Ревнивая лампа Аладдина

– Но ведь сегодня глашатаи объявили о твоей свадьбе! Как же ты смогла покинуть дворец, девушка моих снов?

– Ах, Аладдин… Этой свадьбы не хотел никто. Старик, которому я была предназначена в жены, появился на пороге моего дома лишь сегодня. Он суров и страшен, его руки холодны, а душа черна, словно самая черная ночь… Ну разве я могла стать его женой?

– И ты ослушалась повеления своего отца? – в голосе Аладдина зазвучал неподдельный ужас. – Осмелилась ослушаться повеления всесильного халифа?!

– О нет, мой прекрасный Аладдин. Я лишь решила, что если мне суждено сегодня найти того, кто станет спутником всех моих дней, то это будет не какой-то страшный незнакомец, в недобрый час постучавший в дворцовые ворота, а тот единственный, кого я сама выберу себе в мужья. Это ты, мой прекрасный Аладдин…

Голова Аладдина кружилась уже от того, что Будур, девушка его грез, стоит рядом с ним. А этих слов, наполненных сладким ядом лести, хватило, чтобы разум, пусть ненадолго, но покинул его, и ощущал юноша лишь вожделение и жажду.

Он робко обнял джиннию и прижался устами к ее устам полудозволенным поцелуем.

От этого несмелого прикосновения Хусни почувствовала, как на нее накатывает волна удовольствия, вызывая покалывание во всем теле. Это было удивительное ощущение. Такое давно забытое и такое прекрасное… ощущение, связанное с волнующим ожиданием.

«Но Аладдин еще не знал женщины. И, боюсь, может наделать ошибок… Да к тому же таких, что надолго отравят для него страсть…»

Эти мысли вихрем пронеслись в голове Хусни. Но она отмахнулась от них. «Но я же рядом! Я помогу ему! И потом, не будить же неспящего Алима, чтобы он дал Аладдину несколько уроков!»

Губы Аладдина стали так настойчивы, что трезвые мысли покинули головку Хусни через миг после того, как появились.

На полу лежали большие подушки. Не отрываясь от прекрасной девушки, Аладдин опустился на них.

– Не торопись, пылкий юноша!

– О нет, звезда моей жизни, я не тороплюсь. Но и ты не бойся! Я перечитал все трактаты о любви, что только нашлись в этом городе! Я столько раз представлял, как сожму тебя в своих объятиях, что тебе бояться нечего! Эта ночь станет для тебя ночью любви и неги!

Хусни усмехнулась.

– Сладкие и достойные речи! Но я не боюсь. Ведь я же сама пришла к тебе. И теперь мы вместе!

Аладдин нежно гладил девушку. Его пальцы чуть подрагивали. Хусни почувствовала, что он мечтает, но не решается избавить ее от одеяний. Тогда она встала и одним движением плеч сбросила верхнюю темно-лиловую накидку, оставшись лишь в тонкой газовой. Но, увы, для юноши, что увидел на пороге своих «покоев» девушку, о которой мечтал, этого было недостаточно. Вернее было бы сказать, что и тонкий газ покрывала оставался для него столь же нерушимой преградой, как и каменная стена.

«О Аллах, – подумала Хусни, – ну как же ему подсказать, что эта тонкая ткань улетит от одного его прикосновения?!»

И словно услышав эти слова, Аладдин потянул газовую накидку на себя. Покрывало соскользнуло с плеч и головы, оставив Хусни в вышитом кафтане.

– Аллах милосердный, как же ты прекрасна, звезда моих грез! Но как я боюсь прикоснуться к тебе! Боюсь сделать тебе больно!

– Почему, о лучший из мужчин?

– Потому что мои руки привыкли не только к каламу и листу пергамента, но и к горну, где плавится металл. Мои ладони грубы и жестки, они могут ранить твою жемчужно-нежную кожу…

– Не думай о таких пустяках, Аладдин. Постарайся просто делать то, что тебе хочется. И старайся услышать мои желания. И тогда все будет волшебно-прекрасно.

– Аллах милосердный, я буду стараться.

И губы юноши прижались к ладони Хусни, а она уже сейчас чувствовала неукротимое желание, которое загорелось в этом сильном молодом теле. Быть может, джинния, став человеком, не могла читать мысли, но она и так очень хорошо чувствовала все, что сейчас происходило в душе этого удивительного мальчика-мужчины.

Словно подслушав мысли Хусни, Аладдин наконец решился. Не отрываясь от губ своей прекрасной гостьи, он сумел лишить ее и кафтана, и шаровар. Тело джиннии прикрывала теперь лишь тоненькая полупрозрачная рубашка, расшитая шелком.

Куда-то делось и одеяние самого Аладдина. Хусни поразилась тому, как силен этот юноша, как красиво его тело. И еще об одном успела подумать джинния, отдаваясь все более настойчивым ласкам: «Как же не похожи его руки на руки Инсара-мага! Я чувствую его страсть, его желание, его любовь… А в объятиях Инсара я ощущала лишь холод и расчет!»

Страсть захватила и Хусни. Да, теперь она жаждала ласк, которые ей подарит этот пылкий возлюбленный. Казалось, не со страниц книги знакомы были ему ласки, так как он стал учителем и наставником в этой удивительной любовной игре…

Хусни почувствовала, как у нее в груди заломило от желания. Ей хотелось, чтобы ее ласкали, не отпуская ни на миг. Она жаждала новых прикосновений Аладдина. Жаждала так, будто всегда знала это пылкое тело.

Аладдин легонько взял девушку за плечи, помог ей выпрямиться, удобнее усадил среди горы подушек. Она прижалась к нему всем телом, но затем отстранилась, давая ему возможность ласкать ее. Его руки все настойчивее гладили тело девушки, а уста становились все требовательнее и жарче.

И вот она заметила изменения в себе самой. Ее тело напряглось, внизу живота появились жар и легкое покалывание. Теперь она чувствовала, что предназначена именно этому мужчине.

Хусни подняла руки и положила их на плечи Аладдина. От этого прикосновения он вздрогнул, но тут же прижался к джиннии, глубоко вдыхая аромат ее волос и тихо постанывая от страсти, которая разгоралась и в его чреслах.

Эти негромкие звуки заставили джиннию трепетать. Она почувствовала, как внизу живота все сжалось, и невольно резко выдохнула.

– Не бойся, моя звезда, – проговорил Аладдин, слегка нажимая на плечи Хусни и заставляя ту откинуться на подушки.

Да, некогда Хусни была мужней женой, считала себя женщиной опытной и страстной. Но сейчас ласки этого удивительного юноши показали ей, что она куда менее опытна, чем он, знавший об искусстве любви лишь из книг. Ибо его направляла сейчас чистая любовь – лучший учитель, какого только может пожелать человек.

Хусни чувствовала: Аладдин сильно напряжен. Она знала, что он мечтает о миге соединения и его останавливает лишь страх причинить ей боль.

Чтобы показать, что она не боится, Хусни сбросила рубашку и протянула к Аладдину руки.

– Иди ко мне, прекрасный Аладдин! И ничего не бойся, нам поможет любовь.

Но еще несколько долгих мгновений он не решался взять ее руки в свои, лишь пожирал глазами совершенное тело своей возлюбленной. Ей хотелось прикоснуться к нему, чтобы облегчить его страдания юноши. Она знала, что ему очень больно, потому что сама испытывала боль. Но эту боль можно было преодолеть лишь сообща. И наконец он решился.

Прохладный воздух был не в силах остудить разгоряченную кожу девушки, а пальцы Аладдина, наконец охватившие ее плечи, обожгли неиспытанным, немыслимым желанием.

Хусни застонала от удовольствия, когда руки Аладдина с плеч опустились ей на грудь. Склонившись, юноша начал целовать ее шею, опускаясь вслед за руками все ниже. Голова Хусни кружилась, и ей пришлось схватить Аладдина за плечи, чтобы ощутить хоть что-то устойчивое в этом мире.

Это было просто божественно! Хусни откинулась на спину, слегка раскачиваясь и пытаясь запомнить сладостные мгновения. Она испытывала невероятное блаженство, когда руки Аладдина скользили по ее телу, словно по гладкому шелку, а жесткие волоски на его груди слегка покалывали ее перси. Он прижал ее к себе и некоторое время не отпускал, чтобы она привыкла к нему.

– Теперь ты моя навсегда!

Аладдин вновь склонил к ней голову и поцеловал ее в шею, нежно накрыв руками ее груди.

Она расслабилась. Иначе и быть не могло. Он действовал умело и чувствовал, как следует прикасаться к женщине, чтобы доставить ей удовольствие.