку и поцеловал.

— Ты прекрасна, как видение, — тихо проговорил он. В его голосе явственно прозвучали горделивые нотки.

С видом собственника обняв Челси за талию, Эндрю подвел ее к братьям.