Герой мисс Дорнтон

Дейд молчал, глядя на Маргарет и стараясь запомнить ее такой, какой она была в этот момент. Теперь, стоит ему только почувствовать запах апельсинов, он сразу вспомнит их разговор.

— Я не понимаю себя.

— И думаете, что никто другой не поймет? — Маргарет отправила в рот еще одну дольку апельсина, и на ее губе осталась капелька сока.

Дейд протянул ей свой носовой платок, и их пальцы соприкоснулись. При этой мимолетной встрече рук в ее глазах появилась такая нежность, что виконт подумал: из всех людей, кто мог бы задать ему этот вопрос, возможно, она единственная действительно прислушается к его словам.

Она отвернулась, вытирая губы.

— Причина, по которой я ходил на казни, Жемчужина… — начал Ивлин Дейд, и Маргарет резко подняла голову, платок замер в ее руке, — это то, что в смерти я видел окончание жизни, яркой и недолгой, словно пламя свечи. Я ходил, чтобы наблюдать за реакцией человека, когда задувают эту свечу.

— Что? — Забытый апельсин лежал у нее на коленях — бледное солнышко на его носовом платке, луноподобные дольки на квадратике с монограммой, что защищал ее золотистое платье.

— Стали бы вы прислушиваться к последнему шепоту жизни, сорвавшемуся с губ отчаявшегося человека, окруженного толпой бессердечных негодяев, давным-давно ожесточивших свои сердца и души против хрупкой красоты бытия?

Дейд отвел взгляд от опасного изгиба ее обрисованных платьем бедер и посмотрел ей в лицо. На нем застыла боль. Он был прав, когда предположил, что она не захочет слушать его объяснения.

— Но, сэр, вы же не хотите сказать, что действительно искали смысл жизни в подобных местах?

— Нет? Почему вы так думаете?

Маргарет смотрела на него своим глубоким, внимательным взглядом — мудрым взглядом серых глаз, которые поразили его воображение намного сильнее, чем могла это сделать любая казнь. Ее нежные губы, все еще орошенные апельсиновым соком, манили его с необыкновенной силой. Он хотел целовать эти губы после каждого произнесенного ею слова, ощущая вкус апельсина. По ее голосу он сразу определил, что она беспокоится о его душевном спокойствии так, как никто из его знакомых.

— Нежное дыхание жизни — вот что находится между рождением и смертью, — сказала она настойчиво, не сознавая, что походит на добрую старую монахиню. — Оно трепещет в каждом мгновении, что отсчитывают нам часы.

Его глаза не отрывались от апельсина у нее на коленях.

Маргарет продолжила, не замечая, куда он смотрит:

— Жизнь, чистую и совершенную, можно найти в любое мгновение, в самых простых вещах. Ее можно увидеть… — она протянула руку вверх, указывая на облачка пыли в золотистом свете ламп над ними, — в красоте поднимаемой ветром пыли. Жизнь можно услышать в реве толпы. — Она повернула голову, оглядывая зрительный зал, и Дейд услышал глухой говор толпы. — Жизнь можно ощутить в мягкости бархата. — Она погладила ленту, завязанную под грудью. Дейд же представил, как он гладит нечто более мягкое и нежное…

И продолжил, хрипло и медленно выговаривая слова из-за наполнявших его воображение соблазнительных образов:

— Ее можно попробовать на вкус…

«О, как бы я хотел попробовать на вкус эту девушку!»— подумал он. И его губы отозвались на эти мысли:

— …Вкус влажной… плоти…

Она распахнула глаза и чуть приоткрыла рот, когда он потянулся к апельсину, все еще лежавшему на его носовом платке. Долька, отправленная им в рот, оставила фразу незаконченной.

Воцарилась тишина.

— Плоть… апельсина? — неловко договорила Маргарет, перебегая взглядом со своих колен на его губы и обратно.

Он улыбнулся и выгнул бровь, продолжая жевать и думать о другой плоти, которую ему хотелось бы попробовать. Его так долго мучил чувственный голод, что, возможно, поэтому желание оказалось сильнее и нежнее.

Маргарет не смогла придумать новой темы для разговора и слегка покраснела от смущения. Несмотря на свое полное неведение в данном вопросе, она догадалась, о чем думает ее сосед, и инстинктивно замкнулась в себе.

Виконт смотрел на нее в упор, надеясь, что она поднимет глаза от апельсина на коленях.

— Бывает ли так, что иногда жизнь прячется в сверкающих глазах того, кто высказывает глубокие и оригинальные мысли?

Он не был разочарован. Когда она подняла глаза, в них отражались и блики света с арены, и водоворот ее мыслей.

Жемчужно-серые глаза широко распахнулись. Она поняла, что он говорил о ней, но не представляла, как ей ответить.

Его рука поднялась, чтобы поправить упавший ей на щеку локон.

— Может ли жизнь трепетать в локоне волос, который спадает на лицо любимого человека?

Маргарет не знала, куда спрятать глаза. Ее пальцы сжали остатки апельсина.

— Д-да. Маленькие, простые вещи. — Ее голос дрожал.

— Капризная штука — жизнь. Похожа на любовь.

Ее взгляд метнулся в его сторону. Маргарет облизала губы, взволнованная его упоминанием о любви и прикосновением его руки к своим волосам.

— Думаю, что так.

— Я искал ее совершенно не там, где следовало.

Прежде чем она смогла ответить, их разговор был прерван возвращением ее сестер с Алланом и Уоллисом.

— Папа пошел подымить, — сообщил им Аллан.

— Он не хотел делать этого в помещении, где так много опилок, — объяснила Селия.

— Так как боялся пожара, — закончил мысль Уоллис.

Упоминание о пожаре исказило и без того встревоженное лицо Маргарет Дорнтон и заставило Дейда обратить взгляд на толпу под их ложей в поисках Крейтона. Опасность огня была не единственной, с которой они могли столкнуться в этот вечер.

Увиденное не порадовало его. Словно круги от брошенного в воду камня, рябь сплетен расходилась все шире от того места, где стояли Крейтон и его приятели. Головы поворачивались, удивленные или веселые лица поднимались, чтобы поглазеть, изредка кто-нибудь указывал пальцем — и все они смотрели на ложу Дорнтонов.

Ивлин собрался извиниться и пойти искать Крейтона, чтобы вытрясти из него, чего такого он наболтал, но вышеупомянутый джентльмен именно в этот момент вошел в ложу и плюхнулся на стул по другую сторону от Маргарет.

Глава пятнадцатая

Как только мистер Соамс присоединился к ним, начали гасить лампы. Маргарет оглянулась в поисках дяди, обеспокоенная, что тот заметит состояние Крейтона. К счастью для всех, лорд Дорнтон еще не возвращался. Дейд, когда она повернулась к нему, внимательно разглядывал Соамса.

Началось главное представление. Декорации изображали деревню, освещенную факелами. В центре женщина-крестьянка, окруженная прусскими солдатами, повествует о своей горестной судьбе. Пруссаки оставались равнодушными. Маргарет наклонилась вперед, увлеченная пантомимой. Кузнецы в четком ритме выбивали молотками искры на наковальне, звук рожка возвестил о прибытии Наполеона и его свиты.

— Гомерсал, — объявил Крейтон.

— Что? — Маргарет на секунду отвлеклась от игры артистов.

— Ш-ш-ш, — прошипели остальные зрители.

Мистер Соамс счел необходимым наклониться как можно ближе к уху Маргарет, чтобы объяснить ей смысл своего замечания.

— Молодой человек, играющий Наполеона. Его фамилия Гомерсал, и, как мне говорили, он очень похож на своего героя.

— Действительно так? — Маргарет повернулась к Дейду, надеясь, что Крейтон отпустит ее плечо и будет обдавать своим влажным, горячим, отдающим перегаром дыханием кого-то другого, а не ее.

Дейд кивнул, лишь на мгновение оторвав глаза от арены.

— Необыкновенно похож, — тихо сказал он, — Рост, осанка, фигура. А лошадь, на которой он едет, точная копия любимого коня Наполеона. — Он замолчал, почти в трансе глядя на арену.

Маргарет, однако, было трудно вернуться к представлению. Ее внимание отвлекло другое действие. В своем одурманенном состоянии Крейтон Соамс впал в игривое настроение. Первые прикосновения его локтя, плеча или колена она сочла случайностью, которую можно было объяснить теснотой в ложе. Когда же она трижды отстранялась от него, а его конечности все так же тянулись к ее телу, Маргарет пришлось признать его дурные намерения.